Фёдор Малаев.  Летят самолёты. 1950 г.
Фёдор Малаев.  Летят самолёты. 1950 г.
Для увеличения изображения наведите курсор на рисунок.

Был ли распад Советского Союза неизбежным?

Щёлкните мышкой по значку   Оглавление   в верхнем левом углу и сможете перейти к любому разделу книги.

 

Оглавление (ссылки).

  1. Почему удалось победить в гражданской войне и интервенции?
  2. Тяжёлый путь установления социализма в России
  3. Русский дух социализма
  4. Репрессии
  5. Борьба за власть после смерти Сталина
  6. Роковые ошибки при осуждении культа личности
  7. Попытки остановить падение экономики
  8. Разложение в партии
  9. От социализма к капитализму
  10. Власть партии или власть народа
  11. Кто же виноват в распаде Советского Союза?
 

Почему удалось победить в гражданской войне и интервенции?

«Справедливо сравнивают лицо живого народа с огнезарным солнцем: оно всем видно, но его нельзя разглядеть. Однако не следует желать, чтобы непроницаемое мимолётное облако смягчило бы ослепительный свет этого солнца — лучше сделать настойчивую попытку вглядеться защищёнными глазами в его яркую поверхность и присмотреться терпеливо к его высотам и его низинам, к его светлым пространствам и к его пятнам. Душа великого народа есть всегда мозаичная ткань, ажурная и многоцветная. Никогда нельзя давать однородную окраску тому национально-психологическому явлению, которое представляет собой целый радужный спектр. На громадной вращающейся сцене всемирно-исторического театра народ вырисовывается то одной, то другой своей индивидуальной гранью. Исторические снимки с этого подвижного оригинала должны давать тонкую и бережную светотень. Особенно трудно соблюсти это первостепенное общественно-психологическое требование когда народ духовно-богатый и сильный переживает, подобно народу русскому, мучительно-кошмарную ступень своего духовного роста. Тогда трудно наблюдателю избегнуть одной нравственно-оптической ошибки: всё недужное и преступное прежде всего бросается в глаза, застилает горизонт и врезывается в память» (Валентин Сперанский, «Религиозно-психологические наброски современной России», 1926 г.).

О распаде Советского Союза идут нескончаемые споры: можно ли было этого избежать или этот процесс был неотвратим? Но ведь здесь было два события: крушение социалистического строя и распад государства. Поэтому мы имеем два вопроса, а не один. Первый — относительно политической системы, второй — относительно государства.

Насколько закономерна была с точки зрения марксизма революция в России? Например, «Манифест Коммунистической партии» был опубликован в 1848 году на на английском, французском, немецком, итальянском, фламандском и датском языках. Вот в каких странах, по первоначальным прикидкам, и должна была произойти пролетарская революция, которая, как полагал Маркс, победит одновременно в нескольких государствах Западной Европы. Свои теории он разрабатывал изучая, прежде всего, экономические отношения в Англии. Страны Восточной Европы были вне интересов Маркса из-за слабого развития капитализма и практически отсутствия пролетариата. То есть марксизм был предназначен для условий Западной Европы, учитывал особенности её экономического и политического состояния и психологию её населения. И когда появившиеся в России социалисты писали Марксу письма с просьбой их проконсультировать, он всегда подчёркивал, что выводы в своих исследованиях делал для западноевропейских стран, в которых экономические условия отличались от российских.

После реформ 1861 года в России начали быстро развиваться капиталистические отношения и формироваться пролетариат. Анализируя развитие капитализма в XX веке, Ленин пришёл к выводу о возможности победы социализма первоначально в одной стране: «Неравномерность экономического и политического развития есть безусловный закон капитализма. Отсюда следует, что возможна победа социализма первоначально в немногих или даже в одной, отдельно взятой, капиталистической стране» («О лозунге Соединенные Штаты Европы»). Хотя рабочий класс в России по сравнению с Западной Европой был несравненно менее развит и по относительной численности, и по своему политическому развитию, но многие обстоятельства ослабили возможность буржуазии в России оказать сопротивление пролетарскому движению.

Ещё осенью 1917 года восстание русского пролетариата и завоевание им государственной власти представлялось смелой, но безнадёжной попыткой. Тогда казалось, что всемирный империализм — это громадная и непобедимая сила, и что рабочие отсталой страны, делая попытку восстать против него, поступают, как безумцы. Но — получилось.

Ленин писал, что в России к октябрю 1917 года сложились благоприятные условия для начала социалистической революции: «1) возможность соединить советский переворот с окончанием, благодаря ему, империалистской войны, невероятно измучившей рабочих и крестьян; 2) возможность использовать на известное время смертельную борьбу двух всемирно-могущественных групп империалистских хищников, каковые группы не могли соединиться против советского врага; 3) возможность выдержать сравнительно долгую гражданскую войну, отчасти благодаря гигантским размерам страны и худым средствам сообщения; 4) наличность такого глубокого буржуазно-демократического революционного движения в крестьянстве, что партия пролетариата взяла революционные требования у партии крестьян (социалистов-революционеров, партии, резко враждебной, в большинстве своем, большевизму) и сразу осуществила их благодаря завоеванию политической власти пролетариатом; — таких специфических условий в Западной Европе теперь нет и повторение таких или подобных условий не слишком легко» («Детская болезнь "левизны" в коммунизме», 1920 г.).

В беседе с товарищами на III конгрессе коммунистического Интернационала в 1921 году Ленин рассказал, как менялась политическая тактика по мере развития революционных предпосылок. В начале войны большевики придерживались только одного лозунга — гражданская война и притом беспощадная и каждого, кто не выступал за гражданскую войну, они клеймили как предателя. Но в марте 1917 года руководство партии, вернувшись в Россию, совершенно изменило свою позицию. Поговорив с крестьянами и рабочими, большевики увидели, что они все стоят за защиту отечества, а таких простых рабочих и крестьян нельзя называть негодяями и предателями. Это стали характеризовать как «добросовестное оборончество». Ленин объяснил, что первоначальная позиция в начале войны была правильной, поскольку тогда важно было создать определённое, решительное ядро в партии. Последующая позиция была также правильной, так как она исходила из того, что нужно было завоевать массы.

После Февральской революции большевики вели весьма разумную политику. Свою борьбу против парламентарной буржуазной республики и против меньшевиков они начали очень осторожно и не призывали в начале к свержению правительства, а разъясняли невозможность его свержения без предварительных изменений в составе и настроении Советов, где они ещё не имели большнства. Они не провозглашали бойкота буржуазного парламента, учредилки (Учредительного собрания), а говорили, что буржуазная республика с учредилкой лучше такой же республики без учредилки, а рабоче-крестьянская, советская республика лучше всякой буржуазно-демократической, парламентарной республики. Такая осторожная и длительная подготовка во многом способствовала успеху восстания в октябре 1917 года и удержанию победы.

Почему большевикам сравнительно быстро и легко удалось захватить власть в стране и начать социалистические преобразования? Ленин в статье «Выборы в Учредительное собрание и диктатура пролетариата» (декабрь, 1919 г.) показал это на цифрах. Он проанализировал опубликованные результаты выборов во Всероссийское учредительное собрание (учредилку) по по 54 округам из 79. Эти округа охватывали европейскую часть и Сибирь. Большевики, то есть партия пролетариата, получили 25%; мелкобуржуазные партии: меньшевики, эсеры — 62%; партии, отражающие интересы буржуазии и помещиков: кадеты и прочие — 13%. Таким образом, правые партии очевидно и разгромно проиграли. Но и левая партия — большевиков — набрала относительно немного голосов. Однако, если посмотреть по регионам, то картина становиться сложнее. В Поволжско-Чернозёмном регионе, в Сибири и на Украине, то есть там, где преобладало крестьянское население, эсеры получили 70% и более. Но в Северном и Центрально-Промышленном регионах большевики получили, соответственно, 40% и 44% против 38% и 38% у эсеров. В Западном регионе у большевиков было 44% против 43% у эсеров. Таким образом, в промышленных центрах большевики имели небольшое, но преобладание над эсерами. В армии и флоте эсеры имели небольшое преимущество: 43% против 38% у большевиков, но можно утверждать, что вооружённые силы были в значительной мере большевистскими.

По крупным городам преимущество большевиков было существенным: в Петербурге — 45% против 16% у эсеров, в Москве — 56% против 25% у эсеров, в Петроградской губернии — 50% против 26%, в Московской — 56% против 25% у эсеров, в Тверской — 54% и 39% у эсеров, во Владимирской — 56% против 32% у эсеров, в Лифляндской — 72% против 0% у эсеров.

Как же могло произойти такое чудо (Ленин часто употреблял это слово), как победа большевиков, имевших ¼ голосов, над мелкобуржуазными демократами, шедшими в союзе с буржуазией и вместе с ней владевшими ¾ голосов? Большевики победили, прежде всего, потому, что имели за собой громадное большинство пролетариата, а в нём самую сознательную, энергичную и революционную часть. Конкурирующая с ними среди пролетариата партия меньшевиков, потерпела к этому времени поражение на выборах (9 млн голосов против 1,4 млн).

Кроме того, большевики имели могучий ударный кулак в столицах, то есть в решающий момент в решающем пункте имели подавляющий перевес сил. Столицы или вообще крупнейшие торгово-промышленные центры в значительной степени решают политическую судьбу страны. В обеих столицах большевики имели почти вчетверо больше, чем эсеры, мало того, больше, чем эсеры и кадеты вместе взятые.

Победу, среди прочего, обеспечило и то новое, что Ленин внёс в классический марксизм. Европейские социалисты полагали, что пролетариат должен сначала завоевать большинство посредством всеобщего избирательного права, потом получить на основании такого большинства государственную власть и затем уже, на этой основе «последовательной» (иногда говорят: «чистой») демократии, организовать социализм. Коммунисты в России на основании опыта русской революции пришли к выводу: пролетариат должен сначала низвергнуть буржуазию и завоевать себе государственную власть, а потом эту государственную власть, то есть диктатуру пролетариата, использовать как орудие своего класса в целях приобретения сочувствия большинства трудящихся. Реальная жизнь показала, что лишь в долгой и жестокой борьбе тяжёлый опыт колеблющейся мелкой буржуазии приводит её, после сравнения диктатуры пролетариата с диктатурой капиталистов, к выводу, что первая лучше последней.

Завоевав государственную власть, большевики немедленно объявили старый государственный аппарат распущенным и передали всю власть Советам. А в Советы допускались только трудящиеся и эксплуатируемые, при исключении всех и всяческих эксплуататоров. Таким образом, сразу, одним ударом после завоевания государственной власти была отвоёвана у буржуазии громадная масса её сторонников из мелкобуржуазных и социалистических партий. Гениальность Ленина заключалась в том, что он буквально на ходу улавливал происходящие изменения, определял их суть и быстро менял тактику. Так было с аграрной программой. Большевики отказались от своей и осуществили эсеровскую программу. Это обеспечило переход крестьян на их сторону, и таким образом пролетариат отвоевал у эсеров крестьянство.

Советскую власть часто упрекали в том, что она, разогнав Учредительное собрание, нарушила демократию. В ответ на эти обвинения Ленин объяснял, что большевики не придавали значения той демократии и тому Учредительному собранию, которые возникли при существовании частной собственности на средства производства и землю, когда люди не были равны между собою, когда имеющий собственный капитал был хозяином, а остальные, трудящиеся у него, были его наёмные рабы. Такая демократия только прикрывала собою неравенство и эксплуатацию даже в самых передовых государствах. Социализм же ставит своей задачей борьбу против всякой эксплуатации человека человеком, и потому социалисты являются сторонниками демократии лишь постольку, поскольку она облегчает положение трудящихся и угнетённых.

Как вскоре стало ясно, власть захватить оказалось намного легче, чем её удержать. «Весна 1918 года была очень тяжёлая. Моментами было такое чувство, что всё ползёт, рассыпается, не за что ухватиться, не на что опереться. С одной стороны, было совершенно очевидно, что страна загнила бы надолго, если бы не Октябрьский переворот. Но с другой стороны, весной 1918 года невольно вставал вопрос: хватит ли у истощённой, разорённой, отчаявшейся страны жизненных соков для поддержания нового режима? Продовольствия не было. Армии не было. Государственный аппарат еле складывался. Всюду гноились заговоры. Чехословацкий корпус держал себя на нашей территории как самостоятельная держава. Мы ничего, или почти ничего, не могли ему противопоставить» (Троцкий, «Вокруг Октября»).

Ленин позже вспоминал, что несмотря на всю тяжесть Брестского мира, была надежда на строительство социализма в мирных, спокойных условиях: «В начале 1918 года, когда после краткого по времени, очень сильного по удару наступления немецкого империализма в условиях полного распада старой капиталистической армии, в условиях, когда армии своей мы не имели и в короткий срок создать её не могли, хищники немецкого империализма навязали нам Брестский мир. Казалось, что военные задачи вследствие слабости реальной силы Советской власти отошли на второй план. Казалось, что мы сможем перейти к задачам мирного строительства... Тогда, после краткого перерыва войны с немецким империализмом, перед нами стали на первый план задачи мирного строительства...Гражданская война ещё не начиналась. Краснов только ещё появлялся на Дону, пользуясь немецкой помощью. На Урале и на севере не было никаких выступлений. В руках Советской республики была громадная территория, за исключением того, что от неё отнял Брестский мир. Обстановка была такова, что можно было рассчитывать на продолжительный период мирной работы» ( речь на III Всероссийском съезде профсоюзов).

Гражданская война началась в июне 1918 года с мятежа чехословацкого военного корпуса, который был сформирован в России ещё до революции из чехов и словаков, попавших в плен в качестве солдат австро-венгерской армии. По соглашению от 26 марта 1918 года Советское правительство предоставило корпусу возможность выехать из России через Владивосток при условии сдачи корпусом оружия и удаления из командного состава русских офицеров. Но контрреволюционное командование корпуса по указке и при поддержке США, Англии и Франции спровоцировало в конце мая вооружённый мятеж чехословаков против Советской власти. Действуя в тесном контакте с белогвардейцами и кулачеством, белочехи заняли значительную часть Урала, Поволжья, Сибири, повсеместно восстанавливая власть буржуазии. В районах, занятых чехословацкими мятежниками, были образованы при участии меньшевиков и эсеров белогвардейские правительства.

30 октября 1918 года турецкое правительство подписало со странами Антанты Мудросское перемирие, которое включало, в частности, пункт о согласии Турции на оккупацию Баку державами Антанты. В ноябре 1918 года турки в соответствии с этим соглашением вывели свои войска из Баку, и город был оккупирован англичанами. Советская власть осталась без нефти.

Гражданская война за четыре года причинила России неисчислимые тягости. Сохранить остатки промышленности, чтобы не совсем разбежались рабочие, создать армию — вот главные задачи, которую себе ставили большевики.

Ситуация была настолько тяжёлая, что 4 февраля 1919 года советское правительство сделало империалистическим державам предложение о прекращении гражданской войны на следующих условиях: 1) Советская Россия признает царские долги капиталистическим странам; 2) в качестве гарантии выплаты займов и процентов по ним она соглашается отдать в залог некоторые сырьевые ресурсы; 3) предоставит концессии по их выбору; 4) готова пойти на территориальные уступки в форме военной оккупации некоторых областей вооруженными силами Антанты или ее русских агентов. В марте для переговоров прибыл представитель Антанты Буллит. Однако эти предложения были расценены Англией, Францией, США, Японией и белыми армиями как доказательство слабости большевиков. Им казалось тогда, что стоит только сделать ещё одно усилие и Советская власть падёт. Иностранные державы отказались принять эти предложения. Они расширили интервенцию и усилили поддержку белым армиям. Вскоре после отъезда Буллита из Советской России Колчаку удалось добиться некоторых успехов на Восточном фронте, и Антанта, надеясь на разгром Советского государства, отказалась от переговоров о мире. Вильсон запретил публиковать привезенный Буллитом проект соглашения, а Ллойд Джордж, выступая в парламенте, заявил, что он вообще не имеет отношения к переговорам с Советским правительством.

На Дальнем Востоке крайняя опасность исходила от Японии, но здесь на помощь пришли противоречия между державами: «Если мы возьмем Японию, которая держала в своих руках почти всю Сибирь и которая, конечно, могла помочь во всякое время Колчаку, — основная причина, почему она этого не сделала, заключается в том, что её интересы коренным образом расходятся с интересами Америки, что она не хотела таскать каштаны из огня для американского капитала» (Ленин, речь на VIII Всероссийском съезде советов, 22.12.1920 г.).

Страны Антанты не могли вести крупную интервенцию против России, поскольку оказалось, что французские и английские войска не желали воевать против рабочих и крестьян и заражались социалистической идеологией, с которой возвращались на родину. Тогда Запад решил натравить на Советскую власть малые пограничные государства. Были пущены в ход все способы давления: финансового, продовольственного, военного характера, чтобы заставить Эстляндию, Финляндию, Латвию, Литву и Польшу идти против России. Сознавая важность положения, Антанта приложила все усилия, чтобы добиться этой помощи, и тем не менее она потерпела крах. История похода Юденича на Петроград показала, что этот второй метод ведения войны сорвался. А ведь самой небольшой помощи Финляндии или — немного более — помощи Эстляндии было бы достаточно, чтобы решить судьбу Петрограда. Во всех этих малых государствах нации были настроены решительно враждебно к Советской России, тем не менее большевикам удалось правительства этих стран повернуть на свою сторону.

Как это удалось? Потому, что каждое из этих государств после пережитой империалистской войны не могло не колебаться в вопросе о том, есть ли им расчёт бороться против большевиков, когда другим претендентом на власть в России, является только Колчак или Деникин, то есть представители старой империалистской России.

Если первые месяцы после революции Советская власть держалась потому, что германский и английский империализм были в мёртвой схватке друг с другом, если после этого полугодия она держалась ещё больше полугода потому, что войска Антанты оказались неспособными бороться против России, то следующий год удалось продержаться с успехом потому, что попытка великих держав мобилизовать малые страны потерпела крушение из-за противоречия интересов международного империализма и интересов этих стран.

Однако никто не отвергал общего положения, что пролетарская революция может стать победоносной лишь победив в нескольких наиболее развитых странах. Поэтому большевики рассчитывали, что Октябрьский переворот послужит катализатором для революций в других странах. «Если мы взяли всё дело в руки одной большевистской партии, то мы брали его на себя, будучи убеждены, что революция зреет во всех странах, и, в конце концов... международная социалистическая революция придёт... Наше спасение от всех этих трудностей — повторяю — во всеевропейской революции» (Ленин, речь на седьмом экстренном съезде РКП(б), март, 1918 г). Выступая в Московском совете 23.04.1918 года, Ленин говорил: «Мы погибнем, если не сумеем удержаться до тех пор, пока мы не встретим мощную поддержку со стороны восставших рабочих других стран».

В первые годы Советской власти идея скорой победы мировой революции всё-таки представлялась вполне реальной, и казалось, что вот-вот западноевропейские государства разрушатся, и их бывшие граждане объединятся в одном государстве рабочих и крестьян. В резолюции IV Чрезвычайного Всероссийского съезда Советов в марте 1918 года говорилось: «Съезд глубочайше убеждён, что международная рабочая революция не за горами и что полная победа социалистического пролетариата обеспечена, несмотря на то, что империалисты всех стран не останавливаются перед самыми зверскими средствами подавления социалистического движения». Год спустя, в декабре 1919 года на VII съезде советов Ленин говорил проблемах России в связи с запаздыванием революции в Европе: «Наша, если можно так выразиться, ставка на международную революцию подтвердилась всемерным образом, если смотреть в общем и целом. Но с точки зрения быстроты развития мы пережили время особенно тяжёлое, мы испытали на себе, что развитие революции в более передовых странах оказалось гораздо более медленным, гораздо более трудным, гораздо более сложным. Это не может нас удивлять, потому что — естественное дело — для такой страны, как Россия, было гораздо легче начать социалистическую революцию, чем для передовых стран. Но, во всяком случае, это более медленное, более сложное, более зигзагообразное развитие социалистической революции в Западной Европе возложило на нас невероятнейшие трудности».

Осенью 1918 года начали назревать революционные события в Германии, которые вселили большие надежды на европейский пролетариат. Ленин писал Свердлову и Троцкому 1.10.1918 г.: «Дела так ускорились в Германии, что нельзя отставать и нам...Международная революция приблизилась за неделю на такое расстояние, что с ней надо считаться как с событием дней ближайших. Никаких союзов ни с правительством Вильгельма, ни с правительством Вильгельма II + Эберт и прочие мерзавцы. Но немецким рабочим массам, немецким трудящимся миллионам, когда они начали своим духом возмущения (пока еще только духом), мы братский союз, хлеб, помощь военную начинаем готовить. Все умрём за то, чтобы помочь немецким рабочим в деле движения вперед начавшейся в Германии революции. Вывод: 1) вдесятеро больше усилий на добычу хлеба (запасы все очистить и для нас и для немецких рабочих). 2) вдесятеро больше записи в войско. Армия в 3 миллиона должна быть у нас к весне для помощи международной рабочей революции».

А в телеграмме Орловскому и Курскому обкомам от 9. XI. 1918 г. Ленин писал уже о задачах совместных боевых действий: «...Вильгельм отрекся от престола. Необходимо напрячь все усилия для того, чтобы как можно скорее сообщить это немецким солдатам на Украине и посоветовать им ударить на красновские войска, ибо тогда мы вместе завоюем десятки миллионов пудов хлеба для немецких рабочих и отразим нашествие англичан, которые теперь подходят эскадрой к Новороссийску». Но, как известно, немецкие рабочие в конце-концов выбрали не пролетарскую революцию, а нацистский режим.

В 1919 году вспыхнула революция в Венгрии. Против неё при поддержке Антанты выступила румынская армия. Венгры просили о помощи, но Советская Россия сама с трудом отбивалась от наседающих со всех сторон врагов. Ленин писал в июле 1919 года в ответ на сообщение Бела Куна о тяжёлом положении Венгерской Советской республики в связи с начавшейся интервенцией и просьбу о срочной помощи со стороны Советской России: «Мы знаем тяжёлое и опасное положение Венгрии и делаем всё, что можем. Но быстрая помощь иногда физически невозможна».

Революция в европейских странах задерживалась, и в конце 1919 года уже начали появляться сомнения в возможности рабочих в Европе самостоятельно осуществить пролетарскую революцию: «Само собой понятно, что окончательно может победить только пролетариат всех передовых стран мира, и мы, русские, начинаем то дело, которое закрепит английский, французский или немецкий пролетариат; но мы видим, что они не победят без помощи трудящихся масс всех угнетенных колониальных народов, и в первую голову народов Востока» (Ленин, доклад на II Всероссийском съезде коммунистических организаций народов Востока 22.11.1919 г.).

Но надежда на европейский пролетариат не угасала, и выступая 29 марта 1920 года на открытии IX съезда партии, Ленин выразил уверенность в скорой победе социализма в Германии: «...что особенно наполняет нас радостью и бодростью, это те вести, которые каждый день мы получаем из Германии и которые показывают, что, как ни трудно, ни тяжело рождается социалистическая революция, пролетарская советская власть в Германии растёт неудержимо... что не далеко время, когда мы будем идти рука об руку с немецким советским правительством».

Если бы изначально не было уверенности в революции в Европе, возможно, её не было бы и в России. Ленин, выступая на торжественном собрании 6 ноября 1920 года говорил: «Три года тому назад, когда мы сидели в Смольном, восстание петроградских рабочих показало нам, что оно более единодушно, чем мы могли ожидать, но, если бы в ту ночь нам сказали, что через три года будет то, что есть сейчас, будет вот эта наша победа, — никто, даже самый заядлый оптимист, этому не поверил бы. Мы тогда знали, что наша победа будет прочной победой только тогда, когда наше дело победит весь мир, потому что мы и начали наше дело исключительно в расчёте на мировую революцию». Хотя Маркс и Энгельс были уверенны в победе пролетариата в Западной Европе, но этого не произошло. Возможно, причиной этого было особое состояние психологии и привычек западного обывателя, которые ни Маркс, ни Энгельс не смогли понять и учесть.

В чём причины победы Советской власти, одержанные в почти безвыходной ситуации? Ленин объяснил, почему была одержана одна из важнейших — над армией Колчака: «...если бы не опыт крестьянства, которое сравнивало власть диктаторов буржуазии с властью большевиков, этой победы не было бы. А ведь диктаторы начали с коалиции, с Учредительного собрания, в этой власти участвовали те же эсеры и меньшевики... Колчак начал в союзе с ними, с людьми, которым оказалось мало опыта Керенского, и они проделали второй опыт. Он потребовался для того, чтобы против большевиков поднялись окраины, самые оторванные от центра. Мы не могли дать крестьянам в Сибири того, что дала им революция в России. В Сибири крестьянство не получило помещичьей земли, потому что там её не было, и потому им легче было поверить белогвардейцам. В эту борьбу были вовлечены все силы Антанты и той армии империалистов, которая менее всего в войне пострадала, — армии японской. Мы знаем, что сотни миллионов рублей были употреблены на помощь Колчаку, что были использованы все средства для его поддержки. Чего же не было на его стороне? Всё было. Всё, что есть у могущественных держав мира, крестьянство и громадная территория, где промышленного пролетариата почти не было. Отчего же все это разбилось? Оттого, что опыт рабочих, солдат и крестьян ещё раз показал, что большевики в своих предсказаниях, в своем учёте соотношения общественных сил были правы, говоря, что союз рабочих и крестьян трудно осуществляется, но во всяком случае является единственным непобедимым союзом против капиталистов» (речь на соединённом заседании, посвящённом двухлетней годовщине октябрьской революции, 7.11. 1919 г.).

В конце концов, в отсутствии международной победы пролетариата, Россия отвоевала себе право на самостоятельное существование рядом с капиталистическими державами. Гражданская война и интервенция изменила весь ход революционных преобразований в России. Страна была полностью разорена, и вместо строительства социализма, пришлось начать с возрождения государства из руин. Не большевики были причиной разрухи, а страны Антанты и Японии, которые поддерживали контрреволюционные восстания и мятежи, и сами оккупировали значительные области России.

«Мы представляли себе...грядущее развитие в более простой, в более прямой форме, чем оно получилось. Мы говорили себе, говорили рабочему классу, говорили всем трудящимся как России, так и других стран: нет другого выхода из проклятой и преступной империалистической бойни, как выход революционный, и, разрывая империалистическую войну революцией, мы открываем единственно возможный выход из этой преступнейшей бойни для всех народов. Нам казалось тогда, — и не могло казаться иначе, — что эта дорога является ясной, прямой и наиболее лёгкой. Оказалось, что на эту прямую дорогу, которая только одна действительно вывела нас из империалистических связей, из империалистических преступлений и из империалистической войны, продолжающей угрожать всему остальному миру, оказалось, что по крайней мере так быстро, как мы рассчитывали, на эту дорогу другим народам вступить не удалось. И если тем не менее мы видим теперь то, что получилось, видим единственную социалистическую Советскую республику, существующую в окружении целого ряда бешено-враждебных ей империалистических держав, то мы задаём себе вопрос: как могло это получиться?» (Ленин, доклад на IX Всероссийском съезде советов, 23.12.1921 г.).

Гражданская война закончилась, хотя остатки белого движения, оказавшись за пределами России, надеялись на продолжение борьбы. Но эта надежда была заблуждением, проистекавшим из непонимания того, как изменилась страна и русский народ. Это понимали наиболее разумные представители образованного общества. Русский философ Николай Александрович Бердяев (1874-1948), несмотря на то, что был выслан из страны в 1922 году, писал в 1927 году в Париже, возражая одному из сторонников борьбы с советской Россией историку Николаю Сергеевичу Арсеньеву:

«Н.С.Арсеньев по своему настроению эмоционально всё ещё пребывает в периоде гражданской войны и хочет идеализировать и укреплять военную психологию этого периода. Отсюда его сентиментальное, романтическое отношение к белому движению и его вера, что большевизм должен быть преодолён на этих путях. Я же убеждён и убеждён уже очень давно, что период гражданской войны, военной психологии и веры в преодолимость большевизма извне, путём какой-либо интервенции, кончен бесповоротно и что наступил совсем иной период, к которому совсем неприменимы мысли и чувства Н.С. Арсеньева. Плодотворна лишь политика прежде всего ориентированная на процессах, происходящих внутри России, то есть принципиально не эмигрантская политика. Пора уже с национально-патриотической точки зрения признать, что если бы не была организована и укреплена Красная Армия, то Россия распалась бы окончательно и была бы разобрана иностранными державами. В Красной Армии действовал национальный инстинкт самосохранения России для лучшего будущего. И весь вопрос в её внутреннем перерождении. Поддерживать же интервенционную военную психологию, когда никакой войны белых с красными не происходит, и нет для неё никаких реальных возможностей, бесплодно и вредно» («Дневник философа. О духе времени и монархии», Путь, № 6, 1927 г.)

 

Тяжёлый путь установления социализма в России

Бытует утверждение, что Октябрьский переворот привёл к разрухе и голоду в стране. Но, во-первых, к разрухе и голоду привела гражданская война, а в ней участвовали, помимо большевиков, и другие стороны. Во-вторых, падение уровня жизни произошло не в результате переворота или, другими словами, революции. Наоборот, революция была следствием резкого ухудшения состояния России. Милюков в своих воспоминаниях приводит сжатое резюме отчёта о положении в стране в 1916 году, который сделал перед Чрезвычайной следственной комиссией Временного правительства А.Д.Протопопов, бывший с 20 декабря 1916 по 28 февраля 1917 года министром внутренних дел: «Финансы расстроены, товарооборот нарушен, производительность страны — на громадную убыль...пути сообщения — в полном расстройстве...Двоевластие (ставка и министерство) на железных дорогах привело к ужасающим беспорядкам...Наборы обезлюдили деревню (брался 13-й миллион. — Милюков), остановили землеобрабатывающую промышленность, ощутился громадный недостаток рабочей силы, пополнялось это пленными и наёмным трудом персов и китайцев…

Общий урожай в России превышал потребность войска и населения; между тем система запрета вывозов — сложная, многоэтажная, — реквизиции, коими злоупотребляли, и расстройство вывоза создали местами голод, дороговизны товаров и общее недовольство...Многим казалось, что только деревня богата; но товара в деревню не шло, и деревня своего хлеба не выпускала. Но и деревня без мужей, братьев, сыновей и даже подростков тоже была несчастна. Города голодали, торговля была задавлена, постоянно под страхом реквизиций. Единственного пути к установлению цен — конкуренции — не существовало...Таксы развили продажу «из-под полы», получилось «мародёрство», не как коренная болезнь, а как проявление недостатка производства и товарообмена...Армия устала, недостатки всего понизили её дух, а это не ведёт к победе».

К началу двадцатых годов положение страны стало катастрофическим. Разруха вследствие мировой, а затем и навязанной гражданской войны свела основные задачи Советской власти к самому примитивному: «Это — задача о хлебе, задача о топливе, задача борьбы со вшами. Вот три простейших задачи, которые дадут нам возможность построить социалистическую республику...Третья наша задача есть борьба со вшами, теми вшами, которые разносят сыпной тиф. Этот сыпной тиф среди населения, истощенного голодом, больного, не имеющего хлеба, мыла, топлива, может стать таким бедствием, которое не даст нам возможности справиться ни с каким социалистическим строительством» (Ленин, доклад на VIII Всероссийской конференции РКП(б), 2.12.1919 г.).

Причиной того отчаянного положения, в котором оказалась Россия, было то, что от центральных, промышленных районов были отрезаны все наиболее хлебные районы — Сибирь, юг, юго-восток; был отрезан один из главных источников угля — Донецкий бассейн, отрезаны были источники нефти.

Голод мучил всё население без исключения. Ленин писал в Оргбюро ЦК РКП(б) в 1919 году: «Сейчас ещё получил из надежного источника сообщение, что члены коллегий голодают... голодают и сами и семьи!! 100-200 человек надо подкормить».

К разрухе, причинённой империалистической и гражданской войнами, прибавился неурожай и голод в Поволжье. Скудные пайки, выдаваемые по карточкам, были ещё более сокращены. 400 граммов полуржаного, полуовсяного хлеба, суп из селедочных голов, немного жидкой каши. Всегда хотелось есть...

Для получения хлеба ввели продразверстку, которая была вынужденной мерой, поскольку рабочие в городах голодали, а в деревне хлеб был. Ленин в докладе на IX съезде РКП(б) сообщал: «Недавно вышел "Бюллетень Центрального Статистического Управления"...Там есть две интересные цифры: в 1918 и 1919 годах рабочие потребляющих губерний получали 7 пудов, а крестьяне производящих губерний потребляли 17 пудов в год. До войны они же потребляли 16 пудов в год». Отношения с крестьянами были сложными.

Без продразвёрстки страна бы не выжила и в прямом и в переносном смыслах. «Она вызвана крайней нуждой, безвыходным положением. Вы знаете, что, в течение нескольких лет после победы рабочей революции в России, нам пришлось после империалистической войны выдержать войну гражданскую, и теперь можно сказать без преувеличений, что среди всех стран, которые были втянуты в империалистическую войну, даже из тех, которые больше всего пострадали от нее, потому что она происходила на их территории, всё-таки нет ни одной, которая пострадала бы так, как Россия, потому что, после четырехлетней империалистической войны, мы вынесли три года гражданской войны, которая, в смысле разорения, уничтожения, ухудшения условий производства, была гораздо хуже, чем война внешняя, потому что война эта была в центре государства. Это отчаянное разорение представляет из себя основную причину того, почему мы вначале, в эпоху войны, особенно, когда гражданская война отрезала хлебные районы, как Сибирь, Кавказ и всю Украину, а также отрезала и снабжение углем и нефтью и сократила возможность подвоза остального топлива, — почему мы, будучи в осаждённой крепости, не могли продержаться иначе, как применением развёрстки, то есть взять все излишки у крестьян, какие только имеются, взять иногда даже не только излишки, а и кое-что необходимое крестьянину, лишь бы сохранить способной к борьбе армию и не дать промышленности развалиться совсем. В течение гражданской войны эта задача была необыкновенно трудной, а если взять оценку её другими партиями, то она всеми объявлялась задачей неразрешимой. Взять меньшевиков и эсеров, то есть партию мелкой буржуазии и партию кулаков. Эти партии больше всего кричали в течение самых острых моментов гражданской войны, что большевики затеяли дело сумасбродное, что удержаться в гражданской войне, когда на помощь белогвардейцам пришли все державы, нельзя. В самом деле, задача была чрезвычайно трудная, требовавшая напряжения всех сил, и была успешно выполнена только потому, что те жертвы, которые вынесли за это время рабочий класс и крестьянство, были, можно сказать, сверхъестественными. Никогда такого недоедания, такого голода, как в течение первых лет своей диктатуры, рабочий класс не испытывал. И понятно, что для решения этой задачи не было никаких возможностей, кроме развёрстки, в смысле взятия всех излишков и части необходимого крестьянину. "Ты тоже поголодай, но мы все вместе отстоим своё дело и прогоним Деникина и Врангеля", — никакого другого решения нельзя было себе представить» (Ленин, доклад «О продовольственном налоге» на собрании секретарей и ответственных представителей ячеек РКП(б) г. Москвы и Московской губернии 9.04.1921 г.).

В обмен на хлеб крестьянам нужно бы давать товары, но их не было, поскольку стояли заводы и фабрики. Рабочих не хватало, поскольку они были мобилизованы на фронт. Не отправить их туда было нельзя, ибо тогда бы Советская власть погибла и трудящиеся не избавились бы от угнетения. 31 января 1919 года Ленин телеграфировал комиссару труда Иванову: «Военная необходимость повелительно диктует максимальное усиление производительности Ижевского оружейного завода. Главное препятствие — недостаток рабочих. Совет Обороны ещё две недели назад возложил на профессиональный союз металлистов обязательство срочно переселить в Ижевск пока 5000 рабочих, рассчитывая в особенности на петроградских рабочих, которые нашли бы в Ижевске работу, жилища, вполне достаточное питание...Предлагаю срочно телеграфировать, когда именно, сколько рабочих будут откомандированы из Петрограда в Ижевск». Отправка рабочих из голодающего Петрограда была ещё и способом спасти их и их семьи от голода.

В апреле того же года Ленин пишет в Петроград: «...сегодня получил телеграмму от Зиновьева об остановке нескольких заводов в Питере, крупных, из-за недостатка нефти...Но думаю, что нефти нет и не будет. Советую двинуть этих рабочих поголовно на Украину, на Дон, на Восток на 3 месяца. Глупо голодать, гибнуть в Питере, когда можно отвоевать хлеб и уголь...Также продолжать мобилизацию партийных работников, особенно в прифронтовые места. Ещё и ещё надо "грабить Питер", то есть брать из него людей, ибо иначе не спасти ни Питера, ни России. Разные отрасли управления и культурно-просветительной работы в Питере можно и должно ослабить на 3 месяца вдесятеро. Тогда спасём и Россию и Питер. Других рабочих уровня питерцев у нас нет».

Ситуация складывалась совершенно тяжёлая. Двигаясь на восток и освобождая Урал, большевики были вынуждены мобилизовать немедленно и поголовно рабочих освобождающихся уральских заводов для скорейшего разгрома врага. Рабочие уходили, заводы и фабрики останавливались.

Помимо продовольственного, страну охватил транспортный кризис, который доходил до того, что железные дороги грозили полной остановкой. Осенью 1919 года число неисправных паровозов дошло до 60%. По оценкам к весне 1920 г. процент таких паровозов должен дойти до 75%. Железнодорожное движение теряло при этом всякий смысл, так как при помощи 25% работающих паровозов можно было бы лишь обслуживать потребности самих железных дорог, живших на громоздком древесном топливе.

В феврале 1920 года Ленин докладывал, что запасов хлеба в Москве оставалось всего на три дня, а десятки поездов остановились, потому что не хватало топлива, и хлеб не могли подвезти. У крестьян по продразвёрстке отбирали значительные запасы хлеба, который большевики рассматривали как ссуду рабочим. Ссуду надо было отдавать товаром, например, солью, поскольку во многих местах крестьянство страшно страдало от её отсутствия. В стране были огромнейшие запасы, но невозможно было подвезти, так как транспорт не справляется с задачами перевоза абсолютно необходимого количества хлеба. Руководство транспортом было передано Троцкому, применившего чрезвычайные административные меры, и положение стало улучшаться.

Тяжёлый неурожай 1920 года, бескормица и падёж скота сделали положение крестьянских хозяйств и вовсе невыносимым.

В 1921 году ситуация не улучшилась. Ленин признавал, что без известной помощи из-за границы восстановление крупной промышленности и восстановление правильного товарообмена либо невозможно, либо означает такую оттяжку, которая чрезвычайно опасна. Крайне сложно было восстанавливать крупную промышленность. Осенью и зимой 1920 года некоторые из важных отраслей были запущены, но их пришлось остановить. Было много фабрик, имеющих возможность снабжаться в достаточной мере рабочей силой, имеющих возможность снабжаться сырьем; почему же работа этих фабрик была прервана? Потому, что не нашлось достаточного продовольственного и топливного фонда. Без того, чтобы иметь 400 миллионов пудов хлеба как государственный запас, обеспеченный правильным распределением помесячно, без этого о каком бы то ни было правильном хозяйственном строительстве, о восстановлении крупной промышленности и говорить было нельзя. А до восстановления Донбасса, до тех пор, пока не появится возможность регулярного получения нефти, остаётся только лес и дровяное отопление. Собрать необходимые 400 миллионов пудов путём старой разверстки в 19220 и 1921 годах не получилось. В 1921 году на страну снова обрушилась засуха, вызвавшая голод в ряде губерний.

Огромные пространства Поволжья были поражены голодом. Вторая половина 1921 года стала просто ужасной. Из многих сёл и деревень население ушло. Страдания голодного люда в начале 1922 года превзошли самые мрачные предположения. Беспощадная смерть преследовала свои жертвы всюду. Население гибло дома, на дорогах, на улицах городов.

Предельно ясно Ленин обрисовал драматическое положение страны в письме от 7 октября 1921 года в Бугунский совет ловцов и рабочих северного побережья: «Дорогие товарищи! До вас, конечно, дошла уже весть об огромной беде — о небывалом голоде, постигшем всё Поволжье и часть Приуралья. Начиная от Астраханской губернии и кончая Татарской республикой и Пермской губернией, всюду засуха выжгла почти окончательно и хлеб и траву. Миллионы людей — трудовых крестьян и рабочих, миллионы скота готовы погибнуть и гибнут уже. Русских и мусульман, оседлых и кочевых — всех одинаково ждет лютая смерть, если не придут на помощь свои товарищи — рабочие, трудовые крестьяне, пастухи и рыбаки из более благополучных местностей. Конечно, Советская власть со своей стороны спешит на помощь голодающим, она послала уже им в срочном порядке более 12 миллионов пудов хлеба на озимое обсеменение, посылает сейчас продовольствие, организует столовые и прочее. Но всего этого мало. Беда так велика, Советская республика так разорена царской войной и белогвардейцами, что государственными средствами можно кое-как пропитать до будущего урожая едва одну четвертую часть нуждающихся. На помощь богачей-капиталистов тоже рассчитывать нечего. Капиталисты, управляющие сейчас сильнейшими государствами в мире — как Англия, Америка, Франция, — правда, заявили нам, что они-де тоже хотят помогать нашим голодающим крестьянам, но на таких условиях, которые означают передачу в их руки всей власти над нашей Рабоче-Крестьянской республикой. Дело понятное. Когда же видано, чтобы кровопиец рабочего человека, капиталист и ростовщик, помогал ему бескорыстно. Голодом трудового человека класс капиталистов всегда пользовался, чтобы закабалить его тело и душу. И нашим голодом хотят сейчас воспользоваться, чтобы уничтожить нашу кровью добытую свободу, навеки вырвать власть из рук рабочих и крестьян и посадить над их головами снова царя, помещика, хозяина, станового пристава и чиновника. Вся надежда казанских, уфимских, самарских и астраханских голодающих — на великую пролетарскую солидарность (согласие) таких же, как они сами, трудовых людей с мозолистыми руками, собственным горбом добывающих свое пропитание, ни из кого не сосущих крови. У вас на Аральском море неплохой улов рыбы, и вы проживете без большой нужды. Уделите же часть вашей рыбной добычи для пухнущих с голоду стариков и старух, для 8 миллионов обессиленных тружеников, которым ведь надо с голодным животом целый почти год совершать всю тяжелую работу по обработке земли, наконец, - для 7 000 000 детей, которые прежде всех могут погибнуть. Жертвуйте, дорогие товарищи, аральские ловцы и рабочие, щедрой рукой! Вы сделаете не только дело человеческой совести, но вы укрепите дело рабочей революции. Ибо вы всему миру покажете, а прежде всего всем трудящимся, что несокрушима мощь рабочего Советского государства, построенного на широчайшей помощи друг другу пролетариев самых отдаленных друг от друга мест. Пусть весь рабочий класс, как один человек, встанет, чтобы залечить тяжкую рану Поволжья, а плодородное Поволжье в будущие годы отплатит нам со своей стороны своим хлебом. Таким путем мы только и сохраним Советскую власть и защитим завоеванную свободу против всех злодейских покушений капиталистов всего мира».

Топливная проблема особенно обострилась из-за остановки шахт на Донбассе. Под влиянием обострившегося в минувших мае - июле продовольственного положения в Донбассе десятки тысяч рабочих покинули шахты и рассеялись, частью за пределы бассейна. Особенно сильно бегство забойщиков, число коих с 16 тысяч упало до 10 тысяч в августе, а также квалифицированных рабочих котлового хозяйства. Невероятными усилиями на Донбасс завезли хлеб, и перед партийными органами встала крайне сложная задача вернуть разбежавшихся шахтёров в забои. Ибо если не будет угля, не будет возможности вывезти новый урожай с Украины, и голод во многих областях усилится.

Окончание гражданской войны принесло ещё одну проблему: разгул бандитизма. Причиной этого явилась демобилизация, когда десятки и сотни тысяч демобилизованных, привыкшие заниматься войной и чуть ли не смотрящие на неё, как на единственное ремесло, возвращались обнищавшие и разорённые. Армия была сокращена с пяти миллионов трехсот тысяч до шестисот тысяч. Эти люди не могли приложить своего труда, поскольку заводы и фабрики не работали.

В конце 1921 года был заключён мирный договор с Польшей и завершался разгром армий Врангеля. Гражданская война закончилась. На повестку дня в очередной раз встали экономические вопросы. Почему — «в очередной раз»? Ленин, выступая на Московской губернской конференции РКП(б) 20.11.1920 года, рассказывал: «Я помню, что в апреле 1918 года я перед собранием ВЦИК говорил о том, что военные задачи наши как будто кончаются, что мы Россию не только убедили, не только отвоевали её от эксплуататоров для трудящихся, но мы теперь должны перейти к задачам, чтобы Россией управлять для хозяйственного строительства. Передышка, которую мы тогда имели, оказалась самой ничтожной. Война, которую нам навязали, начиная с чехословацкого восстания летом 1918 года, оказалась крайне свирепой».

Экономический кризис, вследствие огромного неурожая и недостатка фуража, принял весною 1921 года гигантские размеры. Речь шла о закрытии большинства предприятий: «Закрыть от половины до четырёх пятых теперешних. Остальные пустить в 2 смены. Только те, коим хватит топлива и хлеба...Всё остальное — в аренду или кому угодно отдать, или закрыть, или бросить, забыть до прочного улучшения» (Ленин, «Мысли насчет плана государственного хозяйства», 4 июля 1921 г.).

Становилось ясным, что внутреннюю политику нужно менять. Интересы крестьянского населения плохо согласовывались с социалистическим принципом полного обобществления. Назревал серьёзный конфликт двух классов: пролетариата и крестьянства. Ленин прямо сказал об этом на X съезде РКП (б): «… мы не должны стараться прятать что-либо, а должны говорить прямиком, что крестьянство формой отношений, которая у нас с ним установилась, недовольно, что оно этой формы отношений не хочет и дальше так существовать не будет... Мы с этим должны считаться, и мы достаточно трезвые политики, чтобы говорить прямо: давайте нашу политику по отношению к крестьянству пересматривать. Так, как было до сих пор, — такого положения дольше удерживать нельзя». Продразвёрстка была заменена продовольственным налогом.

Нужно было возвратить крестьянству то, что Советская власть получили в ссуду от него в виде хлеба при продразвёрстке. Эту ссуду нужно вернуть посредством организации промышленности и снабжения крестьян её продуктами. Крестьяне должны были убедиться на своём опыте, что организация промышленности на современной технической базе, на базе электрификации, может покончить с вечной рознью между городом и деревней, даст возможность культурно поднять деревню, победить даже в самых глухих углах отсталость, темноту, нищету, болезни и одичание.

Методы военного коммунизма, навязанные всей обстановкой гражданской войны, исчерпали себя, и для подъёма хозяйства необходимо во что бы то ни стало ввести элемент личной заинтересованности, то есть восстановить в той или другой степени внутренний рынок. Для этого нужен был план. Ленин ещё в 1918 году в качестве ближайшей задачи видел построение государственного капитализма: «Если бы, примерно через полгода, у нас установился государственный капитализм, это было бы громадным успехом и вернейшей гарантией того, что через год у нас окончательно упрочится и непобедимым станет социализм» («О «левом» ребячестве и о мелкобуржуазности»). Россия на тот момент находилась в переходном состоянии от капитализма к социализму. Понятно, что в мелкокрестьянской стране преобладает мелкобуржуазная стихия; и громадное большинство, земледельцев — мелкие товарные производители. И где же здесь проходит классовая борьба? Ленин объяснил, что не государственный капитализм борется с социализмом, а мелкая буржуазия плюс частнохозяйственный капитализм борются сообща и против государственного капитализма, и против социализма. Эта мелкая буржуазия сопротивляется всякому государственному вмешательству, учёту и контролю как государственно-капиталистического, так и государственно-социалистического.

В чём была суть новой экономической политики? «Действительная сущность новой экономической политики состоит в том, что пролетарское государство: во-первых, разрешило свободу торговли для мелких производителей, и, во-вторых, в том, что к средствам производства для крупного капитала пролетарское государство применяет целый ряд принципов того, что в капиталистической экономике называлось «государственным капитализмом» (интервью корреспонденту «Манчестер гардиан» (сейчас — The Guardian ), 5 ноября 1922 г.).

Применение нэп дало быстрый политический результат, о котором Ленин рассказал на IV конгрессе коммунистического Интернационала: «Крестьянские восстания, которые раньше, до 1921 года, так сказать, представляли общее явление в России, почти совершенно исчезли. Крестьянство довольно своим настоящим положением. Все-таки, я повторяю, лёгкая промышленность находится в безусловном подъеме, и улучшение положения рабочих Петрограда и Москвы — несомненно. В обоих этих городах весной 1921 года существовало недовольство среди рабочих. Теперь этого нет совершенно». С продуктами ситуация существенно улучшалась: «...крестьянство за один год не только справилось с голодом, но и сдало продналог в таком объёме, что мы уже теперь получили сотни миллионов пудов, и притом почти без применения каких-либо мер принуждения» (там же).

Оживление торговли выявило и резко обострило ещё одну проблему — нехватки денег. Ленин писал Троцкому в сентябре 1921 года: «Вопль о неимении денег всеобщий, универсальный. Лопнуть можем. Везде на местах бешено (так говорят) распродают все, пускают в продажу все возможное и невозможное. Вопят все и отовсюду. Как и что еще сделать, я не знаю...Маленький пример: Рухимович даст в октябре до 5 млн. пудов угля в Донбассе от мелких арендаторов. Как платить? Где деньги? Мы опаздываем. Волна торговли сильнее нас».

Ленин считал, что государственный капитализм — это верный помощник в борьбе против мелкобуржуазного элемента: «Рабочий класс, научившийся тому, как отстоять государственный порядок против мелкособственнической анархичности, научившийся тому, как наладить крупную, общегосударственную организацию производства, на государственно-капиталистических началах, будет иметь тогда...все козыри в руках, и упрочение социализма будет обеспечено. Государственный капитализм экономически несравненно выше, чем наша теперешняя экономика, это, во-первых. А во-вторых, в нём нет для Советской власти ничего страшного, ибо Советское государство есть государство, в котором обеспечена власть рабочих и бедноты». Возможно, причина того, что социализм в Советском Союзе исчез, а в Китае продолжает функционировать, в том, что партия слишком рано покончило с государственным капитализмом, и рабочий класс ещё не научился тому «как наладить крупную, общегосударственную организацию производства». Оттого и были в нашей стране бесконечные и малорезультативные реформы, слабо обоснованные теоретически. А Китай не спешил полностью ликвидировать свою многоукладность, и сохранял помимо общественных предприятий и государственно-капиталистические.

Отличительной чертой Ленина было честность, в том числе и в признании своих ошибок (как же этого не хватало брежневскому Политбюро!): «Почему же мы делаем глупости? Это понятно: во-первых, мы — отсталая страна, во-вторых, образование в нашей стране минимальное, в-третьих, мы не получаем помощи извне. Ни одно цивилизованное государство нам не помогает. Напротив, они все работают против нас. В-четвертых, по вине нашего государственного аппарата. Мы переняли старый государственный аппарат, и это было нашим несчастьем. Государственный аппарат очень часто работает против нас. Дело было так, что в 1917 году, после того как мы захватили власть, государственный аппарат нас саботировал. Мы тогда очень испугались и попросили: «Пожалуйста, вернитесь к нам назад». И вот они все вернулись, и это было нашим несчастьем. У нас имеются теперь огромные массы служащих, но у нас нет достаточно образованных сил, чтобы действительно распоряжаться ими. На деле очень часто случается, что здесь, наверху, где мы имеем государственную власть, аппарат кое-как функционирует, в то время как внизу они самовольно распоряжаются и так распоряжаются, что очень часто работают против наших мероприятий. Наверху мы имеем, я не знаю сколько, но я думаю, во всяком случае, только несколько тысяч, максимум несколько десятков тысяч своих. Но внизу — сотни тысяч старых чиновников, полученных от царя и от буржуазного общества, работающих отчасти сознательно, отчасти бессознательно против нас » ( речь на IV конгрессе коммунистического Интернационала).

При захвате власти большевики жили иллюзиями: «...наша предыдущая экономическая политика...можно сказать, безрасчётно предполагала, что произойдёт непосредственный переход старой русской экономики к государственному производству и распределению на коммунистических началах» (Ленин, доклад на II всероссийском съезде политпросветов 17 октября 1921 г.).

После заключении Брестского мира весной 1918 года военная опасность, казалось, отодвинулась, и можно было приступить к мирному строительству. Но летом началась гражданская война, которая затянулась до 1920 года. Отчасти под влиянием нахлынувших военных задач и того, казалось бы, отчаянного положения, в котором находилась тогда страна, как признавал Ленин, была сделана ошибка: «...что решили произвести непосредственный переход к коммунистическому производству и распределению. Мы решили, что крестьяне по развёрстке дадут нужное нам количество хлеба, а мы разверстаем его по заводам и фабрикам, — и выйдет у нас коммунистическое производство и распределение...Это, к сожалению, факт. Я говорю: к сожалению, потому что не весьма длинный опыт привел нас к убеждению в ошибочности этого построения, противоречащего тому, что мы раньше писали о переходе от капитализма к социализму, полагая, что без периода социалистического учета и контроля подойти хотя бы к низшей ступени коммунизма нельзя...И наша новая экономическая политика, по сути её, в том и состоит, что мы в этом пункте потерпели сильное поражение и стали производить стратегическое отступление: «Пока не разбили нас окончательно, давайте-ка отступим и перестроим все заново, но прочнее». Никакого сомнения в том, что мы понесли весьма тяжёлое экономическое поражение на экономическом фронте, у коммунистов быть не может, раз они ставят сознательно вопрос о новой экономической политике... На экономическом фронте, с попыткой перехода к коммунизму, мы к весне 1921 г. потерпели поражение более серьёзное, чем какое бы то ни было поражение, нанесенное нам Колчаком, Деникиным или Пилсудским...Оно выразилось в том, что наша хозяйственная политика в своих верхах оказалась оторванной от низов и не создала того подъёма производительных сил, который в программе нашей партии признан основной и неотложной задачей...Развёрстка в деревне, этот непосредственный коммунистический подход к задачам строительства в городе, мешала подъему производительных сил и оказалась основной причиной глубокого экономического и политического кризиса, на который мы наткнулись весной 1921 года. Вот почему потребовалось то, что, с точки зрения нашей линии, нашей политики, нельзя назвать не чем иным, как сильнейшим поражением и отступлением... но отступление на эти позиции произошло (а во многих местах провинции происходит и сейчас) в весьма достаточном и даже чрезмерном беспорядке» (там же).

Но даже это поражение и отступление может привести к окончательной победе. Вот пример ленинской логики: «С другой стороны, если будет выигрывать капитализм, будет расти и промышленное производство, а вместе с ним будет расти пролетариат. Капиталисты будут выигрывать от нашей политики и будут создавать промышленный пролетариат, который у нас, благодаря войне и отчаянному разорению и разрухе, деклассирован, то есть выбит из своей классовой колеи и перестал существовать, как пролетариат. Пролетариатом называется класс, занятый производством материальных ценностей в предприятиях крупной капиталистической промышленности. Поскольку разрушена крупная капиталистическая промышленность, поскольку фабрики и заводы стали, пролетариат исчез. Он иногда формально числился, но он не был связан экономическими корнями. Если капитализм восстановится, значит восстановится и класс пролетариата, занятого производством материальных ценностей, полезных для общества, занятого в крупных машинных фабриках, а не спекуляцией, не выделыванием зажигалок на продажу и прочей «работой», не очень-то полезной, но весьма неизбежной в обстановке разрухи нашей промышленности» (доклад на II всероссийском съезде политпросветов 17 октября 1921 г.).

То, что по-старому жить дальше жить было невозможно, это уже было понятно. Была ясность и с первыми шагами. Нэп — это было отступление, но как потом перейти в наступление, этого большевики ещё не знали. «"Новая экономическая политика"! Странное название. Эта политика названа новой экономической политикой потому, что она поворачивает назад. Мы сейчас отступаем, как бы отступаем назад, но мы это делаем, чтобы сначала отступить, а потом разбежаться и сильнее прыгнуть вперёд. Только под одним этим условием мы отступили назад в проведении нашей новой экономической политики. Где и как мы должны теперь перестроиться, приспособиться, переорганизоваться, чтобы после отступления начать упорнейшее наступление вперед, мы ещё не знаем.» (Ленин, речь на пленуме Московского совета 20 ноября 1922 г. ). Такая же ситуация сложилась в конце 80-х годов. Намечавшиеся реформы были явным отступлением от проводившегося десятилетиями политического курса. Но к чему они приведут — никто не знал. Писатель Юрий Васильевич Бондарев на XIX Всесоюзной партийной конференции 29 июня 1988 года сравнил складывающуюся ситуацию с самолётом, который взлетел, но куда лететь и где садиться — не знает. Когда народ увидел, куда в итоге приземлились, то застыл в изумлении.

Коммунистическая партия во главе со Лениным, а затем Сталиным, приступила к строительству социализма в России. Но часть партии под водительством Троцкого была твёрдо настроена только на мировую революцию, поэтому пренебрежительно относилась к внутренним делам. Зачем тратить духовные силы на развитие промышленности и сельского хозяйства в России, коли скоро всё будет общеевропейским. Началась ожесточённая внутрипартийная борьба, которую выиграл Сталин. Но он понимал, что Запад, видя для себя угрозу в социалистическом государстве, рано или поздно нападёт на нашу страну. Нужно было создавать мощную армию. Для армии нужно вооружение, а для вооружения — тяжёлая промышленность, которая в России была крайне слабая. Сталин с соратниками предложил план ускоренной индустриализации, но встретил сопротивление своим идеям. Социализм немыслим без крупного производства, о чём много раз говорил Ленин. Поэтому Сталин, проводя в конце двадцатых и начале тридцатых годов индустриализацию и коллективизацию, направленную на ликвидацию мелкотоварного производства, следовал в точности ленинским курсом.

Положение в стране оставалось тяжёлым, потому что не было средств для восстановления основного капитала, машин, орудий, зданий и тому подобного, а ведь именно эта промышленность, так называемая «тяжелая индустрия», есть основная база социализма. Обычно этот основной капитал восстанавливают посредством займов. Но империалистические государства социалистической России займов не давали. Оставался необыкновенно трудный и долгий путь: скапливать понемногу сбережения, увеличивать налоги, чтобы постепенно восстанавливать разрушенные железные дороги, машины, здания и прочее.

Часть партийцев выступили против этого плана. Они настаивали на первоочередном развитии лёгкой промышленности, ссылаясь на то, что эта отрасль даёт больший доход, обеспечивает население необходимыми товарами и требует меньших первоначальных затрат.

Преодолев сопротивление этой оппозиции, Сталин столкнулся с другой. Для проведения ускоренной индустриализации нужны были деньги. Их можно было взять только у крестьян. Село было обложено данью, которую часто называли ножницами цен. Суть этого была в следующем. Крестьянам продавали товары по завышенным ценам, а хлеб у них закупали по заниженным. То есть, крестьянские доходы уменьшались, а затраты увеличивались. Таким образом у сельских тружеников помимо налогов дополнительно отбирали часть прибыли. Эта отобранная часть шла на финансирование тяжёлой промышленности. В условиях рыночной системы, которая тогда ещё сохранилась на селе, такая схема плохо работала, поскольку зажиточные крестьяне не спешили продавать хлеб по заниженным ценам, полагая, что когда наступит хлебный дефицит, хлеб у них купят по более дорогой стоимости. Тогда партия решила ликвидировать рыночные отношения в сельском хозяйстве, провести сплошную коллективизацию, и организовать изъятие хлеба у кулаков, то есть у зажиточных крестьян. При коллективизации Сталин следовал идее, что «рабочий класс должен не замыкаться от остальных частей населения, а наоборот — руководить всеми частями населения без изъятия в деле перевода их к поголовному объединению в единый всенародный кооператив» (Ленин «Очередные задачи Советской власти»).

Рыночные отношения на селе были разрушены, сопротивлявшиеся зажиточные крестьяне с семьями в значительном количестве были выселены в отдалённые края. В партии многие были против таких действий, но Сталину удалось справиться и с ними.

Земля была передана в пользование колхозам и совхозов, и частная собственность на неё была ликвидирована. Но следует отметить, что идея национализации земли не была придумана большевиками, а давно созревала в русском обществе. Лев Толстой писал в письме от 16 января 1902 года императору Николаю II: «В каждый период жизни человечества есть соответствующая времени ближайшая ступень осуществления лучших форм жизни, к которой оно стремится. Пятьдесят лет тому назад такой ближайшей ступенью было для России уничтожение рабства. В наше время такая ступень есть освобождение рабочих масс от того меньшинства, которое властвует над ними, — то, что называется рабочим вопросом.

В Западной Европе достижение этой цели считается возможным через передачу заводов и фабрик в общее пользование рабочих. Верно ли, или неверно такое разрешение вопроса и достижимо ли оно или нет для западных народов, — оно, очевидно, неприменимо к России, какова она теперь. В России, где огромная часть населения живет на земле и находится в полной зависимости от крупных землевладельцев, освобождение рабочих, очевидно, не может быть достигнуто переходом заводов и фабрик в общее пользование. Для русского народа такое освобождение может быть достигнуто только уничтожением земельной собственности и признанием земли общим достоянием, — тем самым, что уже с давних пор составляет задушевное желание русского народа и осуществление чего он все ещё ожидает от русского правительства...Я лично думаю, что в наше время земельная собственность есть столь же вопиющая и очевидная несправедливость, какою было крепостное право 50 лет тому назад. Думаю, что уничтожение её поставит русский народ на высокую степень независимости, благоденствия и довольства. Думаю также, что эта мера, несомненно, уничтожит все то социалистическое и революционное раздражение, которое теперь разгорается среди рабочих и грозит величайшей опасностью и народу и правительству».

Предпринимая жёсткие меры политического и экономического характера, в том числе и в вопросе о земле, Сталин исходил из того, что времени у Советского государства было мало, враг мог напасть в любую минуту. Выступление одного из самых влиятельных политиков британской политической элиты Ллойда Джорджа в палате общин в 1934 году были вполне ясным. «Свержение действующего немецкого режима, — безапелляционно заявлял он, — означает победу коммунизма. Следовательно, данный режим должен продолжать действовать в Германии». А Гитлер никогда не скрывал, что главным врагом для него был советское общество, которое нужно уничтожить. Таким образом, СССР находился в крайне опасном положении.

Нужно было как можно скорее поднимать промышленность и оснащать армию необходимым вооружением. У Сталина был свой план развития страны, времени на долгие политические дискуссии не было, и он стремился подавить сопротивление прежде всего в самой партии. Неизбежным следствием этого было резкое усиление его личной власти, повышение значения органов безопасности. Во второй половине 30-х годов, когда становилось всё более ясно, что дело неизбежно идёт к новой мировой войне, возникло опасение о наличии в стране людей, которые могут стать пособниками враждебных стран (а других в Европе и не было). Поэтому уже в судебных процессах с 35-го по 38-й годы подсудимых обвиняли не в классовом сопротивлении, не в борьбе против марксизма-ленинизма, а в банальной работе на спецслужбы других стран. В те времена таких людей называли вредителями и шпионами (сейчас — внесистемной оппозицией).

Страна быстро развивалась, и казалось, до коммунизма осталось недолго. 22 марта 1939 года газета «Правда» писала: «XVIII съезд партии войдёт в историю как съезд, определивший величественный и победоносный путь перехода от социализма к коммунизму. Коммунизм! Для многих поколений это слово звучало как недосягаемый идеал. Для нас, счастливых людей советской страны, современников XVIII съезда ВКП(б), коммунизм — это ближайшее будущее. Мы строим и построим коммунистическое общество, и нет такой силы в мире, которая могла бы остановить наше движение вперёд». Но в 1941 году Европа принесла в Россию войну на уничтожение, которая дорого стоила нашей стране. Огромные людские потери и разрушенное народное хозяйство отодвинули на неопределённый срок решение задачи построения коммунистического общества.

Абсолютная личная власть Сталина сыграли свою решающую положительную роль в годы Великой Отечественной войны. Мы проигрывали немцам по всем параметрам, быстро отступали и оставляли врагу важнейшие промышленные центры и богатейшие месторождения полезных ископаемых. Потери в первые же месяцы в людях и технике были огромны. Однако правительству удалось ценой невероятного напряжения народа восстановить армию, обеспечить её необходимым вооружением и разбить врага.

Нужно, также, учитывать, что руководство партии, и прежде всего сам Сталин, имели колоссальный опыт выживания и организации победы, полученный в ходе интервенции и гражданской войны. Сталин, будучи ближайшим соратником Ленина, прекрасно усвоил ленинские методы решения сложнейших проблем. В первые два года войны ситуация казалась столь же безнадёжной, как в 1918-19 годах. Но так же, как Ленин нашёл способ и силы для спасения страны, так же это сделал и Сталин.

В 1945 году огромная Советская армия стояла в середине Европы, авторитет Советского Союза и его руководителя Сталина был необычайно высок. Однако враг германский сменился на врага англо-саксонского. США в то время были единственными обладателями атомного оружия. 14 декабря 1945 года Объединенный комитет издал директиву № 432/д: «Наиболее эффективным оружием, которое США могут применить для удара по СССР, — говорилось в ней, — являются имеющиеся в наличии 196 атомных бомб. Они могут быть доставлены к целям с американских баз в Англии, Италии, Индии, Китае, Японии». Но Советскому Союзу удалось, начав практически с нуля, создать новые необходимые отрасли науки и техники, и в 1949 году провести испытание атомной, а в 1953 году и более мощной водородной бомбы. В 1957 году был осуществлён первый в мире запуск искусственного спутника земли. В США понимали, что вместо спутника могла быть установлена и боеголовка с атомной начинкой, которая по баллистической траектории полетела бы в заданную точку территории противника. Наша страна получила и атомное оружие, и средство его доставки. Военная опасность была ликвидирована.

Таким образом, социализм в СССР победил полностью и окончательно. Оставалось в мирных условиях, в отсутствии противоборствующих классов его развивать и совершенствовать. Почему же в 1991 году при наличии 18 миллионов членов КПСС и отсутствия войны социализм проиграл?

Одно из объяснений заключается в следующем. Условия гражданской войны и возникшей в результате этого полной разрухи потребовали предельной концентрации власти и значительного ограничения гражданских свобод. Процесс восстановления народного хозяйства занял длительный период, затем последовала Великая Отечественная война и опять период восстановления. Таким образом, экстремальные условия существования государства продолжались десятилетиями, и крайняя централизация власти и ограничение личных и гражданских свобод стало характерной чертой Советской власти.

В свою очередь это привело к сходству по некоторым параметром социализма (который иногда называли русским коммунизмом) и капитализма. Эту парадоксальную ситуацию описал русский философ Борис Петрович Вышеславцев (1877-1954):

«На самом деле коммунизм есть предел капитализма и возведение в предельную степень того зла, какое Маркс ставил в упрёк капитализму:

Капитализм обращает многих в пролетариев, в рабочих и с развитием своим всё большее количество хозяев делает рабочими — коммунизм обращает всех в рабочих, за исключением тех, кто властвует над рабочими.

Капитализм делает свободу договора для рабочего минимальной, почти иллюзорной — коммунизм её уничтожает совсем.

Капитализм отнимает орудия производства у многих и сосредоточивает их в немногих руках — коммунизм отнимает орудия производства у всех и сосредоточивает в единых руках.

Капитализм уничтожает в значительной степени быт, религию, семью (как на это злорадно указывал Маркс) — коммунизм отрицает быт, религию, семью совсем.

Капитализм поглощает автономию многих частных хозяйств. Коммунизм уничтожает автономию частного хозяйства совсем.

Коммунизм есть монопольный и суверенный капитализм, в котором права "новых хозяев" бесконечно увеличились, а права рабочих бесконечно уменьшились. Они, собственно, равны нулю: ибо раньше рабочие имели право забастовать или перейти к новому хозяину — теперь это невозможно. Прежние хозяева властвовали экономически, но не политически: они не могли судить, управлять, законодательствовать; новые хозяева делаются носителями экономической и политической власти, бесконечно более абсолютной и всеобъемлющей, чем власть помещика над крепостными. На них некому жаловаться и от них некуда уйти» («Парадоксы коммунизма», Путь, № 3, 1926 г.).

К 80-м годам XX советская государственная система стала мягче по сравнению с 20-ми годами, но и в капиталистических государствах ситуация с правами граждан существенно улучшилась. Получилось, что по сравнению с Советским Союзом в развитых странах Запада и гражданских и личных свобод было больше, и уровень жизни выше, то есть социализм не смог доказать своих преимуществ перед капиталистической организацией общества. Возможно поэтому в России практически без сопротивления вернулись к частной собственности, многопартийности, свободе средств массовой информации и вероисповедания, то есть к той организации общества, которая свойственна капитализму.

 

Русский дух социализма

Принято считать, что марксизм на русской почве — это ленинизм. Другими словами ленинизм — это марксизм эпохи империализма и пролетарских революций Чтобы показать их связь, обычно говорят о марксизме-ленинизме. Горький считал, что Ленин «источник энергии, без влияния которой русская революция не могла бы принять форму, принятую ею» («Владимир Ильич Ленин»).

Социалистка Вера Засулич ещё в конце XIX века написала письмо Марксу с просьбой объяснить, верно ли, что согласно идеям, изложенным в «Капитале» сельская община является архаической формой, которую история обрекают на гибель. Она просила Маркса изложить его точку зрения на возможные судьбы сельской общины в России и на теорию о том, что, в силу исторической неизбежности, все страны мира должны пройти все фазы капиталистического производства. Маркс ответил на письмо (1881 год). Он объяснил, что написанное в «Капитале» относительно экспроприация земледельцев касалось только стран Западной Европы, где частная собственность, основанная на личном труде вытесняется капиталистической частной собственностью, основанной на эксплуатации чужого труда, на труде наёмном. Но в России общественное развитие может пойти и другим путём, и Маркс поясняет: «В этом, совершающемся на Западе процессе дело идёт, таким образом, о превращении одной формы частной собственности в другую форму частной собственности. У русских же крестьян пришлось бы, наоборот, превратить их общую собственность в частную собственность. Анализ, представленный в «Капитале», не даёт, следовательно, доводов ни за, ни против жизнеспособности русской общины. Но специальные изыскания, которые я произвел на основании материалов, почерпнутых мной из первоисточников, убедили меня, что эта община является точкой опоры социального возрождения России, однако для того чтобы она могла функционировать как таковая, нужно было бы прежде всего устранить тлетворные влияния, которым она подвергается со всех сторон, а затем обеспечить ей нормальные условия свободного развития». Но ещё раньше о возможности миновать капиталистическую фазу Маркс писал в своём письме в редакцию журнала «Отечественные записки» (1877 год): «Если Россия будет продолжать идти по тому пути, по которому она следовала с 1861 года, то она упустит наилучший случай, который история когда-либо предоставляла какому-либо народу, и испытает все роковые злоключения капиталистического строя...Если Россия имеет тенденцию стать капиталистической нацией по образцу наций Западной Европы, — а за последние годы она немало потрудилась в этом направлении, — она не достигнет этого, не превратив предварительно значительной части своих крестьян в пролетариев; а после этого, уже очутившись в лоне капиталистического строя, она будет подчинена его неумолимым законам, как и прочие нечестивые народы». Таким образом, по мнению Маркса, Россия должна сначала превратить «крестьян в пролетариев», и только потом перед ней откроется возможность социалистической революции.

В 1899 году в статье «Наша программа» Ленин писал: «Мы вовсе не смотрим на теорию Маркса как на нечто законченное и неприкосновенное; мы убеждены, напротив, что она положила только краеугольные камни той науки, которую социалисты должны двигать дальше во всех направлениях, если они не хотят отстать от жизни. Мы думаем, что для русских социалистов особенно необходима самостоятельная разработка теории Маркса, ибо эта теория дает лишь общие руководящие положения, которые применяются в частности к Англии иначе, чем к Франции, к Франции иначе, чем к Германии, к Германии иначе, чем к России».

Выступая на XI съезде и обсуждая одну из проблем, Ленин даже сказал: «Это правильно по Марксу, но Маркс писал не про Россию, а про весь капитализм в целом, начиная с пятнадцатого века. На протяжении шестисот лет это правильно, а для России теперешней неверно». А в дискуссии по государственному капитализму Ленин на том же съезде прямо указал принципиально новое определение этого политического термина: «...до сих пор сколько-нибудь путные книжки о госкапитализме писались при таких условиях и при том положении, что государственный капитализм есть капитализм. Теперь вышло иначе, и никакой Маркс и никакие марксисты не могли это предвидеть. И не нужно смотреть назад. Если вы будете писать историю, вы её напишете прекрасно, а когда вы будете писать учебник, вы будете писать: государственный капитализм, это — капитализм до такой степени неожиданный, никем абсолютно не предвиденный, — ведь никто не мог предвидеть того, что пролетариат достигнет власти в стране из наименее развитых и попытается сначала организовать крупное производство и распределение для крестьян, а потом, когда, по условиям культурным, не осилит этой задачи, привлечет к делу капитализм. Всего этого никогда не предвидели, но это же бесспорнейший факт».

Лев Шестов считал, что большевики шли даже против Маркса: «Они сами формулируют свою задачу так, что сперва нужно всё разрушить, а потом лишь начать создавать...Я уже не говорю о том, что такая формула идёт совершенно в разрез с основным учением социализма. Само собой разумеется, что Маркс не признал бы в людях, возвестивших такую программу, своих учеников и последователей. Маркс полагал, что социализм есть высшая форма хозяйственной организации общества, с такой же железной необходимостью вытекающая из предыдущей буржуазной организации, с какой буржуазное хозяйство следовало за феодальным. И социализм не только не предполагал разрушение буржуазной организации хозяйства – он, наоборот, предполагал полное сохранение и совершенную неприкосновенность всего, что было создано предыдущим строем. Задача социализма, соответственно этому, представлялась Марксу, как задача созидательная. Превратить буржуазное хозяйство в хозяйство социалистическое значило, путём перехода к высшей, улучшенной организации производства, не разрушить, а увеличить производительность страны; это была задача положительная. От неё большевики сразу отказались, ибо, очевидно, чувствовали, что не их дело создавать. Гораздо проще, легче и доступнее существовать за счёт того, что раньше было сделано. И большевики ведь в сущности ничего не разрушают. Они просто живут тем, что нашли готовым в прежнем хозяйственном организме». («Что такое русский большевизм).

Маркс дал в «Капитале» анализ основ капитализма, но он жил в период господства домонополистического капитализма, в период плавного эволюционирования капитализма и его «мирного» распространения на весь земной шар. Эта старая фаза завершилась к началу XX столетия. Капитализм стал другим: его плавное эволюционирование сменилось скачкообразным, и с особой силой проявились его неравномерность развития и противоречия. Классический марксизм такие условия не рассматривал, и заслуга Ленина состояла в том, что он дал анализ империализма, как последней фазы капитализма, и на базе этого анализа сделал вывод о том, что в условиях империализма возможна победа социализма в отдельно взятой капиталистической стране.

В 1923 году Ленин, возражая тем, кто не верил в социализм в России, писал: «При общей закономерности развития во всей всемирной истории нисколько не исключаются, а, напротив, предполагаются отдельные полосы развития, представляющие своеобразие либо формы, либо порядка этого развития. Им [сомневающимся] не приходит даже, например, и в голову, что Россия, стоящая на границе стран цивилизованных и стран, впервые этой войной окончательно втягиваемых в цивилизацию, стран всего Востока, стран внеевропейских, что Россия поэтому могла и должна была явить некоторые своеобразия, лежащие, конечно, по общей линии мирового развития, но отличающие её революцию от всех предыдущих западноевропейских стран и вносящие некоторые частичные новшества при переходе к странам восточным» («О нашей революции. По поводу записок Н. Суханова»).

«Капитал» Маркса был в России книгой скорее для буржуазии, чем для пролетариата, поскольку в ней доказывалась необходимость формирования в России буржуазии, наступления эры капитализма и утверждения цивилизации западного типа. Многие считали, что Россия в силу недостаточной развитости капиталистических отношений была ещё не готова к пролетарской революции и Ленин в той же работе доказывал обратное: «Например, до бесконечия шаблонным является у них довод, который они выучили наизусть во время развития западноевропейской социал-демократии и который состоит в том, что мы не доросли до социализма, что у нас нет, как выражаются разные "учёные" господа из них, объективных экономических предпосылок для социализма. И никому не приходит в голову спросить себя: а не мог ли народ, встретивший революционную ситуацию, такую, которая сложилась в первую империалистскую войну, не мог ли он, под влиянием безвыходности своего положения, броситься на такую борьбу, которая хоть какие-либо шансы открывала ему на завоевание для себя не совсем обычных условий для дальнейшего роста цивилизации?».

Крупнейший немецкий социалист Карл Каутский ещё в 1902 году предполагал, что Россия может стать главным центром социализма: «В настоящее же время [в противоположность 1848 году] можно думать, что не только славяне вступили в ряды революционных народов, но что и центр тяжести революционной мысли и революционного дела всё более и более передвигается к славянам. Революционный центр передвигается с запада на восток. В первой половине XIX века он лежал во Франции, временами в Англии. В 1848 году и Германия вступила в ряды революционных наций... Новое столетие начинается такими событиями, которые наводят на мысль, что мы идём навстречу дальнейшему передвижению революционного центра, именно: передвижению его в Россию... Россия, воспринявшая столько революционной инициативы с Запада, теперь, быть может, сама готова послужить для него источником революционной энергии. Разгорающееся русское революционное движение окажется, быть может, самым могучим средством для того, чтобы вытравить тот дух дряблого филистерства и трезвенного политиканства, который начинает распространяться в наших рядах, и заставит снова вспыхнуть ярким пламенем жажду борьбы и страстную преданность нашим великим идеалам. Россия давно уже перестала быть для Западной Европы простым оплотом реакции и абсолютизма. Дело обстоит теперь, пожалуй, как раз наоборот. Западная Европа становится оплотом реакции и абсолютизма в России.... С царём русские революционеры, быть может, давно справились бы, если бы им не приходилось одновременно вести борьбу и против его союзника - европейского капитала. Будем надеяться, что на этот раз им удастся справиться с обоими врагами и что новый "священный союз" рухнет скорее, нежели его предшественники. Но, как бы ни окончилась теперешняя борьба в России, кровь и счастье мучеников, которых она породит, к сожалению, более чем достаточно, не пропадут даром. Они оплодотворят всходы социального переворота во всем цивилизованном мире, заставят их расти пышнее и быстрее. В 1848 году славяне были трескучим морозом, который побил цветы народной весны. Быть может, теперь им суждено быть той бурей, которая взломает лёд реакции и неудержимо принесет с собой новую, счастливую весну для народов» («Славяне и революция», статья в «Искре», русской с.-д. революционной газете, 1902 г., № 18, 10 марта 1902 г.).

Захватив власть, большевики первоначально хотели построить совершенно новую страну, полностью отбросив всё прежнее. Но постепенно становилось ясным, что общественные идеалы не выдумываются и не навязываются, они слагаются сами собою, вырабатываясь постепенно, историческою жизнью целого народа, и передаются от одного поколения другому бесчисленными незримыми нитями. Поэтому социалистические идеи пришлось сажать на русскую почву, которая формировалась тысячу лет.

Революция в России осуществлялось ради свободы для всех трудящихся. Что получилось в действительности? Шестов писал в 1920 году, сбежав из России: «Выяснилось, что революция раздавлена, и что большевизм, по своей внутренней сущности, есть движение глубоко реакционное. Что он есть шаг назад даже сравнительно с режимом Николая II, ибо в короткое время большевики поняли, что уже приемы Николая II для них не годятся, что им необходимо принять государственную мудрость Николая I, даже Аракчеева. Самым ненавистным словом для них стало слово свобода. Они быстро поняли, что в свободной стране им управлять не дано, что свободная страна с ними не пойдет, как она не хотела никогда идти ни с Николаем I, ни с Александром III, ни с Николаем II. Для француза или англичанина такое положение показалось бы совершенно неприемлемым. Он знает твердо, что в стране, где нет свободы, не может быть ничего хорошего. Но русские большевики, воспитавшиеся на крепостническом царском режиме, говорили о свободе только до тех пор, пока власть была в руках у их противников. Когда же власть перешла в их руки, они, без малейшей внутренней борьбы, отказались от всяких свобод и даже развязно объявили саму идею свободы буржуазным предрассудком, драгоценным для старой развращённой Европы, но совершенно бесценным для России. Правительство, власть знает, что нужно народу для его блага – чем меньше спрашивать народ, тем больше и прочнее его "счастье". Если бы давно умершие Аракчеев и Николай I восстали из гробов своих, они могли бы идейно торжествовать: русская оппозиция при первой попытке осуществить свои высокие задания должна была признать правоту старого русского государственного идеала» («Что такое русский большевизм»).

Хотя большевики, основываясь на идеях марксизма, собирались строить новый мир, но, как отметил Шестов: «Большевизм не создаёт, а живёт тем, что было до него создано. В своей внутренней политике, как я уже сказал, он взял готовые идеи у Аракчеева и Николая I» (там же).

Россия испокон веков была православной страной. Большевики же выступили, причём резко, против Православной Церкви. Как же народ мог этого допустить и поддержать новый атеистический строй? Так ведь вера осталась, и революционная идеология в Советской России по своей организации оказалась такой же религией. Народ решил, что если молиться не тощему еврею Иисусу Христу с жидкой бородкой, а солидному еврею Карлу Марксу с пышной и окладистой бородой, то и жизнь станет сытнее. Философ Сергей Николаевич Булгаков (1871-1944) указывал на идеологическое сходство социализма и христианства: «Как этическая проблема, социализм в наших глазах не представляет какой-либо трудности, скорее он — ещё издревле — является как бы естественным постулатом социальной этики христианства: труд должен ограждаться от неправой эксплуатации, достойно вознаграждаться от своих плодов, а не являться жертвой насилия капитала» («Душа социализма»).

Социализм в России по сравнению со старым строем приносил такую же динамику в жизнь, как когда-то христианство свергало язычество: «Христианство является совершенно противоположным древнему порядку вещей; это не... половинное и бессильное отрицание... а отрицание полное мощи, надежды, откровенное, беспощадное и уверенное в себе...но так можно отрекаться, имея новое, имея святую веру. Добродетели языческого мира — блестящие пороки в глазах христианина; в статуе, перед красотой которой склонялся грек, он видит чувственную наготу; он отказывается от прекрасного греческого храма и помещает алтарь свой в базилике, лишь бы не служить Богу истинному в тех стенах, в которых служили богам ложным. Вместо гордости — христианин смиряется; вместо стяжания он обрекает себя добровольной нищете; вместо упоения чувственностью — он наслаждается лишениями... Христианство было прямым, резким антитезисом тезису древнего мира» (Герцен, «Письма об изучении природы», 1844 г.). Таков был этот древний переворот, и вот с ним должен был сравняться и даже превзойти его глубиной и силой тот переворот, который начался в России в октябре 1917 года. Человечество запуталось в выборе дороги к счастью, и вот явился новый пророк — Маркс — и указал правильный путь. Россия первая приняла обновлённое учение и повела за собой остальной мир. Учения о непрерывном обновлении человечества, о глубоком прогрессе, который в нём совершается, были учениями, располагавшими людей к надежде и бодрости. В России начало XX века было временем радостного возбуждения, подобно всем временам, предшествующим революциям, временем надежд и веры. Так это должно быть, ибо если бы люди не были в такие эпохи исполнены веры и упования, то кто бы мог их заставить идти навстречу величайшим бедствиям и кровопролитию?

У Достоевского в «Братьях Карамазовых» в одном эпизоде беседуют два брата: «Я тебе должен сделать одно признание, — сказал Иван, — я никогда не мог понять, как можно любить своих ближних. Именно ближних-то, по-моему, и невозможно любить, а разве дальних». Маркс и его последователи не любили ближних, то есть тех реальных людей, которые их окружали. Их радости или несчастья марксистов мало волновали. Они любили того дальнего, кто не различим в общей толпе. Счастья заслуживал не рабочий, что стоял у станка, жил своей семьёй, был добрый или не очень, а некая неразличимая рабочая масса. Сергей Булгаков в очерке «К. Маркс как религиозный тип» писал: «Для взоров Маркса люди складываются в социологические группы, а группы эти чинно и закономерно образуют правильные геометрические фигуры, так, как будто кроме этого мерного движения социологических элементов в истории ничего не происходит, и это упразднение проблемы и заботы о личности, чрезмерная абстрактность есть основная черта марксизма».

Хотя в булгаковском очерке не говорится о Ленине, но косвенным образом мы можем из его очерка найти и существенное отличие личных качеств вождя революции от Маркса. Булгаков пишет: «Характерной особенностью натур диктаторского типа является их прямолинейное и довольно бесцеремонное отношение к человеческой индивидуальности, люди превращаются для них как бы в алгебраические знаки, предназначенные быть средством для тех или иных, хотя бы весьма возвышенных, целей или объектом для более или менее энергичного, хотя бы и самого благожелательного, воздействия. В области теории черта эта выразится в недостатке внимания к конкретной, живой человеческой личности, иначе говоря, в игнорировании проблемы индивидуальности. Это теоретическое игнорирование личности, устранение проблемы индивидуального под предлогом социологического истолкования истории необыкновенно характерно и для Маркса». Таким образом, Маркса Булгаков относит к личности диктаторского типа. А что сказать о Ленине? Для него важен был каждый конкретный человек. Это видно и из всей его политической деятельности, и из простого анализа его работ. Огромное число выступлений Ленина по разным вопросам в разной по социальному составу аудитории доказывает его постоянное желание общаться с людьми, выяснять их проблемы, объяснять свои взгляды и мотивы его решений как главы государства. Множество его писем и записок показывают его искреннюю заботу о жизни и здоровье как своих товарищей, так и незнакомых ему людях. Поэтому, согласно определению Булгакова, Ленина нельзя отнести к натуре диктаторского типа.

Мало того, такое же внимание к жизни конкретного человека проявлял и Сталин, который в этом смысле был руководителем ленинского типа. То есть, и Сталина нельзя отнести к натуре диктаторского типа. Но ведь все называют Сталина диктатором? В политическом смысле это действительно так, поскольку он окончательные решения принимал единолично, и его власть была неограниченной. Но тип личности у него не был диктаторским, в противоположность, например, Троцкому.

Получив власть, большевики старым идеям стали придавать новые значения. Например, идее защиты отечества. Ленин писал в мае 1918 года: «Если войну ведёт класс эксплуататоров в целях укрепления своего господства, как класса, это — преступная война и "оборончество" в такой войне есть гнусность и предательство социализма. Если войну ведёт пролетариат, победивший у себя буржуазию, ведёт в интересах укрепления и развития социализма, тогда война законна и "священна"…. Когда мы были представителями угнетённого класса, мы не относились легкомысленно к защите отечества в империалистской войне, мы принципиально отрицали такую защиту. Когда мы стали представителями господствующего класса, начавшего организовывать социализм, мы требуем от всех серьёзного отношения к обороне страны» («О левом ребячестве и о мелкобуржуазности»). Таким образом, старый лозунг защиты отечества заменяется на лозунг защиты социалистического отечества. То есть Россия как национальное государство заменялась на Россию как социалистическое государство. Главным объявлялось не национальное (русское, татарское, чеченское и так далее), а пролетарское единство, которое объединяло тех же русских, татар, чеченцев и прочие народы, но без капиталистов и помещиков.

Революции всегда только усиливали государственную власть и никогда её не ослабляли. Это имело место и в России. При большевиках власть оказалась намного более жёсткой, чем во времена царя-батюшки. Кроме того, что оказалось неожиданным, пролетарское насилие привело к тому, что Россия вновь стала русской, а Москва вновь стала столицей. Образ буржуа, созданный Марксом, сумел дать новую жизнь русской неприязни к западноевропейской цивилизации. Крестьянин и пролетарий видели теперь в буржуа воплощение того, что стремилось поработить ту жизнь, которой они жили. Ненависть к западному просвещению сливалась с классовой ненавистью к барину, дворянину, капиталисту, к чиновнику — ко всему, стоявшему между царём и народом.

Когда царя свергли, высший государственный идеал пропал. В ходе революции европеизированный, презирающий собственную страну и не имеющий в народе корней русский высший слой был уничтожен, и с Лениным в стране утвердился истинный московит, то есть тот тип человека, который образовался ещё до петровских реформ и этим реформами оказался не затронутым.

Революция покончила не только с самодержавием, но и с Россией Петра I. Петровские преобразования резко разделили страну на два практически не пересекающихся слоя: высший слой, то есть дворянство, и народ. Ни в одной стране Западной Европы не было ничего подобного тому, что можно было до революции наблюдать в России: резкий разрыв между духовной жизнью высших классов и духовной жизнью простого народа. Со времени Петра I дворянство жило духовными интересами западно-европейского культурного мира, не только слепо подражая Западу, но и внедряя западные идеи и обычаи в русскую жизнь. Свидетельством этому стали русская живопись, литература, музыка, театр...Народ в это же время жил своей собственной жизнью, чуждой западным влияниям и питающейся единственно силами русской национальной души.

Ошибкой было бы думать, что русский народ жил в сплошном духовном мраке или в погружённости в чисто материальные интересы. Нет, во многих отношениях он жил собственной духовной жизнью, по-своему верил в Бога, имел собственную устную поэзию, даже свою собственную писанную литературу, свои собственные нравственные представления.

После изгнания высшего слоя страна стала социально гораздо более однородной, подобно тому, что было во времена Древней Руси и сохранялось ещё в значительной мере в Московском царстве. При этом собственно народная культура стала бурно развиваться.

Изменили ли революционные события 1917 года русского человека? Сколь-нибудь существенно — нет, поскольку революция — это кризис власти, но не кризис национального сознания. Новый советский человек был не столько вылеплен в марксистской школе, сколько вылез на свет Божий из Московского царства, слегка приобретя марксистский налёт. Если посмотреть на поколение Октября, то их деды жили в крепостном праве и перенесли весь комплекс врожденных монархических чувств на новых красных вождей. Федотов, глядя на Россию из американского далека и понимая, что русский человек даже в социалистическом государстве не изменил свою психологию и привычки, считал, что советский человек «ближе к москвичу [то есть жителю Московского царства] своим гордым национальным сознанием, что его страна единственно православная, единственно социалистическая, первая в мире — третий Рим. Он с презрением смотрит на остальной, то есть западный мир; не знает его, не любит и боится его» («Россия и свобода»).

Как бы радикально не были настроены большевики, они не в состоянии были выйти из пределов традиционной русской политической культуры. Даже отрицая её, они неизбежно исходили из неё самой, стояли на её почве, поскольку стоять на чём-либо нужно. Какими бы не были их их средства и цели, они неизбежно трансформируются в привычные и удобные для народа формы. Любая революционная идеология — ничто перед могучими пластами прошлого опыта, традиций и национального характера. Революции всегда и сохраняют и развивают наиболее яркие черты национальной политической культуры, даже те, которые формально противоречат целям революции.

Марксизм был навязан России насильно, но она быстро избавилась от него, и большевистская революция, в конце концов, сделалась формой сопротивления международному империализму. Именно благодаря революции Россия стала политической нацией, решительно покончившей с эксплуатацией российских народов западными капиталистами. Мало того, Россия стала духовно свободной, о чём мечтал ещё Герцен. Мысль об освобождении от европейского авторитета часто занимала его именно как мысль низвержения некоторого гнёта, лежащего на русских умах. Герцен говорил, что «мы с малых лет запуганы своим ничтожеством и величием Запада» (статья «За пять лет»). Русские образованные люди были подавлены мыслью о безобразии нашей собственной жизни и мыслью о величии Европы. Вот иго, которое было тяжело Герцену, и которое свергла революция.

Жизнь брала своё, и первоначальные лозунги Советской власти со временем менялись. Например, народ не принял основную марксистскую идею — создание всемирного союза рабочих. Русские люди веками боролись за свою независимость и сохранение своей особенности, пролили много крови за это. А им предложили от всего этого отказаться и добровольно перейти в некое мировое рабочее братство. Маркс был убеждён, что социализм может победить одновременно в нескольких странах Европы. Пролетарии этих стран объединятся, постепенно исчезнут национальные различия, и появится некая новая общность людей, в которой не будет различий по национальности и вере, то есть не будет немцев, французов, поляков, евреев. Но эта социалистическая идея в марксовой интерпретации была чужда русской психологии.

В середине 1930-х годов, когда стало ясно, что революций в Европе не будет, в России начала происходить радикальная смена идеологических установок. Вместо пролетарского интернационализма одной из основных ценностей был провозглашен советский патриотизм.

В первые годы после революции советский человек ощущал себя живущим как будто на каком-то рубеже, на точке поворота. Он видел во всемирной истории только два периода: раньше был сплошной период мрака и зла, а с нынешнего времени, или вскоре после него, должен наступить период света и добра. Но постепенно стало возвращаться то, что обычно называют традиционными ценностями, которые связаны с вековыми традициями.

Понимая, что патриотическое воспитание напрямую связано с изучением отечественной истории, партия во главе со Сталиным развернула масштабную кампанию по реформированию исторической науки и системы исторического образования. 15 мая 1934 года вышло Постановление «О преподавании гражданской истории в школах СССР». Там было сказано: «Совет народных комиссаров Союза ССР и Центральный комитет ВКП(б) констатируют, что преподавание истории в школах СССР поставлено неудовлетворительно». В Постановлении, также, говорилось о необходимости восстановить с 1 сентября 1934 года исторические факультеты в московском и ленинградском университетах. Было решено поменять все учебники истории для школ, которые теперь должны были рассказывать не только историю России, но и других народов, входящих в Советский Союз, то есть история России расширялась до истории СССР.

Бухарин в рецензии на один из учебников описывал новый подход к истории: «Народы эти трактуются почти исключительно, как объекты захватов; между тем, нужно, группируя материал вокруг формирования и эволюции России, как государства, всё же давать материал, выходящий и за круг непосредственного вовлечения народов в границы царства или империи, так, чтоб была и диалектика развития: самостоятельные народы превращаются в посидельцев «тюрьмы народов», превращаются затем вновь в самостоятельные народы, но уже на общей братской основе социализма». Кроме того, он выступил против того, что всё революционное движение связывалось исключительно только с большевиками: «В революции 1905 года у авторов [предлагаемого учебника] нет никаких партий и других организаций, кроме большевиков. Сложные перегруппировки, эволюция партий и так далее тем самым заранее исключены (то есть исключена их действительная история). Мне кажется, что это ни к чему, ни исторически, ни политически».

Таким образом, после 1934 года в России (СССР) начала восстанавливаться историческая наука и история как учебный предмет, в противоположность тому, что в первые годы советской власти изучение истории было фактически отменено. Ещё в марте 1919 года на основе бывшего юридического факультета и исторического отделения историко-филологического факультета МГУ был образован факультет общественных наук. Согласно декрету Совнаркома 4 марта 1921 года об организации факультетов общественных наук «исторические и филологические отделения факультетов общественных наук при Российских университетах с 1-го мая 1921 г. упраздняются».

Со временем число классовый подход стал ослабевать. В 30-е годы всё больше стали говорить не только об эксплуатации народа князьями, боярами, церковниками, помещиками, но и о борьбе всего народа, включая князей, бояр и прочих, за независимость.

В 1937-1938 годах был снят фильм «Пётр Первый», то есть о царе, который особенно усилил крепостное право. Однако в фильме Пётр и его сподвижники рисуются исключительно положительно, как борцы не только за независимость, но и за обновление России. В определённом смысле можно сравнить деятельность Петра I и Сталина: оба провели радикальные реформы в России, оба добились военного поражения смертельно опасного противника и значительно подняли политическое влияние страны, оба обладали абсолютной властью. Но между тем, ещё в начале 30-х годов отношение к Петру было более прохладным. Немецкий писатель Эмиль Людвиг в беседе со Сталиным 13 декабря 1931 года задал вопрос: «Считаете ли Вы себя продолжателем дела Петра Великого?» На что получил ответ: «Ни в каком роде». Сталин объяснил различие: «Пётр Великий сделал много для возвышения класса помещиков и развития нарождавшегося купеческого класса. Пётр сделал очень много для создания и укрепления национального государства помещиков и торговцев. Надо сказать также, что возвышение класса помещиков, содействие нарождавшемуся классу торговцев и укрепление национального государства этих классов происходило за счёт крепостного крестьянства, с которого драли три шкуры».

В 1940 году на экраны вышел фильм «Суворов», изобразивший генералиссимуса как народного генерала, любимца солдат и яркого патриота. Хотя Суворов принимал активное участие в разгроме народного восстания Пугачёва, пленении и доставки в Москву на казнь мятежного атамана.

Если прежде говорили о ненависти западных капиталистов к коммунистам России, то теперь стали обращать внимание на неприязнь Запада ко всему народу. В уже упомянутом интервью Эмилю Людвигу Сталин говорил: «В Европе многие представляют себе людей в СССР по старинке, думая, что в России живут люди, во-первых, покорные, во-вторых, ленивые. Это устарелое и в корне неправильное представление. Оно создалось в Европе с тех времён, когда стали наезжать в Париж русские помещики, транжирили там награбленные деньги и бездельничали. Это были действительно безвольные и никчемные люди. Отсюда делались выводы о "русской лени". Но это ни в какой мере не может касаться русских рабочих и крестьян, которые добывали и добывают средства к жизни своим собственным трудом. Довольно странно считать покорными и ленивыми русских крестьян и рабочих, проделавших в короткий срок три революции, разгромивших царизм и буржуазию и победоносно строящих ныне социализм». Таким образом, всё дурное, что было в России, переносилось на прежние эксплуататорские классы, а поскольку они в Советском Союзе ликвидированы, то оставшийся народ обладает множеством достоинств, которые Запад не может оценить в силу своей предвзятости.

Одновременно началась борьба с антирусскими настроениям в самой стране. Одним из примеров этого явилась кампания против поэта Демьяна Бедного, который в некоторых стихах крайне презрительно отзывался о русском народе, обвиняя его в лени и рабской психологии. В фельетоне «Слезай с печки», в частности, были такие строки: «Сладкий храп и слюнищи возжею с губы, В нём столько похабства! Кто сказал, будто мы не рабы? Да у нас ещё столько этого рабства», «похвальба пустозвонная, есть черта наша русская — исконная», «страна неоглядно великая, разорённая, рабски-ленивая, дикая». Чем-то ему не понравился Козьма Минин: «Нет Минина, "жертва" была не напрасной, купец заслужил на бессмертье патент. И маячит доселе на площади Красной, самый подлый, какой может быть, монумент!».

6 декабря 1930 года тексты Бедного обсуждались на заседании Секретариата ЦК ВКП(б). В специальном Постановлении говорилось: «ЦК обращает внимание редакции "Правды" и "Известий", что за последнее время в фельетонах тов. Демьяна Бедного стали появляться фальшивые нотки, выразившиеся в огульном охаивании России и русского… и объявлении "лени" и "сидения на печке" чуть ни национальной чертой русских». Поэт обиделся и написал жалобу Сталину. Конечно, не дело ЦК обсуждать какие-то стихи, но те времена были особенные. Примечательно, как ответил Сталин опальному стихотворцу (12 декабря 1930 года): «В чём существо Ваших ошибок? Оно состоит в том, что критика недостатков жизни и быта СССР, критика обязательная и нужная, развитая Вами вначале довольно метко и умело, увлекла Вас сверх меры и, увлекши Вас, стала перерастать в Ваших произведениях в клевету на СССР, на его прошлое, на его настоящее».

Сталин в то время готовил крутой переворот в идеологии, в противовес марксистам старого образца, отвергающим национальные особенности и традиционные ценности, к которым он решил вернуться, и потому в письме Бедному продолжал: «Руководители революционных рабочих всех стран с жадностью изучают поучительнейшую историю рабочего класса России, его прошлое, прошлое России, зная, что кроме России реакционной существовала ещё Россия революционная, Россия Радищевых и Чернышевских, Желябовых и Ульяновых, Халтуриных и Алексеевых. Всё это вселяет (не может не вселять!) в сердца русских рабочих чувство революционной национальной гордости, способное двигать горами, способное творить чудеса. А Вы? Вместо того, чтобы осмыслить этот величайший в истории революции процесс и подняться на высоту задач певца передового пролетариата...стали возглашать на весь мир, что Россия в прошлом представляла сосуд мерзости и запустения, что нынешняя Россия представляет сплошную "Перерву", что "лень" и стремление "сидеть на печке" является чуть ли не национальной чертой русских вообще, а значит и — русских рабочих, которые, проделав Октябрьскую революцию, конечно, не перестали быть русскими. И это называется у Вас большевистской критикой! Нет, высокочтимый товарищ Демьян, это не большевистская критика, а клевета на наш народ, развенчание СССР, развенчание пролетариата СССР, развенчание русского пролетариата».

Как известно, Маркс твердил, что у пролетариата нет отечества. Сталин же пришёл к выводу, что есть. «В прошлом у нас не было и не могло быть отечества. Но теперь, когда мы свергли капитализм, а власть у нас, у народа, — у нас есть отечество » (речь на первой Всесоюзной конференции работников социалистической промышленности 4 февраля 1931 г.). Вообще, взгляды Маркса и, например, Троцкого очень напоминают популярные ныне идеи глобализации, согласно которым, в частности, нет немцев, венгров, итальянцев, а есть, например, некая новая европейская нация, живущая в Европейском Союзе.

Сталин понял сам и объяснял другим, что СССР — это самая передовая страна, как единственная страна победившего социализма. Начинался поворот в идеологии: главным становилось не мировое рабочее движение, а пролетариат Советского Союза. Следовательно, нужно относиться с уважением к истории этого пролетариата, а его история — это и история борьбы народа с завоевателями, а это — уже вся история России. Приводя отрывок из работы Ленина «О национальной гордости великороссов», Сталин отмечает: «Вот как умел говорить Ленин, величайший интернационалист в мире, о национальной гордости великороссов. А говорил он так потому, что он знал, что: "Интерес (не по-холопски понятой) национальной гордости великороссов совпадает с социалистическим интересом великорусских (и всех иных) пролетариев"». Из вывода, что национальная гордость «великороссов совпадает с социалистическим интересом великорусских (и всех иных) пролетариев» ясно вытекало чувство гордости за Советскую Россию, понимание её исключительности, и то, что она ведёт за собой весь остальной мир к светлому будущему. Когда-то была развита идея о России как о Третьем мире и её особой миссии. Теперь этой миссией стала победа социализма.

То, что в России интересы своей страны стали превалировать над интересами международного пролетариата, было видно и со стороны. Американец Робинсон в беседе со Сталиным 13.05.1933 г. сравнил две первомайские демонстрации: «Демонстрация 1918 года была обращена вовне, к пролетариату всего мира, к международному пролетариату с призывом к революции. Сейчас мотив другой. Сейчас мужчины, женщины и юноши вышли на демонстрацию, чтобы сказать — вот страна, которую мы строим, вот страна, которую мы будем защищать всеми нашими силами». На что Сталин коротко ответил: «Тогда демонстрация была агитационная, а теперь — итоговая».

Одной из главных задач, поставленной Советским правительством, было преодоления постоянной отсталости России: «История старой России состояла, между прочим, в том, что её непрерывно били за отсталость. Били монгольские ханы. Били турецкие беки. Били шведские феодалы. Били польско-литовские паны. Били англо-французские капиталисты. Били японские бароны. Били все — за отсталость. За отсталость военную, за отсталость культурную, за отсталость государственную, за отсталость промышленную, за отсталость сельскохозяйственную. Били потому, что это было доходно и сходило безнаказанно. Помните слова дореволюционного поэта: "Ты и убогая, ты и обильная, ты и могучая, ты и бессильная, матушка Русь". Эти слова старого поэта хорошо заучили эти господа. Они били и приговаривали: "ты обильная" — стало быть, можно на твой счёт поживиться. Они били и приговаривали: "ты убогая, бессильная" — стало быть, можно бить и грабить тебя безнаказанно. Таков уже закон эксплуататоров —бить отсталых и слабых. Волчий закон капитализма. Ты отстал, ты слаб — значит ты не прав, стало быть, тебя можно бить и порабощать. Ты могуч — значит ты прав, стало быть, тебя надо остерегаться. Вот почему нельзя нам больше отставать» (Сталин «О задачах хозяйственников», 4.02.1931 г.). Эта задача была решена ещё при жизни Сталина.

Свобода является одним из наиболее запутанных понятий человеческой психологии. У советского человека понимание свободы отличалось от западных представлений и это относилось не к идеологии, а к психологии и привычному укладу жизни. Русские эмигранты, вынужденные жить на Западе, сразу отмечали это. Вот как описывал свои наблюдения Федотов, который с 1926 по 1940 годы жил во Франции, а после немецкой оккупации перебрался в США: «Немало советских людей повидали мы за границей — студентов, военных, эмигрантов новой формации. Почти ни у кого мы не замечаем тоски по свободе, радости дышать ею. Большинство даже болезненно ощущает свободу западного мира как беспорядок, хаос, анархию. Их неприятно удивляет хаос мнений на столбцах прессы: разве истина не одна? Их шокирует свобода рабочих, стачки, легкий темп труда. «У нас мы прогнали миллионы через концлагеря, чтобы научить их работать» — такова реакция советского инженера при знакомстве с беспорядками на американских заводах; а ведь он сам от станка — сын рабочего или крестьянина. В России щенят дисциплину и принуждение и не верят в значение личного почина — не только партия не верит, но и вся огромная ею созданная новая интеллигенция» («Россия и свобода»).

Похожее впечатление было и у Бердяева, который с 1922 по 1924 год жил в Германии, а затем переехал во Францию: «Коммунистическое понимание свободы очень отличается от обычных пониманий. Поэтому русские коммунисты искренно возмущаются, когда им говорят, что в советской России нет свободы. Рассказывают такой случай. Один советский молодой человек приехал на несколько месяцев во Францию, чтобы вернуться потом обратно в советскую Россию. К концу его пребывания его спросили, какое у него осталось впечатление от Франции. Он ответил: «В этой стране нет свободы». Его собеседник с удивлением ему возражает: «Что вы говорите, Франция — страна свободы, каждый свободен думать, что хочет, и делать что хочет, это у вас нет никакой свободы». Тогда молодой человек изложил свое понимание свободы: во Франции нет свободы и советский молодой человек в ней задыхался потому, что в ней невозможно изменять жизнь, строить новую жизнь; так называемая свобода в ней такова, что все остается неизменным, каждый день похож на предшествующий, можно свергать каждую неделю министерства, но ничего от этого не меняется. Поэтому человеку, приехавшему из России, во Франции скучно. В советской же, коммунистической России есть настоящая свобода, потому что каждый день можно изменять жизнь России и даже всего мира, можно все перестраивать, один день не походит на другой. Каждый молодой человек чувствует себя строителем нового мира» («Истоки и смысл русского коммунизма»).

Термин «российский социализм» никогда не применялся. Социализм в реальной жизни изначально мог быть только российским, поскольку других не было. И только после прихода коммунистов к власти в Китае в 1949 году появился ещё один вид социализма — с китайской спецификой.

 

Репрессии

 

Вопрос о жестокостях, государственном терроризме и репрессиях, сопровождавших построение социализма в России, — это вопрос не прошлого, а будущего. Те люди, в тех условиях, поступили именно так, и это уже произошло, и этого не отменишь. Но мы можем изучить обстоятельства, приведшие к этим трагическим явлениям, чтобы избежать их в случае возникновения новых кризисов.

Ленина и Сталина некоторые люди обвиняют в том, что вследствие их решений, как руководителей государства, погибло много людей. Та лёгкость, с которой значительная часть народа отказалась от власти КПСС, объяснялась, в том числе, и естественной неприязнью к репрессиям, которые были особенно тяжёлыми в 30-е годы. Но надо признать, что здесь большую роль играет не рассудок, а эмоции. Невероятно жалко всех этих погибших людей. Совершенно справедливо осудить все эти репрессии, но если говорить о выводах на будущее, то многое здесь становится неясным.

Часто говорят о сталинских репрессиях, возлагая всю вину на него одного. Тогда получается, что не было бы Сталина, не было бы жертв. Следовательно, сейчас можно спать спокойно: вероятность появления другого такого человека с таким колоссальным авторитетом крайне мала, и потому в обозримое время он не появится у власти, не будет репрессий и напрасных жертв. Такая точка зрения представляется слишком простой. Начнём с того, что и без репрессий в мирное время может умереть много людей.

Известно, что распад страны и переход от социализма к рыночным отношениям дорого стоил народу России. В книге А.И. Гражданкина и С.Г. Кара-Мурзы «Белая книга России. Строительство, перестройка и реформы: 1950-2013 гг.» приводятся данные о численности населения России в административных границах РСФСР:


Население РСФСР и России.
год Численность, млн чел.
1959 117,5
1991 148,5
2002 145,2
2010 142,9
2014 143,7

Из таблицы видно, что население страны после 1991 года уменьшилось на 4,8 млн человек. При этом нужно учитывать, что за период 1990-2013 годов за счёт миграции в Россию (в границах Российской федерации) прибыло 6,1 млн человек. Тогда получаем, что потери населения составили 10,9 млн человек. В стране не было войны, природных катастроф и эпидемий. Люди умерли из-за развала народного хозяйства. Из-за недоедания, из-за нервных стрессов. В больницах вследствие нехватки финансирования катастрофически не хватало лекарств, врачи, как и большинство других людей, месяцами не получали зарплату. Всё это сказалось на качестве лечения. В стране резко выросла преступность, намного больше стало разных аварий. На Кавказе возникли национальные конфликты, приведшие к многочисленным жертвам. Все эти бедствия произошли вследствие решений вполне конкретных людей, которые находились у власти. Но разве они осуждены? Так ведь — нет.

Говоря о репрессиях, мы допускаем, что в кто-то был убит по личному приказу Сталина. В годы гражданской войны учитывая его полномочия, такое могло быть. Могло быть и в более поздние годы. Но это если и были, то единичные случаи. Конкретные приказы об арестах и расстрелах отдавали другие люди. Сталина обвиняют, что он создал систему, которая привела к гибели множества людей. Тогда почему же под судом не оказались люди, создавшие систему, приведшие к потери Россией в 90-е годы XX столетия одиннадцати миллионов человек?

В 1956 году на XX съезде все российские проблемы свалили на одного Сталина, не пытаясь разобраться, а не была ли причина в самой системе власти. Анализ не был сделан, ошибки не были найдены и не исправлены. И тридцать с небольшим лет спустя после этого съезда страна опять потеряла огромное количество людей. Но ведь в 90-е годы не было репрессий и культа личности, не было диктатуры и единоличной власти одного человека. Но кто-то же виноват в гибели людей? Должна быть какая-то логика: если мы обвиняем Сталина в принятии решений, погубивших много людей, то должны хотя бы назвать имена тех людей, чьи решения погубили людей в 90-е годы. Но если мы в последнем случае никому конкретно обвинения не предъявляем, то и Сталина следует оставить в покое. Либо мы в обоих случаях должны указать тех, кто виноват, либо признать, что никто не виноват.

Когда мы осуждаем репрессии, то должны чётко определить, что конкретно мы осуждаем: репрессии как таковые или необоснованные репрессии. Осуждать сами репрессии — бессмысленно, поскольку четыре года шла гражданская война, а после неё осталось большое количество людей, которые были врагами действующей власти и беззаветно с ней боролись разными способами, включая убийства и диверсии. Таких людей было много, соответственно, было много судов, ссылок, тюрем и расстрелов. В двадцатые и тридцатые годы оппозиция, возглавляемая Троцким не скрывала, что готова пойти на смену руководства страны, то есть, на государственный переворот. Кроме того, западные страны считали Советскую Россию своим смертельным врагом, старались разрушить её изнутри и потому засылали в страну большое количество шпионов и диверсантов. Естественно, государство боролось с врагами, поэтому то, что стали называть репрессиями, было неизбежным.

Естественно, что следует осудить необоснованные репрессии. Известно значительное количество случаев, когда эта необоснованность была очевидна. В таком случае, мы должны осудить лишь эти конкретные случаи.

Но во многих случаях трудно однозначно определить, обоснованы или нет были репрессии. Вот, пример, случай Николая Бухарина. Его реабилитировали в 1988 году. Но в 1956 году специальная комиссия пересматривала его дело и приговор оставила в силе. А сам процесс 1938 года, на котором его осудили, был открытым. Как здесь беспристрастно оценить обоснованность или необоснованность приговора? Но вот что можно утверждать наверняка. Даже если вина человека была бесспорна, мера наказания в подавляющем случае была слишком жестокой. Не было неизбежной необходимости в таком количестве применять расстрелы и длительные сроки заключения.

 

Давая оценку репрессивной стороне Советской власти, мы должны учитывать психологию людей той поры, их эмоциональный настрой. Годы гражданской войны всех ожесточили, да и огромные потери за восемь военных лет с 1914 по 1921 год снизили цену человеческой жизни. В отношениях людей друг к другу превалировали резкие оценки: либо чёрное, либо белое, а точнее: либо красное, либо белое.

Определённая бескомпромиссность по отношению к политическим оппонентам проявлялась уже у первых русских сторонников социализма. В 1841 году Белинский познакомился с французским социализмом Сен-Симона и Леру, и к 1848 году социализм стал для него «идеей идей». «Неистовый Виссарион», как его прозвали за пылкий темперамент, предал забвению своё признание личности, как величайшей ценности и писал Боткину: «Я начинаю любить человечество маратовски: чтобы сделать счастливою малейшею часть его, я, кажется, огнём и мечом истребил бы остальную».

Психология общества на определённом уровне жестокости поддерживался самим обществом. Философ и публицист Николай Николаевич Страхов (1828-1896) писал в 1881 году по поводу убийства императора: «...наш век проповедует не гармоническое воздействие, не мирное соревнование, а прямо борьбу, и лучшей, плодотворнейшей считается борьба кровавая, битва насмерть. Тысячи газет десятки лет ежедневно подстрекают ненависть своих читателей по тому или другому вопросу, и нужно признать в людях большой запас доброты, видя, что эти подстрекательства так долго не приводят их к кровавой разделке между собой» («Письма о нигилизме»).

Сам Карл Маркс мало кого любил, даже тот пролетариат, о котором он так заботился. Во всех произведениях Маркса не найдётся ни единого слова любви к человеку, только страсть ненависти и мести капиталистам. Маркс не признавал собственного пути развития каждой нации, для него значимой была только экономическая реальность, а мировая история казалась ему ареной борьбы классов, а не наций. Поэтому он он обратил свои взоры на пролетариат, так как в нём снималось противоречие между нациями.

Марксом была сформулирована следующая цепочка: капитализм должен смениться коммунизмом, осуществить этот переход может только рабочий класс. Буржуазия будет сопротивляться, поэтому борьба, именуемая классовой, неминуема. Выиграть эту борьбу можно через диктатуру пролетариата. То есть насилие — неизбежно. Все марксисты эту мысль о неизбежности, то есть естественности, насилия усвоили.

Ленин в интервью одному американскому журналисту объяснял причины появления большевистского террора: «После революции 25 октября (7 ноября) 1917 года мы не закрыли даже буржуазных газет, и о терроре не было и речи. Мы освободили не только многих министров Керенского, но и воевавшего против нас Краснова. Лишь после того, как эксплуататоры, то есть капиталисты, стали развёртывать своё сопротивление, мы начали систематически подавлять его, вплоть до террора. Это было ответом пролетариата на такие поступки буржуазии, как заговор совместно с капиталистами Германии, Англии, Японии, Америки, Франции для восстановления власти эксплуататоров в России, подкуп англо-французскими деньгами чехословаков, германскими и французскими — Маннергейма, Деникина и прочее и тому подобное. Один из последних заговоров, вызвавших усиление террора против буржуазии в Петрограде, — был заговор буржуазии, совместно с эсерами и меньшевиками, о сдаче Петрограда» («Правда» № 162, 25.07.1919 г. ).

Сопротивление противников новой власти оказалось крайне ожесточённым. 20 июня 1918 года эсерами, которые перешли к террору против большевиков, был убит один из руководителей петроградских большевиков Володарский.

Шестого июля 1918 года в Москве был убит германский посол Мирбах. Покушение было совершено левыми эсерами Блюмкиным и Андреевым, которые, пробравшись по подложному документу в германское посольство якобы для переговоров с Мирбахом, бросили в него бомбу. Левые эсеры рассчитывали, что этим актом они спровоцируют войну с Германией и при поддержке всех врагов большевиков сумеют свергнуть Советскую власть. Покушение на Мирбаха явилось началом контрреволюционного мятежа левых эсеров в Москве 6-7 июля 1918 года, который был частью общего выступления внутренней контрреволюции и империалистов Антанты против Советской России; мятежников тайно поддерживали иностранные дипломатические миссии. Мятеж произошел в дни работы V Всероссийского съезда Советов. Общее число мятежников составляло 1 800 человек. Путчисты обстреляли из орудий Кремль, захватили телефонную станцию и телеграф. Продержавшись там 2 часа, они разослали от имени ЦК левых эсеров несколько провокационных воззваний, бюллетеней и телеграмм о том, что власть якобы находится в руках левых эсеров и что их действия приветствуются всем населением. Благодаря энергичным мерам, принятым Советским правительством мятеж был ликвидирован.

Ленин писал в телеграмме Сталину: «Сегодня около 3-х часов дня левый эсер убил бомбой Мирбаха. Это убийство явно в интересах монархистов или англо-французских капиталистов. Левые эсеры, не желая выдать убийцу, арестовали Дзержинского и Лациса и начали восстание против нас. Мы ликвидируем сегодня же ночью беспощадно и скажем народу всю правду: мы на волосок от войны. У нас заложниками сотни левых эсеров. Повсюду необходимо подавить беспощадно этих жалких и истеричных авантюристов, ставших орудием в руках контрреволюционеров. Все, кто против войны, будут за нас».

30 августа в Петрограде эсером был убит председатель Петроградской ЧК Урицкий. В тот же день эсерка-террористка Каплан стреляла в Ленина, и он был тяжело ранен двумя отравленными пулями. В ответ на белый террор Советская власть ввела красный террор. 2 сентября 1918 года ВЦИК принял решение, в котором указывалось, что за каждое покушение на деятелей Советской власти будут отвечать все контрреволюционеры и их вдохновители.

«Это был период, когда Ленин при каждом подходящем случае вколачивал мысль о неизбежности террора. Всякие проявления прекраснодушия, маниловщины, халатности — а всего этого было хоть отбавляй — возмущали его не столько сами по себе, сколько как признак того, что даже верхи рабочего класса не отдают еще себе достаточного отчёта в чудовищной трудности задач, которые могут быть разрешены лишь мерами чудовищной же энергии. "Им, — говорил он про врагов, — грозит опасность лишиться всего. И в то же время у них есть сотни тысяч людей, прошедших школу войны, сытых, отважных, готовых на все офицеров, юнкеров, буржуазных и помещичьих сынков, полицейских, кулаков. А вот эти, извините за выражение, "революционеры" воображают, что мы сможем совершить революцию по-доброму да по-хорошему. Да где они учились? Да что они понимают под диктатурой? Да какая у него выйдет диктатура, если он сам тютя?...Если мы не сумеем расстрелять саботажника-белогвардейца, то какая же это великая революция? Да вы смотрите, как у нас буржуазная шваль пишет в газетах? Где же тут диктатура? Одна болтовня и каша"… Эти речи выражали его действительное настроение, имея в то же время сугубо умышленный характер: согласно своему методу, Ленин вколачивал в головы сознание необходимости исключительно суровых мер для спасения революции» (Троцкий, «Вокруг Октября»).

 

Большевики достаточно легко и без больших жертв захватили власть и до весны 1918 года строили мирные планы. Подписание Брестского мира было вынужденным, поскольку армии в России тогда уже не было. Большевики избежали войны с Германией, но затем возникло белое движение и началась гражданская война. «Этот поход всемирного империализма, этот военный поход против нас, этот подкуп заговорщиков внутри страны, — разве это не был террор? Наш террор был вызван тем, что против нас обрушились такие военные силы, против которых нужно было неслыханно напрягать все наши силы. Нужно было действовать внутри страны со всей настойчивостью, нужно было собрать все силы...Перед лицом такого террора со стороны Антанты мы имели право прибегнуть к этому террору» (Ленин, доклад на VIII Всероссийской конференции РКП(б), 2.12.1919 г.). Всё, что делал Ленин и его соратники, имело одну цель — удержать власть любой ценой, отстоять возможность строить социализм и своей победой побудить рабочих других стран осуществить социалистический переворот и начать строительство нового справедливого общества. Большевики видели свой моральный долг перед всем человечеством, понимая свою победу как победу справедливости над эксплуатацией.

Для достижения этой цели использовались все средства, в том числе и государственный террор. Ленина часто упрекают в чрезмерной жестокости. Но если идёт война, говорить о гуманности сложно, не стоит вообще развязывать войн. Да разве на гражданской войне жестокостей было больше, чем на фронтах Мировой войны? А применение отравляющих газов, а массированные артиллерийские бомбардировки, при которых сотни людей разрывались на множество частей? Общество за долгие годы войн ожесточилось. «Если бы мы попробовали на эти войска, созданные международным хищничеством, озверевшие от войны, действовать словами, убеждением, воздействовать как-нибудь иначе, не террором, мы бы не продержались и двух месяцев, мы бы были глупцами» (Ленин, речь на VII Всероссийском съезде Советов).

Жестокости были с обеих сторон, и со стороны красных, и со стороны белых. Американский журнал «Новая Республика» («The New Republic») 25 июня 1919 года опубликовал письмо одного своего читателя, где среди прочего, рассказывалось: «Теперешнее правительство Финляндии, при вступлении его во власть, казнило хладнокровно в течение нескольких дней 16 700 членов бывшей социалистической республики и заключило в концентрационных лагерях, обрекая на голодную смерть, ещё 70 000. Между тем все казни в России за год, кончающийся 1 ноября 1918 года, были, по официальным данным, числом 3 800, включая многих подкупных советских должностных лиц, как равно и контрреволюционеров. Финское правительство было бесконечно более террористическим, чем русское» (приведено в сентябре 1919 г. в журнале «Коммунистический Интернационал» № 5).

Террор со стороны большевиков сопровождался применением смертной казни, но она была отменена при первой же возможности: «Что касается основных мероприятий нашей внутренней политики, которые за отчётные два месяца более или менее выделяются из ряда текущих работ, то особенно важно следующее постановление, которое нуждается в утверждении ВЦИК. Это постановление об отмене смертной казни. Вы знаете, что тотчас же после главной победы над Деникиным, после взятия Ростова, товарищ Дзержинский, руководящий ВЧК и Наркомвнудел, внёс предложение в Совнарком и провёл его у себя в ведомстве, чтобы всякое зависящее от ЧК применение смертной казни было отменено...Террор был нам навязан терроризмом Антанты, когда всемирно-могущественные державы обрушились на нас своими полчищами, не останавливаясь ни перед чем. Мы не могли бы продержаться и двух дней, если бы на эти попытки офицеров и белогвардейцев не ответили беспощадным образом, и это означало террор, но это было навязано нам террористическими приемами Антанты. И как только мы одержали решительную победу, ещё до окончания войны, тотчас же после взятия Ростова, мы отказались от применения смертной казни и этим показали, что к своей собственной программе мы относимся так, как обещали. Мы говорим, что применение насилия вызывается задачей подавить эксплуататоров, подавить помещиков и капиталистов; когда это будет разрешено, мы от всяких исключительных мер отказываемся» (Ленин, доклад о работе ВЦИК и Совнаркома на первой сессии ВЦИК VII созыва, 2.02.1920 г.).

Летом 1921 года в связи с голодом в Советской России активизировалась деятельность русского контрреволюционного подполья, опиравшегося на поддержку иностранных кругов. В течение июня — июля 1921 года органами ВЧК в Петрограде, в северной и северо-западной областях РСФСР было раскрыто несколько контрреволюционных организаций, готовившихся поднять к началу сбора продналога вооруженный мятеж. В докладе ВЧК, опубликованном 24 июля 1921 года, доказывались связи заговорщиков в Петрограде с иностранными разведками.

 

Ленина часто обвиняют в якобы присущей ему жестокости. Вот, например, записка от 22 июля 1919 года секретарю: «Л. А. Фотиевой. Повесить: 1) секретариат Совета Обороны и СНК, 2) Компрод, 3) Компотель, 4) Комвоен за волокиту и опоздание». Конечно, это не стоит понимать буквально, просто обычные образные выражения, выражавшие чувство крайней досады. Записка написана по поводу опоздания с утверждением инструкции о продовольственных посылках из армии. Виновным, в итоге, было вынесено порицание за волокиту.

Или другая записка: «А. С. Енукидзе. 13.02.1922 г. Христа ради, посадите Вы за волокиту в тюрьму кого-либо! Ей-ей, без этого ни чёрта толку не будет. Ваш Ленин». Ленину присуща была резкость выражений, но он неоднократно пояснял, что не стоит всё это понимать буквально, ибо работа у всех тяжёлая, а нервы на пределе.

Страну нужно было поднимать из разрухи, а управленческий аппарат был крайне неэффективным и чрезмерно раздутым. Почему так случилось? Философ Лев Исакович Шестов (1866-1938) объяснил причины: «Никогда ещё в России бюрократия — и какая бездельническая, жалкая, никчемная бюрократия – не плодилась с такой неслыханной быстротой. В каждом учреждении — по крайней мере в десять раз больше людей, чем нужно для поставленных ему целей. И на десять учреждений есть едва ли одно, которое в самом деле для чего-нибудь нужно. Все, и молодые, и старые, и мужчины, и женщины служат. Большевики убеждены, что кто не служит — тот вреден и опасен для государства, и всячески преследуют людей, не находящихся на службе. Таких лишают пайков, облагают разного рода налогами и сборами, забирают на военную службу и т.д. Ну, и идут служить — тем более, что образованные люди совершенно лишены всякого рода заработков, кроме заработков с жалования. Чернорабочий или вообще человек, обладающий крепким здоровьем и физической силой, ещё может пойти в деревню, где для него найдется дело, и вместе с делом кров и кусок хлеба. Образованный же человек — учитель, врач, инженер, писатель, учёный – обречён на голодную смерть, если он не согласится увеличить своей персоной и без того огромные полчища паразитов – чиновников» («Что такое русский большевизм»).

Советский государственный аппарат власти перенял традиции старой российской бюрократии и работал плохо. Ленин это отчётливо видел: «Т. Семашко! Подписав сегодня решение Малого СНК о двух миллиардах (кажется, так? точно не помню суммы) на чистку Москвы и прочитав "Положение" Наркомздрава о неделе оздоровления жилищ ("Известия",12 июля), я пришёл к выводу, что мои подозрения (насчёт полной негодности постановки всего этого дела) усиливаются. Миллиарды возьмут, раскрадут и расхитят, а дела не сделают» (записка от 24. X. 1921 г.).

Ленина такая ситуация просто бесила и он требовал решительно бороться с бюрократией: «Т. Цюрупа! Посылаю Вам образец нашей поганой волокиты и тупоумия! А это — лучшие наши люди, Пятаков, Морозов и др.! Задушили бы дело, кабы не кнут. Очень прошу спешно налечь изо всех сил, ударить виновных ещё раз побольнее. Ваш Ленин» (Написано 27 февраля 1922 г.).

Развал в стране царил колоссальный: «Лично секретно. Т. Уншлихту, ВЧК и т. Фомину, НКПС...Мне пришлось на днях ознакомиться лично с состоянием автодрезин ВЧК, находящихся, очевидно, в совместном заведовании ВЧК и НКПС...Состояние, в котором я нашёл автодрезины, хуже худого. Беспризорность, полуразрушение (раскрали очень многое!), беспорядок полнейший, горючее, видимо, раскрадено, керосин с водой, работа двигателя невыносимо плохая, остановки в пути ежеминутны, движение из рук вон плохо, на станциях простой, неосведомлённость начальников станций (видимо, понятия не имеющих, что автодрезины ВЧК должны быть на положении особых литер, двигаться с максимальной быстротой не в смысле быстроты хода — машины эти, видимо, "советские", т. е. очень плохие, — а в смысле минимума простоя и проволочек, с военной аккуратностью), хаос, разгильдяйство, позор сплошной. К счастью, я, будучи инкогнито в дрезине, мог слышать и слышал откровенные, правдивые (а не казённо-сладенькие и лживые) рассказы служащих, а из этих рассказов видел, что это не случай, а вся организация такая же неслыханно позорная, развал и безрукость полнейшие. Первый раз я ехал по железным дорогам не в качестве "сановника", поднимающего на ноги всё и вся десятками специальных телеграмм, а в качестве неизвестного, едущего при ВЧК, и впечатление моё — безнадёжно угнетающее. Если таковы порядки особого маленького колёсика в механизме, стоящего под особым надзором самого ВЧК, то могу себе представить, что же делается вообще в НКПС! Развал, должно быть, там невероятный» (написано 16. I. 1922 г. ).

Ленин настаивал на максимальной жёсткости судебного преследования хозяйственных преступлений и уже в 1922 году добивался, чтобы по крайней мере некоторым из них предавался политический характер: «Совершенно секретно. В Наркомюст, тов. Курскому. Копия тов. Крыленко. По моему поручению бывшей МЧК было начато расследование по делу преступной халатности, волокиты и бездеятельности в Научно-техническом отделе и Комитете по делам изобретений. Результаты расследования были представлены в Мосревтрибунал, который вместо того, чтобы по существу рассмотреть это дело, выявить и наказать виновных (а что в этих учреждениях имеется достаточное количество учёных шалопаев, бездельников и прочей сволочи — отмечалось не раз в печати, в статьях т. Сосновского и других) — чрезвычайно покровительственно отнесся к обвиняемым, судил без обвинителя и в конце концов признал обвинение недоказанным и всех виновных оправдал. В настоящее время мне сообщили, что Мосгуботдел Госполитуправления обжаловал решение Мосревтрибунала в отдел судебного контроля НКюста. Прошу Вас лично ознакомиться с этим делом, сугубо внимательно к нему отнестись, постараться совместно с РКИ собрать дополнительные материалы о деятельности этих учреждений, если нужно назначить по соглашению с тов. Аванесовым ревизию — не из чиновников и слюнтяев, а из людей, которые действительно сумеют как следует обревизовать, добыть нужные материалы и найти виновных. Нужно в Ревтрибунале поставить политический процесс (с привлечением для печати т. Сосновского), который как следует перетряхнул бы это "научное" болото» (написано 31 марта 1922 г.). Так что авторство идеи политических процессов принадлежит не Сталину.

Горький в очерке «В.И.Ленин» (1924,1930 гг.) вспоминал об одной беседе с вождём: «Мне часто приходилось говорить с Лениным о жестокости революционной тактики и быта.

— Чего вы хотите? — удивлённо и гневно спрашивал он. — Возможна ли гуманность в такой небывалой свирепой драке? Где тут место мягкосердечию и великодушию? Нас блокирует Европа, мы лишены ожидавшейся помощи европейского пролетариата, на нас, со всех сторон, медведем лезет контрреволюция, а мы — что же? Не должны бороться, сопротивляться? Ну, извините, мы не дураки. Мы знаем: то, чего мы хотим, никто не может сделать, кроме нас. Неужели вы допускаете, что если бы я был убеждён в противном, я сидел бы здесь?»

Сопротивление власти большевиков было ожесточённое, что вынуждало их в ответ применять репрессии к противнику. В июне-августе 1922 года проходил процесс правых эсеров. Троцкий писал в своей книге «Моя жизнь»: «Эсеры убили Володарского, убили Урицкого, тяжело ранили Ленина, дважды собирались взорвать мой поезд. Мы не могли относиться к этому слегка. Хоть и не под идеалистическим углом зрения, как наши враги, но мы умели ценить "роль личности в истории". Мы не могли закрывать глаза на то, какая опасность грозит революции, если мы дадим врагам перестрелять всю нашу верхушку.

Наши гуманитарные друзья, из породы ни горячих ни холодных, не раз разъясняли нам, что они ещё могут понять неизбежность репрессий вообще; но расстреливать пойманного врага — значит переступать границы необходимой самообороны. Они требовали от нас "великодушия"...Нам предлагали ограничиться тюремным заключением. Это казалось самым простым. Но вопрос о личной репрессии в революционную эпоху принимает совсем особый характер, от которого бессильно отскакивают гуманитарные общие места. Борьба идёт непосредственно за власть, борьба на жизнь и на смерть — в этом и состоит революция, — какое же значение может иметь в этих условиях тюремное заключение для людей, которые надеются в ближайшие недели овладеть властью и посадить в тюрьму или уничтожить тех, которые стоят у руля? С точки зрения так называемой абсолютной ценности человеческой личности революция подлежит "осуждению", как и война, как, впрочем, и вся история человечества в целом. Однако же самое понятие личности выработалось лишь в результате революций, причём процесс этот ещё очень далёк от завершения. Чтоб понятие личности стало реальным и чтоб полупрезрительное понятие "массы" перестало быть антитезой философски привилегированного понятия "личности", нужно, чтоб сама масса краном революции, вернее сказать, ряда революций, подняла себя на новую историческую ступень...

Эти соображения ни в каком случае не являются попыткой "оправдания" революционного террора. Пытаться оправдывать его — значило бы считаться с обвинителями. Но кто они? Организаторы и эксплуататоры великой мировой бойни? Новые богачи, возносящие в честь "неизвестного солдата" благоухание своей послеобеденной сигары? Пацифисты, которые боролись против войны, пока её не было, и готовы снова повторить свой отвратительный маскарад? Ллойд-Джордж, Вильсон и Пуанкаре, которые за преступления Гогенцоллерна (и их собственные) считали себя вправе морить голодом немецких детей? Английские консерваторы или французские республиканцы, разжигавшие гражданскую войну в России со стороны и в полной безопасности пытавшиеся из крови её чеканить свои барыши? Эту перекличку можно продолжить без конца. Дело для меня идёт не о философском оправдании, а о политическом объяснении. Революция потому и революция, что все противоречия развития она сводит к альтернативе: жизнь или смерть. Можно ли думать, что люди, которые вопрос о принадлежности Эльзаса и Лотарингии решают заново каждые полвека при помощи горных хребтов из человеческих трупов, способны перестроить свои общественные отношения при помощи одного лишь парламентского чревовещания? Во всяком случае, никто ещё не показал нам, как это делается. Мы ломали сопротивление старых горных пород при помощи стали и динамита. И когда враги стреляли в нас, чаще всего из винтовок самых цивилизованных и демократических наций, мы отвечали тем же».

 

Те репрессии, которые особенно обострились в 30-е годы, были направлены в значительной мере против членов партии и её руководителей. Сталин ожесточённо боролся против всякой оппозиции. Но сам вопрос о обязательном единстве партии поставил Ленин ещё на X съезде в 1921 году. Он объяснял, что выносить всякие разногласия на публику — смертельно опасно, поскольку враги за этим пристально наблюдают: если дискуссия — значит споры, если споры — значит раздоры, если раздоры — значит коммунисты ослабели, и нужно усиленно давить на Советскую власть. «Наша задача теперь...чтобы не было ни малейших следов фракционности. Только при этом условии мы те громадные задачи, которые лежат перед нами, выполним...И мы должны на съезде прямо сказать: споров об уклонах мы не допустим, мы должны поставить точку в этом отношении. Это сделать может и должен партийный съезд, он должен...превратить это в обязательство для партии, в закон. Обстановка спора становится в величайшей степени опасной, становится прямо угрозой диктатуре пролетариата» (Ленин, речь на X съезде, март 1921 г.).

После смерти Ленина вместо сплочения обострилась внутрипартийная борьба. Лидерами её стали Троцкий и Сталин. У них было много разногласий. Одно из них было в дальнейшем направлении революции. Троцкий стремился к продолжении революционной войны, к мировой революции: «Социалистическая революция начинается на национальной почве. Но она не может на ней закончиться. Сохранение пролетарской революции в национальных рамках может быть лишь временным режимом, хотя бы и длительным, как показывает опыт Советского Союза. Однако, при изолированной пролетарской диктатуре противоречия, внешние и внутренние, растут неизбежно вместе с успехами. Оставаясь и далее изолированным, пролетарское государство в конце концов должно было бы пасть жертвой этих противоречий. Выход для него только в победе пролетариата передовых стран. С этой точки зрения национальная революция не является самодовлеющим целым: она лишь звено интернациональной цепи. Международная революция представляет собою перманентный процесс, несмотря на временные снижения и отливы» («Перманентная революция»). Надо признать, что Троцкий, вероятно, был прав, говоря «оставаясь и далее изолированным, пролетарское государство в конце концов должно было бы пасть жертвой этих противоречий», ведь мировой революции не произошло, и Советская власть действительно пала в 1991 году.

Сталин не видел оснований для пролетарских революции в Европе в ближайшее время и сосредоточился на построении социалистического государства в России. Фактически он его соратники провозгласили возможность построения в Советском Союзе изолированного и самодовлеющего социалистического общества. Но Троцкий не верил в возможность построения социализма в одной стране: «Не дожидаясь других, мы начинаем и продолжаем борьбу на национальной почве в полной уверенности, что наша инициатива даст толчок борьбе в других странах; а если бы этого не произошло, то безнадежно думать – так свидетельствуют и опыт истории и теоретические соображения – что, например, революционная Россия могла бы устоять перед лицом консервативной Европы» («Программа мира»). Он стремился из России разжечь пожар мировой революции, и Сталин стоял у него на пути. Троцкий обвинял Сталина, что он и его сторонники отделяют национальную социалистическую революцию от международной и что завоевание власти в национальных рамках является для них по сути дела не начальным, а заключительным актом революции, и дальше начинается период реформ, приводящих к национальному социалистическому обществу.

Авторитет Троцкого в стране был необычайно велик. В годы войны в его руках сосредоточилась власть, которую практически можно было назвать беспредельной. В поезде председателя РВС (Революционного военного совета) заседал революционный трибунал, фронты были ему подчинены, тылы были подчинены фронтам, а в известные периоды почти вся не захваченная белыми территория республики представляла собою тылы и укреплённые районы. У тех, кто попадал под колесо военной колесницы, были свои родные и друзья, которые делали, что могли, для облегчения участи близкого им человека. Все обращались к Троцкому, кому-то он помогал, и люди были ему обязаны.

Оба партийных лидера вели в буквальном смысле борьбу не на жизнь, а на смерть. Причём Троцкий прямо говорил о возможности смещения руководства страны, поскольку оно, по его мнению, недостаточно компетентно.

В свою очередь Троцкого обвиняли в том, что он игнорировал различие между буржуазной революцией и социалистической и считал уже в 1905 году, что перед пролетариатом России стоят задачи непосредственно социалистического переворота; что он забывал совершенно об аграрном вопросе, крестьянство для него не существовало, и он представлял революцию, как единоборство пролетариата с царизмом; что Троцкий не верил, что мировая буржуазия допустит сколько-нибудь длительное существование диктатуры русского пролетариата, и считал гибель её неизбежной, если пролетариат Запада не захватит власть в самый короткий срок и не придёт России на помощь. Троцкий не верил в силу русского пролетариата, в его способность самостоятельно построить социализм и потому все свои надежды возлагал на международную революцию.

Сам Сталин говорил о Троцком: «Он смотрит на нашу партию так же, как дворянин на чернь или как бюрократ на подчинённых» (Из речи на объединённом заседании Президиума ИККИ и ИКК 27 сентября 1927 г.). Причём оба, и Сталин и Троцкий утверждали, что борются против искажения ленинской линии.

Троцкистов, как называли сторонников Троцкого, было довольно много и они были сильны в организационном плане. Сам Троцкий вспоминал: «По мере приближения XV съезда, назначенного на конец 27-го года, партия всё более чувствовала себя на историческом перекрестке. Глубокая тревога пронеслась по её рядам. Несмотря на чудовищный террор, в партии пробудилось стремление услышать оппозицию. Этого нельзя было достигнуть иначе, как на нелегальном пути. В разных концах Москвы и Ленинграда происходили тайные собрания рабочих, работниц, студентов, собиравшихся в числе от 20 до 100 и 200 человек, для того чтобы выслушать одного из представителей оппозиции. В течение дня я посещал два-три, иногда четыре таких собрания. Они происходили обычно на рабочих квартирах. Две маленькие комнаты бывали битком набиты, оратор стоял в дверях посредине. Иногда все сидели на полу, чаще, за недостатком места, приходилось беседовать стоя...В общем на этих собраниях в Москве и Ленинграде перебывало до 20 000 человек. Приток возрастал. Оппозиция очень искусно подготовила большое собрание в зале высшего технического училища, который был захвачен изнутри. Набилось свыше двух тысяч человек. Большая толпа оставалась на улице. Попытки администрации мешать нам оказались бессильными. Я и Каменев говорили около двух часов…

В октябре 1927 г. сессия Центрального Исполнительного Комитета заседала в Ленинграде. В честь сессии устроена была массовая демонстрация. Случайным стечением обстоятельств демонстрация эта получила совершенно неожиданное направление. С Зиновьевым и ещё несколькими лицами мы объезжали в автомобиле город, чтоб посмотреть размеры и настроение демонстрации. Мы проезжали под конец мимо Таврического дворца, где на грузовиках сооружены были трибуны для членов Центрального Исполнительного Комитета. Наш автомобиль упёрся в цепь: дальше проезда не было. Не успели мы ещё обдумать, как выбраться из тупика, как комендант подскочил к нашему автомобилю и, не мудрствуя лукаво, предложил нам провести нас к трибуне. Прежде чем мы успели преодолеть собственные колебания, как уже два ряда милицейских проложили нам путь к последнему грузовику, который был ещё пуст. Как только массам стало известно, что мы находимся на крайней трибуне, демонстрация сразу изменила свою физиономию. Массы безразлично проходили мимо первых грузовиков, не отвечая на приветствия и спеша к нам. Возле нашего грузовика образовалась скоро многотысячная запруда. Рабочие и красноармейцы задерживались, глядели вверх, выкрикивали приветственные возгласы и продвигались вперёд только под нетерпеливым напором задних рядов. Наряд милиции, направленный к нашему грузовику для наведения порядка, сам был захвачен общей атмосферой и не проявлял активности. В толпу посланы были сотни наиболее верных агентов аппарата. Они пробовали свистеть, но одинокие свистки безнадежно тонули в возгласах сочувствия. Чем дальше, тем более явно положение становилось невыносимым для официальных руководителей демонстрации. В конце концов председатель ВЦИКа и несколько наиболее видных членов его сошли с первой трибуны, вокруг которой зияла пустота, и взобрались на нашу, занимавшую последнее место и предназначенную для наименее видных гостей. Однако и этот отважный шаг не спас положения: масса упорно выкликала имена, и это не были имена официальных хозяев положения» («Моя жизнь»).

Ситуация накалялась, и дело могло закончится новой гражданской войной. Однако, авторитет Сталина в партии был достаточно высок и ему удалось добиться организационного разгрома оппозиции, и снятия её руководителей со всех постов. Троцкого сослали в Казахстан.

Находясь в ссылке в Алма-Ате, Троцкий поддерживал тесную связь со своими соратниками. Он вспоминал: «За апрель — октябрь 1928 года нами послано было из Алма-Ата 800 политических писем, в том числе ряд крупных работ. Отправлено было около 550 телеграмм. Получено свыше 1000 политических писем, больших и малых, и около 700 телеграмм, в большинстве коллективных. Всё это, главным образом, в пределах ссылки, но из ссылки письма просачивались и в страну. Доходило к нам в самые благоприятные месяцы не больше половины корреспонденции. Сверх того из Москвы получено было 8-9 секретных почт, то есть конспиративных материалов и писем, пересланных с нарочными; столько же отправлено нами в Москву. Секретная почта держала нас в курсе всех дел и позволяла, хоть и с значительным запозданием, откликаться на важнейшие события...В течение 1928 г. оппозиция, несмотря на необузданную травлю, явно росла, особенно на крупных промышленных предприятиях» («Моя жизнь»).

При той бешеной энергии и целеустремлённости, какая была у Троцкого, он бы убрал помеху в виде Сталина не задумываясь. Хотя Троцкого и выслали из страны, у него осталось много сторонников, и возможность каких-то действий по устранению партийного руководства оставалась.

 

Все репрессии, связанные с властью Сталина, были следствием естественной для него и его окружения идеи классовой борьбы, которая, как учили Маркс и Ленин, может продолжаться очень долго. На войне командующий в душе сочувствует каждому солдату, но вынужден зажав свои чувства в кулак, отправлять его на смерть. Можно лучше спланировать операцию, тогда жертв будет меньше, но это уже зависит от степени военного искусства. Сталин, как командующий в классовой войне, делал ошибки, которые привели к многим бессмысленным и напрасным жертвам. Исторический опыт показывает, что это практически неизбежно происходит, когда какой-нибудь выдающийся человек начинает возглавлять какое-нибудь движение, революционное или национально-освободительное. Ему все начинают доверять, признают его абсолютный авторитет, его указания исполняют без возражений, признавая необходимость централизованного руководства в условиях войны. Никто не пытается оспорить решения такого человека, и его шибки некому предотвратить. Не стоит людей доводить до революций или восстаний, тогда и такой авторитарной ситуации не возникнет.

Все двадцатые годы в руководстве партии шла борьба, причём само её наличие считалось вполне естественным: «При подъёме революции обязательно должны появиться в компартиях правый и левый уклоны, из коих первый не хочет расстаться с прошлым, а второй не хочет считаться с настоящим. Они забыли, что без этих уклонов не бывает революций. А что было у нас в Октябре 1917 года, разве не было тогда в нашей партии правого и левого уклона? Неужели Каменев и Зиновьев забыли об этом? Помните ли, товарищи, историю меньшевистских ошибок Каменева и Зиновьева в Октябре? Откуда появились тогда эти ошибки? Кто был в этом виноват? Разве можно было винить в этом Ленина или ЦК ленинской партии? Как могла забыть об этих и подобных им фактах оппозиция? Как могла она забыть, что всегда при подъёме революции появляются внутри партий правый и левый уклоны от марксизма? А в чём состоит при этом задача марксистов, задача ленинцев? В том, чтобы бить и левых и правых уклонистов» (Сталин, из речи на Объединённом пленуме ЦК и ЦКК ВКП(б) 29 июля – 9 августа 1927 г.).

На этом же пленуме Сталин обвинил троцкистов, что они хотят «объявить нашу партию несуществующей и изобразить её, как "фракцию Сталина". Что хотят этим сказать оппозиционеры? Они хотят этим сказать, что нет партии, а есть "фракция Сталина". Они хотят этим сказать, что решения партии необязательны для них и что они могут ломать эти решения всегда и при всяких условиях...Ибо если у нас нет партии, если есть лишь "сталинская фракция", решения которой необязательны для членов партии...то что же остается тогда?..Нужно, оказывается, расколоть нашу партию и заняться организацией новой партии».

Была ли в России в тридцатые годы классовая борьба, или это придумал Сталин, чтобы, как иногда говорят, обосновать широкие репрессии? Во-первых, Сталину репрессии вообще не были нужны, это — вынужденная мера. Во-вторых, классовый антагонизм и классовая борьба были и в те времена, и, как выяснилось, в 70-80 годах.

Социализм предполагал полное изменение системы ценностей и психологии. Люди этому сопротивлялись, порой весьма ожесточённо: «В итоге осуществления пятилетки в области промышленности, сельского хозяйства и торговли мы утвердили во всех сферах народного хозяйства принцип социализма, изгнав оттуда капиталистические элементы. К чему это должно было привести в отношении капиталистических элементов и к чему оно на самом деле привело?

Это привело к тому, что оказались вышибленными из колеи последние остатки умирающих классов: частные промышленники и их челядь, частные торговцы и их приспешники, бывшие дворяне и попы, кулаки и подкулачники, бывшие белые офицеры и урядники, бывшие полицейские и жандармы, всякого рода буржуазные интеллигенты шовинистического толка и все прочие антисоветские элементы.

Будучи вышибленными из колеи и разбросавшись по лицу всего СССР, эти бывшие люди расползлись по нашим заводам и фабрикам, по нашим учреждениям и торговым организациям, по предприятиям железнодорожного и водного транспорта и главным образом — по колхозам и совхозам. Расползлись и укрылись они там, накинув маску “рабочих” и “крестьян”, причем кое-кто из них пролез даже в партию.

С чем они пришли туда? Конечно, с чувством ненависти к Советской власти, с чувством лютой вражды к новым формам хозяйства, быта, культуры.

Пойти в прямую атаку против Советской власти эти господа уже не в силах. Они и их классы несколько раз вели уже такие атаки, но были разбиты и рассеяны. Поэтому единственное, что остается им делать, — это пакостить и вредить рабочим, колхозникам, Советской власти, партии. И они пакостят как только могут, действуя тихой сапой. Поджигают склады и ломают машины. Организуют саботаж. Организуют вредительство в колхозах, в совхозах, причем некоторые из них, в числе которых имеются и кое-какие профессора, в своем вредительском порыве доходят до того, что прививают скотине в колхозах и совхозах чуму, сибирскую язву, способствуют распространению менингита среди лошадей и так далее.

Но главное не в этом. Главное в "деятельности" этих бывших людей состоит в том, что они организуют массовое воровство и хищение государственного имущества, кооперативного имущества, колхозной собственности. Воровство и хищение на фабриках и заводах, воровство и хищение железнодорожных грузов, воровство и хищение в складах и торговых предприятиях, — особенно воровство и хищение в совхозах и колхозах, — такова основная форма "деятельности" этих бывших людей. Они чуют как бы классовым инстинктом, что основой советского хозяйства является общественная собственность, что именно эту основу надо расшатать, чтобы напакостить Советской власти, — и они действительно стараются расшатать общественную собственность путем организации массового воровства и хищения» (Сталин, доклад на объединенном Пленуме ЦК и ЦКК ВКП(б), 7-12 января 1933 г.).

Сталин в своих выводах опирался, например, в том числе и на такие документы, как «Справка о деятельности "вредительских организаций" в промышленности Урала. 12 февраля 1931 г»: «Основные вредительские акты: 1. Горные работы проводились в местах, не содержащих угля. 2. Добыча была сосредоточена на загрязнённых низкосортных пластах. 3. Шахты с богатыми залежами углей разрабатывались неправильно и потом закрывались. 4. Задерживались проходкой и постройкой новые шахты из-за отсутствия оборудования. В то же время имеющееся оборудование направлялось не незначительные работы. 5. Разведками скрывались богатые залежи угля и не показывались документами». Трудно сейчас сказать, были ли это факты сознательного вредительства, или же обычные организационные просчёты.

Многие старые интеллигенты не любили Советскую власть, поэтому могли и вправду осознанно делать хозяйственные ошибки. Вот, что писал 9 ноября 1930 года профессор И. А. Калинников, обвиняемый по делу Промпартии: «Моя вредительская работа проходила в области сводки промышленного плана и дополнительно по металлопромышленности. Смысл этой работы заключался в таком планировании, которое, с одной стороны, сдерживало бы темпы развития промышленности, а с другой — создавало бы диспропорции в развитии отдельных отраслей промышленности, что, в свою очередь, должно было вызвать кризисное состояние в экономике страны» (документ называется «Возражения профессора И. А. Калинникова по ряду предъявленных ему следователем по важнейшим делам при прокуроре РСФСР Э. Э. Левентоном обвинений»). Сдерживание темпов развития промышленности и создание диспропорций в развитии отдельных отраслей промышленности имели место и в 70-80 годах, но в то время никого не расстреляли, хотя всё кончилось крахом страны.

 

Значительный удар в ходе чисток и репрессий пришёлся по руководству партии. В этом была определённая логика. Перед Февральским переворотом 1917 года о заговорах и нарастании революционных тенденций было известно спецслужбам. Почему же они не смогли предотвратить развития по катастрофическому сценарию? Потому, эти органы создавались для борьбы с революционным движением снизу, со стороны пролетарских, разночинных масс и их политических партий. А удар по государственности наносился из тех сфер, куда офицерам спецслужб вход был заказан. Сталин это помнил и добивался, чтобы для ВЧК и НКВД не было таких мест. Никто, какой бы пост человек не занимал, не мог уйти от наказания.

Беда была в том, что люди, осуществлявшие борьбу с противниками Советской власти, зачастую сами оказывались просто негодяями. В марте 1937 года был арестован Ягода, который с 1934 по 1936 год возглавлял НКВД и принимал самое активное участие в проведении репрессий. При обыске у него дома среди прочего было обнаружено:


Вещи, обнаруженные при обыске у наркома Ягоды.
Вин разных большинство из них заграничные и изготовления 1897, 1900 и 1902 гг. 1229 бутылок
Коллекция порнографических снимков 3904 штуки
Сигарет заграничных разных, египетских и турецких 11075 штук
Пальто мужск. разных, большинство из них заграничных 21 штук
Гимнастерок коверкотовых из заграничного материала, защитного цвета и др. 32 штуки
Обуви мужской разной (ботинки и полуботинки), преимущественно заграничной 23 пары
Носков заграничных, преимущественно шелковых 112 пар
Рубах мужских шелковых заграничных 50 штук
Обуви дамской заграничной 31 пара
Дамских беретов заграничных 91 штука
Чулок шелковых и фильдеперсовых заграничных 130 пар
Блузок шелковых дамских заграничных 57 штук
Сорочек дамских шелковых, преимущественно заграничных 68 штук
Ложки, ножи и вилки 200 штук
Посуда антикварная разная 1008 предметов
Заграничные предметы санитарии и гигиены (лекарства, презервативы) 115 штук
Контрреволюционная, троцкистская, фашистская литература 542 экземпляра

Зачем человеку такое огромное количество одежды, тем более женской? Либо он был с психическим отклонениями, либо доставал всё это для спекуляции и личного обогащения. Как же можно было такого человека ставить во главе репрессивного аппарата?

Но Ягода был проверенным человеком, внушавшем доверие. Он был троюродным братом Якова Свердлова, которого крайне высоко ценил Ленин. Ягода был утверждён членом коллегии ГПУ решением Оргбюро ЦК РКП от 12 июня 1922 года по рекомендации Дзержинского, проработал на руководящей работе в ГПУ около 18 лет.

Ягоду расстреляли, а на должность руководителя НКВД 26 сентября 1936 года был назначен Ежов. Его освободили от обязанностей наркома внутренних дел 29 ноября 1938 года, переведя на работу в наркомат водного транспорта, а 10 апреля 1939 года арестовали и 4 февраля 1940 года расстреляли. Также, как и Ягода, Ежов оказался недостойным человеком, но на момент своего назначения на пост в НКВД, пользовался полным доверием в высших партийных кругах.

Начальник 1 отдела ГУГБ НКВД СССР Дагин после своего ареста указывал в своих показаниях от 15 ноября 1938 г. «За все 17 месяцев моей работы в Москве, по моим наблюдениям не было дня, чтобы Ежов не пьянствовал, но ни разу он не болел, как это сообщалось друзьям и отмечалось во врачебных бюллетенях. Пил Ежов не только дома, на даче, но пил и в кабинете. Были случаи, когда после изрядной выпивки в кабинете, он уезжал в Лефортово на допросы...Для семьи Ежова...часто выписывались из-за границы посылки...Специально для этих целей в секретариате Наркома имелась иностранная валюта. Когда из валюты в секретариате ничего не оставалось, то отдельные счета присылались мне для их оформления через 15 отделение, а я, в свою очередь, адресовался обратно, в Секретариат Наркома. За два года на жену Ежова было израсходовано несколько тысяч долларов».

 

Сколько было арестовано и убито людей — точно неизвестно. Иногда без должных обоснований говорят о десятках миллионов. Но какие-то данные были задокументированы. Вот, например, сведения из справки 1 спецотдела НКВД СССР о количестве арестованных и осуждённых за время с 1 октября 1936 г. по 1 ноября 1938 года: арестовано 1 565 041 человек, осуждено 1 336 863 человек, приговорено к расстрелу 668 305 человек. В записке Сталину от наркома внутренних дел Берии и генерального прокурора Вышинского от 5 февраля 1939 года сообщается, что «Особым совещанием НКВД, бывшей коллегией ОГПУ и тройками на местах за время с 1927 г. осуждено к различным мерам наказания (к заключению в лагеря, ссылке и высылке) 2 млн 100 тыс. чел». Нет никаких десятков миллионов, но то, что за два года самого пика репрессий арестовано полтора миллиона человек и половина из них убита — это просто ужасно.

В докладной записке министра внутренних дел Круглова в ЦК КПСС от 26 мая 1954 года сообщалось, что «на 1 апреля 1954 года в лагерях и колониях содержалось 1 360 303 заключённых, в том числе отбывающих наказание за контрреволюционные преступления 448 344 человек, за бандитизм, разбой и умышленные убийства 190 301 человек, за грабежи, кражи, хищения и другие особо опасные уголовные преступления 490 503 человек, за хулиганство 95 425 человек, за должностные, хозяйственные и прочие преступления 135 730 чел.

В течение 1953 года и 1 квартала 1954 года в лагеря и колонии поступило вновь 589 366 заключенных. За это же время выбыло 1 701 310 человек, из них 1 201 738 освобождено в соответствии с Указом Президиума Верховного Совета СССР от 27 марта 1953 года «Об амнистии».

Таким образом, количество содержащихся в лагерях и колониях заключенных на 1 апреля 1954 года по сравнению с численностью на 1 января 1953 года уменьшилось на 1 111 944 человека или на 45%.

Исправительно-трудовые лагери расположены преимущественно в отдаленных и северных районах страны — на Дальнем Востоке, Крайнем Севере, на Урале, в Сибири и Казахстане. В них содержатся заключенные, осужденные за наиболее тяжкие преступления на длительные сроки (свыше 3 лет). По состоянию на 1 апреля 1954 года в исправительно-трудовых лагерях содержится 897 051 заключенный».

 

Когда обвиняют Сталина в необоснованных репрессиях, когда пострадали невинные люди, или наказание было непомерно жестоким, то предполагают, что каждый человек обладает свободой воли и делает то, что хочет. Но кажется более правильным полагать, что эта свобода воли лишь иллюзия, и человек поступает тем или иным образом, не по своему желанию, а вследствие воздействия на него сотен и тысяч разных обстоятельств. Приписывая ответственность за какие-то события одному человеку, мы тем самым уходим от понимания всего исторического процесса. Олицетворяя репрессии с одним именем Сталина, мы уходим от попыток понять всю логику последовательности событий от 1917 года, от состояния российского общества и от психологии разных слоёв общества: дворянства, купцов, фабрикантов, интеллигенции, рабочих, мещан, крестьян. Точно также ошибкой является привязывания нацизма к имени одного Гитлера. Эта ошибка крайне опасная, поскольку нацизм — это не идеи одного Гитлера, а одна из форм европейского мировоззрения. Фундаментом нацисткой идеологии является европейская социология, философия, психология. Мы уничтожили германский нацизм в том виде, каким он сформировался в 30-е годы XX века, но кто может положиться, что мы вырвали корни этого явления, и что в Европе или Северной Америке не произрастёт новый вид нацизма или какая-нибудь другая идеология, основанная на расизме и убеждении в превосходстве, например, западной цивилизации над другими народами.

Идея, что историческое движение общества практически не зависит от воли отдельного человека, это вовсе не открытие Карла Маркса, который полагал, что открыл какие-то общемировые законы общественно развития, эта мысль тянется ещё со времён Древней Индии и Древнего Китая. Что касается русской жизни, то эта идея является одной из главных линий «Войны и мира» (которая изначально называлась историко-общественной хроникой), о чём Лев Толстой написал в статье «Несколько слов по поводу книги "Война и мир"» (Русский архив, № 3, 1868 г.). Размышляя о роли личности, Толстой писал: «...важнейшее для меня соображение касается того малого значения, которое по моим понятиям имеют так называемые великие люди в исторических событиях...я пришёл к очевидности того, что нашему уму недоступны причины совершающихся исторических событий».

Толстой задался вопросом: почему миллионы людей убивают друг друга, хотя от этого ни их жизнь, ни жизнь других людей не улучшится? Он рассматривал период нашествия Наполеона. Но такой же вопрос и такой же ответ мы получим, если обратимся к кровавым событиям гражданской войны. Ведь эта война шла за лучшую жизнь, а сколько горя она принесла. «Такое событие, - пишет Толстой, - где миллион людей убивали друг друга, не может иметь причиной волю одного человека...Но как же миллионы людей стали убивать друг друга, кто это велел им? Кажется ясно для каждого, что от этого никому не могло быть лучше, а всем хуже; зачем же они это сделали?»

Гражданской войны не было бы, если бы не началась совершенно бессмысленная Мировая война. А она-то из-за чего началась? Толстой её не застал, но здесь справедливы его выводы о причинах наполеоновских войн: «Можно сделать и делают бесчисленное количество умозаключений о причинах этого бессмысленного события; но огромное количество этих объяснений и сведение всех их к одной цели только доказывает то, что причин этих бесчисленное множество, и что ни одну из них нельзя назвать причиной».

Так почему же люди убивают друг друга? Толстой даёт ответ: «Зачем миллионы людей убивали друг друга, тогда как с сотворения мира известно, что это и физически и нравственно дурно? Затем, что это так неизбежно было нужно, что, исполняя это, люди исполняли тот стихийный, зоологический закон, который исполняют пчёлы, истребляя друг друга к осени, по которому самцы животных истребляют друг друга. Другого ответа нельзя дать на этот страшный вопрос». Две мировые войны, развязанные европейскими народами, дали убедительное подтверждение этому выводу великого русского писателя.

Были ли те явления в российской истории, которые стали называть «репрессиями», следствием действий одного Сталина? Западная философия не может объяснить таких явлений и пошла простым, можно даже сказать, примитивным путём, сведя все ужасы XX века к действиям двух личностей: Сталина и Гитлера.

Толстой, как мудрый человек, понимал, что по настоящему культурный человек должен изучать всю мировую культуру, то есть и западную, и восточную. Он питал особые чувства к Китаю. За полгода перед смертью он сказал: «Будь я молод, я бы обязательно посетил Китай». Во время Второй опиумной войны Толстой гневно разоблачал и осуждал союзническую армию Англии и Франции за преступные действия против китайского народа. Начиная с конца 70-х годов XIX века у Толстого возник интерес к древней китайской идеологии. Им были прочитаны труды Конфуция (Кун-цзы), Лао-цзы, Мэн-цзы, Мо-цзы и других мыслителей. Идеи о самосовершенствования Конфуция и об идеальном управлении государством недеянием (у вэй) Лао-цзы по-настоящему восхищали его. Их влияние отразилось в идеях Толстого о моральном самосовершенствовании и ненасильственном противостоянии злу.

В указанной статье о «Войне и мире» Толстой изложил своё понимание роли личности истории, которое опирается на идей древних китайских мудрецов. Он указывает на одно противоречие: «Рассматривая историю с общей точки зрения, мы несомненно убеждены в Предвечном Законе, по которому совершаются события». Это похоже на утверждение Маркса о существовании законов общественного развития, которые не зависят от воли отдельного человека. Но, пишет Толстой, «глядя с точки зрения личной, мы убеждены в противном». Далее он описывает распространённое заблуждение примерно так, как об этом говорят буддисты: «...мы все несомненно убеждены, что каждый поступок наш имеет основания разумные причины и наш произвол, и что от нас зависело, поступить так или иначе, и это убеждение до такой степени присуще и дорого каждому из нас, что...мы распространяем сознание нашей свободы на все наши поступки».

Совершая поступок, человек убеждён, что совершает его по своей воле: хочу — делаю, не хочу — не делаю. Но рассматривая этот поступок с точки зрения его участия в общей жизни человечества в его историческом значении, человек убеждается, что наоборот, поступок этот был предопределён и неизбежен. Естественно, возникает вопрос: в чём причина этого противоречия?

Толстой объяснял: «Психологические наблюдения о способности человека ретроспективно подделывать мгновенно под свершившийся факт целый ряд мнимо-свободных умозаключений...подтверждают предположение о том, что сознание свободы человека при совершении известного рода поступков, ошибочно. Но те же психологические наблюдения показывают, что есть другой ряд поступков, в которых сознание свободы не ретроспективно, а мгновенно и несомненно. Я несомненно могу, что бы не говорили материалисты, совершить действие или воздержаться от него, как скоро действие это касается одного меня. Я несомненно, по одной моей воле, сейчас поднял и опустил руку. Вы можете сейчас перестать читать…Я могу, испытывая свою свободу, поднять и с силой опустить свою руку в воздухе. Я сделал это. Но подле меня стоит ребёнок, я поднимаю над ним руку и с той же силой хочу опустить на ребёнка. Я не могу это сделать. На этого ребёнка бросается собака, я не могу не поднять руку на собаку».

Далее Толстой переходит к рассуждению о свободе воли или отсутствии её на войне: «Я стою во фронте, и не могу не следовать за движением полка. Я не могу в сражении не идти со своим полком в атаку и не бежать, когда все бегут вокруг меня».

Теперь следует вывод: «Итак есть два рода поступков. Одни зависящие, другие не зависящие от моей воли. И ошибка, производящая противоречия, происходит только от того, что сознание свободы...я неправильно переношу на мои поступки, совершаемые в совокупности с другими людьми и зависящие от совпадения других произволов с моим».

Что касается реальной личной свободы, то «наблюдая за условиями проявления нашей наибольшей свободы и наибольшей зависимости, нельзя не видеть, что чем отвлечённее и потому тем менее наша деятельность связана с деятельностями других людей, тем она свободнее; и наоборот, чем больше деятельность наша связана с другими людьми, тем она не свободнее».

Отсюда следует, что самая сильная, неразрываемая, тяжёлая и постоянная связь с другими людьми, есть так называемая власть над другими людьми, которая в своём истинном значении есть только наибольшая зависимость от других.

О тех лицах, которых он изобразил в романе «Война и мир», Толстой говорил: «Деятельность этих людей была занимательна для меня только в смысле того закона предопределения, который по моему убеждению управляет историей и того психологического закона, который заставляет человека, исполняющего самый несвободный поступок, подделывать в своём воображении целый ряд ретроспективных умозаключений, имеющих целью доказать ему самому его свободу».

Лев Толстой — один из самых популярных, читаемых и уважаемых писателей в мире. Следовательно, его взгляды, в том числе и выраженные в «Войне и мире», не вызывают отторжения у его читателей и они, по крайней мере большей частью, их разделяют.

Если мы вышеизложенные идеи применим к личности Сталина, то первым делом должны отметить, что как человек, имевший огромную власть, он был крайне несвободным человеком. И многие свои поступки, в том числе и те, что достойны осуждения, он делал вынужденно, в силу сложившихся обстоятельств. Когда мы говорим о репрессиях, то один из первых вопросов, которые возникают: а действительно у Советской власти было столько врагов? Перед революцией рабочие и крестьяне составляли 75% населения России. Все эти люди, несомненно, выигрывали от революции, поскольку они получали права и возможности, каких ранее не было. У остальных 25% обеспеченная жизнь основывалась на наличии собственности, большой или не очень, и богатстве, тоже большим или не очень большим. Весь их достаток основывался на эксплуатации остальной ¾ части населения. Революция отменила эксплуатацию, то есть источник обогащения, отменила частную собственность на средства производства — фундаменте возможности эксплуатации. Таким образом, жизнь, пусть не в данный момент, но в ближайшем будущем, у трёх четвертей населения кардинально изменилась к лучшему. А у остальной четверти, которая потеряла богатство, доходы, собственность, жизнь стала, конечно хуже. Эти люди, естественно, стали противниками новой власти и нового уклада жизни.

Жизнь в России шла свои порядком, который определялся поступками миллионов людей и который практически не определялся волей одного человека. Революционная ситуация сложилась в России вследствие войны, которая тянулась уже четыре года. Эта война была абсолютно не нужна ни стране, ни народу. С Германией у нас ещё со времён Петра I были дружественные отношения, да и после Елизаветы Петровны на русском престоле сидели одни немцы. В войну Россию втянуло царское правительство, не сумевшее вывернуться из крайне запутанной европейской политики.

Советскую власть создали не большевики. Советы появились примерно в одно время с Временным правительством. Большинство в них имели эсеры, и именно они приняли те решения, которые начали разлагать и разрушать армию. В 1917 году в Петрограде царило двоевластие: Временное правительство и Советы. Летом на очередных выборах в Петроградском совете большинство получили большевики. Революция — это, конечно, государственный переворот, и власть перешла от Временного правительства к Советам, но в 1917 году в столице Советы всё-таки были фактически частью власти. Но поскольку в Советах большинство было у большевиков, то после переворота они и стали новой властью.

Переход власти в Советам рабочих, крестьянских и солдатских депутатов большей частью проходил мирно. Гражданская война началась не в 17-м году, а летом 18-го. Но за что боролись белые? За монархию? Но ведь в феврале 1917 года, когда пало самодержавие, никто, что говорится, даже не хрюкнул в защиту царя-батюшки. Ситуация в тот момент в стране не была безнадёжной и не вынуждала императора подписать своё отречение и разрушить самодержавный строй, который существовал с XV века.

Может быть противники большевиков бились за Временное правительство? Так ведь оно за время своего существования не решило ни одной российской проблемы. Не было у белых вдохновляющей идеи, а у красных она была.

Гражданская война создала в стране психологию постоянной и бескомпромиссной борьбы в буквальном смысле не на жизнь, а на смерть. Война шла не за то, каким путём развиваться России — этот спор можно было решить и мирным путём. Бескомпромиссность заключалась в том, у кого будет власть: у большевиков или у белых.

После смерти Ленина среди главных руководителей государства оказался и Сталин. В стране было много сторонников белого движения, и попытки свернуть большевиков продолжались много лет. Естественно, что в таких условиях власть ВЧК только усиливалась.

Качество управления страной после революции резко упало. Ибо те, кто прежде составлял органы власти, в значительной мере эмигрировали. Те же кто остался, работал ради пайка или чтобы не наказали, как тунеядца. Работали они без энтузиазма, новую власть не любили и не упускали случая ей насолить. Те же рабочие и матросы, которые заняли руководящие должности, навыков гражданского управления не имели. Поэтому советский управленческий аппарат работал крайне неэффективно.

В таких условиях приходилось руководить страной Сталину, и чтобы добиться каких-то результатов, приходилось применять жесткие меры и угрозы таких мер. Россия по сравнению с европейскими странами была крайне отсталой, а это было опасно. Большевики каждый год ожидали военного нападения капиталистических стран. Интервенция западных стран в годы гражданской войны закончилась тем, что интервенты убрались домой. Причиной этого была крайняя усталость населения стран Антанты после Мировой войны, и нежелание гибнуть только ради того, что вернуть власть русским капиталистам, до которых в Европе, Америке и Японии никому не было дела. Сказалась и поддержка пролетариев этих стран, что не могли не учитывать западные правительства.

Сталин со временем понял, что никаких пролетарских революций в Европе не будет, и надеяться на поддержку мирового рабочего класса не приходится. Во многих европейских странах установился фашистский режим, новая война становилась всё более вероятной.

Нужно было резко наращивать военную мощь, а для этого создавать крупную промышленность. А денег не было. Кроме того, неурожаи конца 20-х и начала 30-х годов привели к голоду во многих областях страны. А ведь это было в мирное время, и стало ясно, что страна из-за бедности и неразвитости никакой сколь-нибудь серьёзной войны не выдержит. Нужно было резко ускорять развитие всех отраслей народного хозяйства любыми методами, в том числе и репрессивными.

Когда говорят об ужасах репрессий, то имеют в виду тридцатые годы, когда аресты и расстрелы достигли своего максимума. Но ведь тех, кто руководил этими делами, Ягоду и Ежова, расстреляли за необоснованные и сфальсифицированные дела. Суды в большом количестве пересматривали обвинительные приговоры. Сталин как руководитель страны несёт ответственность не размеры репрессий, а за то, что ошибся в кадровых вопросах, назначив на руководящие должности в НКВД недостойных людей и скрытых врагов народной власти. И хотя нараставший репрессивный процесс периодически ограничивался, но Сталин его не контролировал с достаточной эффективностью. Грубой ошибкой было, например, установление лимитов на аресты, поскольку это вело искусственному созданию «липовых» дел. Часто обычное разгильдяйство или простая невозможность выполнить план по объективным причинам выдавалось за сознательное вредительство. Об этом докладывали вождю, и он начинал и сам верить в огромные размеры антигосударственной деятельности. Чрезмерные и необоснованные репрессии были результатом не злого умысла Сталина, а его ошибками, сделанными в условиях крайне сложной международной и внутренней ситуации. Напряжённая ситуация во многом вынуждала Сталина к тем или иным решениям, некоторые из которых были ошибочными и приводили к напрасной гибели многих людей.

Но здесь возникает естественный вопрос: а может быть и антагонист Сталина — Гитлер тоже не был патологическим злодеем, а просто допускал ошибки в сложных обстоятельствах? Нет, нельзя ни в какой мере ставить знак равенства между Сталиным и Гитлером: и сами их решения, и причины, их вызвавшие, были не просто разными, а полностью противоположными.

В Советском Союзе строили социализм — справедливое общество. Причём, эта справедливость понималась не как справедливость с точки зрения какого-то народа, общественного класса или партии, а подлинное равенство всех людей. В социалистическом обществе не должно было быть такого неравенства людей, при котором одни люди жили существенно хуже других. Создание социалистического общества — это была благородная задача. Вся история развития человечества двигалась, или пыталась двигаться к такому справедливому обществу равных людей, которое и было целью цивилизации.

У Гитлера цель была противоположная. Он хотел добиться преобладания немецкого народа над другими, и эти другие народы хотел сделать либо данниками, либо рабами немцев. Фактически Гитлер хотел восстановить древние варварские времена, когда германские племена воевали друг с другом, и победившее племя получало господство над другими. Поэтому, война Германии под руководством Гитлера против Советского Союза, возглавляемого Сталиным, — это была война варварства против цивилизации.

 

Выражение «культ личности Сталина» обычно имеет негативный оттенок. Но в России культ главы государства — обычное явление. Разве не было культа царей и императоров? Мало того, возможно, это характерная черта социальной психологии русского народа. Об этом писал ещё в XIX веке писатель, государственный и общественный деятель Владимир Фёдорович Одоевский (1803-1869). В заметках, опубликованных во 2-м номере журнала «Русский архив» за 1874 год, он остроумно описал эту русскую особенность:

«Русская черта в народном характере. Иногда нас разберёт непреодолимое желание иметь великого человека или великое дело. Такой человек или такое дело изобретается; и ежели изобретение замедляется, то мы кричим, что это не на что не похоже, что мы должны выйти из равнодушия, из закоснения, что мы отстали, что пора… Наконец, к величайшему нашему удовольствию великий человек и великое дело изобретены; мы в восторге».

После революции 1917 года было изобретены: великое дело — построение коммунизма, и великий человек — вождь мирового пролетариата Ленин. После смерти Ленина остались его соратники — вожди меньшего уровня. На первую роль метил Троцкий, но он не всем нравился, началась борьба, Троцкого выгнали, и на первые позиции постепенно стал выдвигаться Сталин, который и стал новым великим человеком. Так хотелось народу. Теперь начинается сам культ, который Одоевский описывает следующим образом: «Здесь начинается второй период: великого человека мы окуриваем фимиамом...и тот, кто бы вздумал заговорить о надзоре, ревизии, баллотировке и других мелких условиях порядка, — тому беда! Он — крикун, завистник, выскочка, формалист, педант». Всё так и было в случае с товарищем Сталиным.

Но зачем людям так нужен великий человек? Да чтобы свалить на него решение всех проблем: «Словом, после натуги, необходимой для сотворения вышеозначенных двух вещиц, мы радостно пользуемся удобным случаем спустить рукава, благо наша изба с краю. Оно и дело: если он великий человек, то ему книги в руки; пусть он один и делает: и землю пашет, и сеет, и жнёт, и мир кормит, и детей в люльке качает, — на что ему подмога? На то он великий человек». При всех разговорах о культе личности Сталина следует признать, что он занимался всеми сторонами жизни советских людей: и спортом, и наукой, и образованием, и искусством, и промышленностью и много чем другим, но ведь и достижения во всех этих областях были громадные и очевидные.

Что произошло после смерти Сталина? Эту типичную ситуацию Одоевский тоже описал: «Так длится некоторое время. Наступает третий период, который бывает двоякий: или великий человек избалуется, и великое дело заплесневеет; тут появляются следующие многозначительные восклицания: смотрите - что ж это такое? Или: я ведь говорил — не послушались; это всё они наделали [Берия виноват]. Или великий человек изнемогает под бременем работы, не щадит себя, и дело идёт изряднёхонько. Тогда следует по нашему обычаю и то и другое охаять [XX и XXII съезды КПСС]».

Одоевский отметил характерную русскую черту — категорическое нежелание лезть в начальство и командовать, а жить тихой, беспечной, мирной жизнью. Эта черта проявилась ещё в стародавние времена. Жители Великого Новгорода, не имея охоты к управленческим делам, пригласили для этого живших неподалёку профессионалов — варягов. С ними был заключён договор, что они занимаются судебными делами, организацией торговли и защитой от врагов, а новгородцы занимаются своими обычными делами. Так и жила Русь до времени Ивана III, когда все поняли, что для того, чтобы опять не попасть под чужое господство, нужны сильное государства и сильная власть, и началось формироваться самодержавие. Народ сказал государю: мы даём тебе большие права, сами готовы во всём подчиняться, а ты обеспечь защиту от врагов и воров и спокойствие в стране, да не мешай нам жить, как мы привыкли.

При такой системе власти и народа личные качества правителя имеют первостепенное значение. Сильный и мудрый правитель способствует развитию страны, слабый и не очень мудрый — приносит в страну разлад. Например, Россия при Николае I была крепким и сильным государством, страна жила без внутренних потрясений. А слабый, плохо понимающий, что происходит в стране, Николай II привёл государство к краху.

Ленин обладал выдающими качествами, был человеком мудрым и с сильной волей. Но при нём власть навязывала народу такую жизнь, которой тот не хотел, грубо ломала вековечные обычаи. После смерти Ленина у руля государства мог оказаться Троцкий, который не то что народные обычаи, даже сами народы ни во что не ставил. Дай ему волю, не стало бы ни русских, ни украинцев, ни татар, ни чеченцев — никого, а существовали бы только одни безликие массы трудящихся, у которых уже не было бы ни своей истории, ни своей культуры — ничего своего, да и России бы не было.

Сталин ясно понимал эту опасность, сумел сломить смертельно опасного врага. Страна начала стремительно развиваться, но не разрушала своих исторических корней, своих традиций и культуры. При всей жёсткости политического режима при Сталине, подавляющее число жителей страны ему доверяло и верило в его мудрость, поскольку очень многое в стране изменилось к лучшему.

Репрессии в значительной степени были следствием необходимости ускоренного развития страны, поскольку существовала реальная угроза военного нападения на Россию с целью её разрушить. Не было бы этой военной угрозы, страна могла развиваться более медленно, но более спокойно, в своём естественном темпе, без необходимости применения жёстких мер управления. Отсюда следует вывод, что главной задачей российского правительства является обеспечение гарантированной безопасности страны.

 

Была ли ожесточённая классовая война, в том числе и тот период, который называется репрессиями, неизбежна? Скорее всего да, поскольку она логически вытекала из имевшей место последовательности событий. В России в начале XX века 75% населения составляли крестьяне и рабочие. Существующая власть отстаивала исключительные права остальной четверти населения, то есть была, по сути, антинародной. Каким путём можно было изменить существовавший порядок? Таких путей было два, как их описал Толстой в своём письме А.М.Калмыковой от 31.08.1896 года:

«Есть люди, к которым мы принадлежим, которые знают, что наше правительство очень дурно, и борются с ним. Со времени Радищева и декабристов способов борьбы употреблялось два: один способ — Стеньки Разина, Пугачёва, декабристов, революционеров 60-х годов, деятелей 1-го марта и других; другой — тот, который проповедуется и применяется вами — способ «постепецев», — состоящий в том, чтобы бороться на законной почве, без насилия, отвоёвывая понемногу себе права. Оба способа, не переставая, употребляются вот уже более полустолетия на моей памяти, и положение становится всё хуже и хуже; если положение и улучшается, то происходит это не благодаря той или другой из этих деятельностей, а несмотря на вред этих деятельностей (по другим причинам, о которых я скажу после), и та сила, против которой борются, становится всё могущественнее, сильнее и наглее. Последние проблески самоуправления: земство, суд, ваши комитеты [речь идёт о Комитетах грамотности] и др. — всё упраздняется, как «бессмысленные мечтания» [слова Николая II].

Теперь, когда прошло столько времени, что тщетно употребляются оба эти средства, можно кажется, ясно видеть, что ни то, ни другое средство не годится и почему. Мне, по крайней мере, который всегда питал отвращение к нашему правительству, но никогда не прибегал ни к тому, ни к другому способу борьбы с ним, недостатки этих обоих средств очевидны.

Первое средство не годится, во-первых потому, что если бы даже и удалось изменение существующего порядка посредством насилия, то ничего бы не ручалось за то, что установившийся новый порядок был бы прочен и что враги этого нового порядка не восторжествовали бы при удачных условиях и при помощи того же насилия, как это много раз бывало во Франции и везде, где были революции. И потому новый, установленный насилием порядок вещей должен был бы непрестанно быть поддерживаемым тем же насилием, то есть беззаконием, и, вследствие этого, неизбежно и очень скоро испортился бы так же, как и тот, который он заменял. При неудаче же, как это всегда было у нас, все насилия революционные, от Пугачёва до 1-го марта только усиливали тот порядок вещей, против которого они боролись, переводя в лагерь консерваторов и ретроградов всё огромное количество нерешительных, стоявших посредине и не принадлежавших ни к тому, ни к другому лагерю людей. И потому думаю, что, руководствуясь и опытом и рассудком, смело можно сказать, что средство это, кроме того, что безнравственно, — неразумно и недействительно.

Ещё менее действительно и разумно, по моему мнению, второе средство. Оно недействительно и неразумно, потому что правительство, имея в своих руках всю власть (войско, администрацию, церковь, школы, полицию) и составляя само те так называемые законы, на почве которых либералы хотят бороться с ним, — правительство, зная очень хорошо, что именно ему опасно, никогда не допустит людей, подчиняющихся ему и действующих под его руководством, делать какие бы то ни было дела, подрывающие его власть».

Из всего вышесказанного Толстой делает вывод, что оба средства борьбы против правительства, которые до сих пор употреблялись, лишь содействуют усилению власти. И что же делать? Толстой предлагает своё, третье средство:

«А простое, спокойное, правдивое исполнение того, что считаешь хорошим и должным, совершенно независимо от правительства, от того, что это нравится или не нравится ему...Отстаивание своих прав разумного и свободного человека и отстаивание их не так, как отстаиваются права земства и комитетов, с уступками и компромиссами, а без всяких уступок и компромиссов, как и не может иначе отстаиваться нравственное и человеческое достоинство».

Другими словами, просто все должны жить честно, и тогда общество как-нибудь когда-нибудь изменится. Если учесть, что Толстой относился к духовным лидерам тогдашней России, можно сказать, что образованная часть страны не видела пути для изменения в обозримом будущем ситуации в стране в пользу народа.

В то же время существовала необычайно популярная теория Маркса, согласно которой сменить общественный строй можно только применив насилие против господствующего слоя. Это вытекало из открытых Марксом законов. Таким образом, насилие при изменении общественного строя на более справедливый представлялось делом естественным, и психологически к нему были готовы.

Величину этого насилия никто не мог заранее предсказать, и при других обстоятельствах в России всё могло пройти более мягко. Однако ряд особенностей хода российской истории привели к весьма насильственному варианту попытки построить справедливое государство.

Прежде всего следует отметить, что сам факт и обстоятельства отречение императора Николая II от российского престола уже содержали возможность опасных последствий. Следовало учитывать, что ещё в XV веке в период последней междоусобицы на Руси простой народ и бояре добровольно выбрали тот путь, который привёл к самодержавию и особой роли сначала великого князя, затем царя и императора. Права Василия II на великое княжество Московское были сомнительны с точки зрения лéствичного права, которым Ярослав Мудрый определил порядок занятия княжеского престола. Как великий князь, Василий был так себе, и его соперник Дмитрий Шемяка, заняв московский трон, смотрелся более привлекательно в этом качестве. Однако жители Москвы высказались в пользу Василия, окончательно отказавшись тем самым от лéствичного права. С этого времени престол наследовал либо старший сын великого князя, либо тот, кого он назначал в завещании. Междоусобицы прекратились. Началась ликвидация удельных княжеств и слияние их с Московским княжеством. Тем самым начался процесс централизации и сокращения вольностей и свобод. Русский народ жертвовал даже личные свободы ради создания сильного государства, которое сможет обеспечить русским землям независимость. С этого времени народ исповедовал глубокую преданность монарху. Замечательный русский учёный, основоположник русской военно-полевой хирургии, Николай Николаевич Пирогов (1810-1881) писал: «Одно из самых лучших свойств нашего народа уважение и полное доверие к верховной власти» (Вопросы философии и психологии, 1910 г., книга V (105), стр. 721).

Бояр и дворян народ не любил, но царю верил и видел в нём олицетворение государства и своего защитника. После отречения Николая II всё изменилось. Народ лишился и своего защитника и символа государства. Те люди, что пришли к власти в результате Февральской революции, были выходцами из верхнего слоя российского общества, и их интересы и идеология были чужды простому народу. Временное правительство должно было в короткий срок доказать стране, что оно имеет устраивающую все слои населения программу и в состоянии её осуществить. Этого не произошло. Одновременно с формированием Временного правительства были созданы Советы рабочих, крестьян и солдат. Это была новая форма общественного объединения, которая постепенно получала всё больше реальной власти. Возникло двоевластие. Летом 1917 года в результате выборов в Петроградском совете большинство получили сторонники Ленина — большевики.

События октября 1917 года трудно назвать государственным переворотом в общепринятом смысле этого термина. Ведь хотя Временное правительство было юридически признанной государственной властью, многие вопросы политической жизни решали и Советы, которые, по существу, стали параллельной ветвью власти. Причём, Советы отражали интересы бóльшей части населения России, чем органы, непосредственно подчинявшиеся Временному правительству. Таким образом, власть просто перешла от одного властного органа к другому. Сам этот переход по всей стране прошёл достаточно мирно, и поначалу о гражданской войне и речи не было.

Всё изменилось летом 1918 года. К этому времени до Дальнего Востока растянулись эшелоны, везущие бывших пленных чехов и словаков, служивших в армии Австро-Венгрии и воевавших против России. Этот окольный путь возвращения их на родину был выбран из-за особенностей Европы, где ещё шла война. Бывшая царская армия к лету 1918 года уже прекратила своё существование, в то время как Красная армия и белые армии только начали формироваться и, зачастую, не отличались боеспособностью. Чехословацкий корпус оказался чуть ли не единственной боеспособной силой в России, его численность достигала 50 тыс. человек. Не доверяя чехословакам, Советская власть решила их разоружить, а те в ответ подняли мятеж. 4 июня Антанта объявила Чехословацкий корпус частью своих вооружённых сил и заявила, что будет рассматривать его разоружение как недружественный акт в отношении Англии и Франции. Положение усугубилось давлением Германии, не прекращавшей требовать от Советского правительства разоружения чехословаков. В захваченной легионерами Самаре 8 июня 1918 года было организовано первое антибольшевистское правительство — Комитет членов Учредительного собрания (Комуч), а 30 июня в Омске — Временное Сибирское правительство. Это положило начало формированию региональных антибольшевистских правительств по всей территории России. Началась гражданская война.

Положение большевиков было отчаянным, и Ленин готовился к возможному поражению и переходу в подполье. Однако случилось чудо, и Советская власть победила на всей территории России, за исключением Польши, Прибалтики и Финляндии, которые получили независимость благодаря Франции, Англии и Германии. Однако за этим чудом стояла гигантская работа по созданию Красной Армии, которая сумела победить. Сопровождалось это исключительной централизацией управления, подавлением гражданских свобод и применением жесточайшего государственного насилия. Морально это оправдывалось тем, что сломить сопротивление эксплуататорских классов без насилия невозможно, что научно доказал Маркс. Кроме того, у этой борьбы была благородная и всеми принимаемая цель — устранение эксплуатации и построение справедливого общества. Применение репрессий к контрреволюции посчиталось оправданным, поскольку привело к победе Советской власти.

После гражданской войны страна была в полной разрухе, и чтобы её восстановить, приходилось применять меры военного времени, то есть: централизация, ограничение свобод и суровое наказание за неисполнение приказов и распоряжений властей. Всё это могло проходить и в более мягкой форме, но здесь проявилась особенность российской психологии, которою легче осознать, если сравнить её с особенностью мировоззрения соседнего народа — китайского.

В истории Китая гражданских войн была не одна, а, наверное, штук десять. Войны эти тянулись долго, страна разорялась, а численность населения уменьшалась в несколько раз. Однако при этом целостность и непрерывность развития Китая не нарушалась, и после окончания войн государство быстро восстанавливалась. В чём здесь причина? Всё объясняется особенностью государственного устройства Китая. Ещё во эпоху Хань, которая продолжалась 200 лет до нашей эры и двести — после, на базе учения Конфуция сформировалась государственная идеология, получившая название конфуцианства. Государственный служащий — чиновник — служил не императору, и даже не Китаю, а просто сохранял верность принятой морали, которую обычно называют этикой. Этот чиновник считал, что его задача — честно исполнять свой долг и добросовестно выполнять свои чиновничьи обязанности. Причём всегда, независимо от того, кто стал императором и какая династия правит государством. Поэтому, когда власть в стране менялась, даже когда страну захватывали чужеземцы, например, монголы или маньчжуры, все чиновники продолжали оставаться на местах и исполнять свои обязанности. Поэтому никакие гражданские войны, никакие внешние завоевания на меняли Китай и не разрушали его государственную систему.

Была ещё одна китайская особенность — это иерархия сословий. На самом верху были учёные. Но не в современном понятии — как люди, занимающиеся наукой. Китайский учёный — это тот, кто учился. Для того, чтобы занять какую-либо государственную должность, нужно было сдать экзамен. Для успешной сдачи экзамена нужно было хорошо знать литературу так называемого конфуцианского канона, куда, среди прочего, входили и поэтические произведения. Таким образом, все китайские чиновники были хорошо образованными людьми, строго придерживающимися конфуцианской этики.

Поскольку Китай был сельскохозяйственной страной, крестьянский труд был уважаем. Крестьяне составляли второе по значимости сословие. Затем шли ремесленники. Последними считались торговцы, поскольку они ничего не производили и занимались, как и торговцы всего мира, только спекуляцией. Отдельно шло воинское сословие, которое формировалось за счёт учёных (то есть чиновников) и крестьян. Потомственных дворян и аристократов в Китае не было.

Часто случалось, что в ходе какой-либо смуты новым императором становился выходец из воинов или крестьян. Естественно, он окружал себя людьми из своего сословия. Оставшиеся на своих рабочих местах чиновники (учёные) не испытывали к ним никакого сословного предубеждения.

В России всё было совсем по-другому. Для высшего, дворянского сословия крестьяне были «подлым народом», стоящим на более низкой ступени развития. Такое же отношение было к рабочим, которые все вышли из крестьян. Весь царский управленческий аппарат был выходцем из дворян и небольшого числа разночинцев. Когда к власти пришли рабочие и крестьянские Советы, чиновничество отнеслось к ним с откровенным презрением и сотрудничать с ними, а уж тем более подчиняться им никак не собирались. Кроме того, никто из этих людей не верил, что тёмная рабочая масса сможет управлять страной, и потому Советская власть считалась недолговечной.

Такого убеждения, что на своём рабочем месте нужно добросовестно исполнять свои обязанности независимо от того, кто стоит у власти, у российских чиновников не было. Поэтому они перешли к откровенному саботажу, надеясь к тому же, что чем скорее у большевиков всё развалится, тем быстрее вернутся прежние времена. Единственное, что побуждало бывших царских чиновников работать, так это хлебный паёк, который выдавался только тем, кто служил в новых советских учреждениях, и был крайне необходим в условиях всеобщей разрухи и голода.

Такое поведение царских служащих имело два отрицательных последствия. Во-первых, они работали плохо, часто откровенно вредили, вследствие чего трудности страны только усугублялись. Во-вторых, рабочие и крестьяне им не доверяли, видели в них явных или скрытых врагов. Появился термин «бывшие», к которым относили всех, кто не являлся «трудовым народом». Все царские служащие были под подозрением, и если кого-либо из них объявляли «врагом народа», то это, как правило, не вызывало сомнений. Кроме того, в случае разных хозяйственных неурядиц, различного рода авариях первым делом начинали подозревать вредительство со стороны «бывших», и такое подозрение зачастую переходило в убеждённость и на этом разбирательство заканчивалось, поскольку виновный, считалось, установлен. Когда в 30-е годы шли политические процессы, народ был на стороне государственной власти и с одобрением относился к суровым приговорам.

Со временем ответственность за репрессии возложили на одного Сталина, но участвовало в них, и весьма инициативно, множество людей и по разным причинам. Историк Лев Николаевич Гумилёв много претерпел от Советской власти. Его отец поэт Николай Гумилёв был расстрелян в 1921 году по обвинению в контрреволюционном заговоре, мать — поэтесса Анна Ахматова после войны подвергалась гонениям, сам Лев Николаевич более 10 лет провёл в лагерях. В одном из интервью («Согласие», 1990, № 1, стр.3-19) он сказал:

«Простите — вот я мог бы гораздо больше сделать, если бы меня не держали 14 лет в лагерях и 14 лет под запретом в печати. То есть 28 лет у меня вылетели на ветер! Кто это сделал? Это сделали не власти. Нет, власти к этому отношения не имели. Это сделали, что называется, научные коллеги».

Относительно репрессий против священников в эмигрантской прессе писалось: «В те дни, когда административная ссылка приняла массовый характер, и чуть ли не ежедневно поезда увозят в Сибирь, в Соловки сотни студентов, солдат, купцов, интеллигентов, даже марксистов и сионистов, было бы странно, если бы не ссылали священников. Но эти, часто ничем не оправданные акты насилия, носят личный характер: в основе из обычно — донос какого-либо живоцерковца-конкурента» («О русской Церкви (Письмо из России)», Путь, № 2, 1926 г). «Живая церковь» — созданная при участии Троцкого организация из православных священников, выступавшая против Патриарха Тихона и его сподвижников.

В 30-е годы всякое бывало. Люди иногда писали доносы, чтобы просто свести личные счёты. И среди чекистов попадались такие, которые хватали всех подряд и получали удовольствие, демонстрирую свою власть над другими. Было много как тогда говорили, перегибов, но их обнаруживали и с ними боролись. Репрессии — это не только Сталин и Берия, и не только НКВД, но и множество других людей, которые призывали к нещадной борьбе с врагами народа.

Говоря о репрессиях, приведём любопытный пример. Несколько лет подряд в Вильнюсе, столице бывшей советской республики Литвы, собирается так называемый форум «Свободной России». Его организовывают противники российской власти, которые бежали за границу, и кроме того, приезжают оппозиционеры из самой России. Чем они занимаются? Да составляют репрессивные списки деятелей действующей российской власти. Эти списки они готовят для проведения будущих судебных процессов, а пока передают их властям европейских стран и США с Канадой, чтобы те ввели финансовые и другие санкции. Кроме того, они составляют списки журналистов, которые работают в российских государственных средствах массовой информации. Оппозиционеры из «Свободной России» мечтают, что когда они придут к власти, то этих журналистов выгонят и запретят им работать в журналистике. Вот люди, которые себя называют истинными демократами, а о чём мечтают: на западных, как говорится штыках, прийти к власти в России и начать самые, что ни на есть, репрессии против людей, которые думают иначе, чем они.

Как относиться к жестоким репрессиям 30-х годов? Обоснованные наказания, то есть те случаи, когда вина была объективно доказана, вопрос отдельный. Но необоснованные репрессии по надуманным и сфальсифицированным предлогам — это горькие и неприятные страницы нашей истории, этому нет оправдания. Так же невозможно оправдать чрезмерную жестокость при управлении страной. В древнекитайском трактате «Ли цзи» («Книга Обрядов») рассказывается:

«Однажды Конфуций проезжал неподалеку от горы Тайшань. Какая-то женщина в голос рыдала над могилой. Склонившись, в знак почтения, на передок колесницы, Учитель слушал её рыдания. А затем послал к той женщине Цзылу, и тот спросил её:

— Вы так убиваетесь — похоже, что скорбите не впервой?

— Так оно и есть, — ответила женщина, — когда-то от когтей тигра погиб мой свёкор. После от них же погиб мой муж. А теперь вот от них погиб и мой сын.

— Отчего же не покинете эти места? — спросил Учитель.

— Здесь нет жестоких властей, — ответила женщина.

— Запомни это, ученик, — сказал Учитель, — жестокая власть—свирепей тигра!».

Как, зная о репрессиях, относится к Сталину? Ведь и заслуги его перед страной огромны. Многие люди плохо воспринимают рассуждения типа: с одной стороны, он приятный человек, с другой стороны — вредный. Мы привыкли делить всё на белое и чёрное, людей определять как плохих и хороших. Так легче психологически.

К сложным и неординарным личностям нужно относиться вдумчиво. Поэт Ярослав Смеляков (1913-1972), сидевший в лагерях в 1934-1937 и в 1951-1955 годах, написал в 1964 году сдержанное стихотворение о Сталине:


На главной площади страны,
невдалеке от Спасской башни,
под сенью каменной стены
лежит в могиле вождь вчерашний.

Над местом, где закопан он
без ритуалов и рыданий,
нет наклонившихся знамён
и нет скорбящих изваяний.

Ни обелиска, ни креста,
ни караульного солдата —
лишь только голая плита
и две решающие даты.

Да чья-то женская рука
с томящей нежностью и силой
два безымянные цветка
к его надгробью положила.
 

Борьба за власть после смерти Сталина

Берия был арестован 26 июня 1953 года на заседании Президиума ЦК КПСС, проходившего в Кремле. Арест проводили маршал Жуков и группа офицеров. 2-7 июля того же года состоялся Пленум ЦК КПСС. на котором Берия был выведен из состава Президиума ЦК и из самого ЦК. На этом пленуме и были рассказаны истинные причины снятия Берия, которые кардинально отличались от официальной версии. Сам по себе Пленум довольно ярко характеризует реальное внутреннее положение СССР в 1953 году.

На Пленуме Хрущёв рассказывал, что в последние дни жизни Сталина он высказывал Булганину опасение, что после смерти Сталина Берия будет добиваться поста министра МВД, чтобы следить за членами Политбюро, собирать на них компромат и это может плохо закончится. Поэтому, продолжал Хрущёв, этого нельзя допустить. Почему же Хрущёв не выступил против Берия на первом Пленуме после смерти Сталина? Потому, как он объяснял, Берия ещё при жизни добился разобщения среди членов Бюро ЦК. «Ещё не остывший труп товарища Сталина — и поднять этот вопрос, скажут: воспользовался смертью товарища Сталина, сразу вносит раскол и смятение в руководство партии, и, таким образом, ловко используя это, выставят против тебя, и будешь в дураках, да ещё в каких»,— продолжал Хрущёв.

Хрущёв считал, что МВД — это не самый важный участок работы, так почему же Берия его добивался? Отвечая на этот вопрос Хрущёв объяснял, что это — орган бесконтрольный: «Вот смотрите, любого министра, любого работника, выполнение плана контролируем, там партийная организация выступит, там что-то мы видим, а в МВД все покрыто тайной». Хрущёв обвинял Берия, в том, что тот хотел поставить МВД вне контроля партии, что он вносил сознание, что роль партии отошла на второй план, и предполагал, что когда Берия укрепится, тогда он партию совсем уничтожит: «Мы ведь с Берия ходили вместе, и под ручку ходили, поэтому многое могли и слышать от Берия».

Молотов поддержал теорию Хрущёва об МВД как ступеньки Берии к власти: «И вот этот человек поставил своей задачей — МВД поставить над Правительством и над партией. Все его проделки через его аппарат сводились к тому, чтобы создать такое положение, что он имеет реальную власть в руках, он контролирует ЦК и Правительство, он следит за каждым шагом нашим, он подслушивает нас. Вот это были его орудия, на которые он рассчитывал».

Как ни странно, Хрущёв на Пленуме с теплотой вспоминал старый режим, при котором полиции было меньше, чем при Советской власти: «Я в первый раз увидел жандарма, когда мне уже было, наверное, 24 года. На рудниках не было жандармов, полицейский у нас был — казак Клинцов, который ходил и пьянствовал с шахтерами. Возьмите район. Никого, кроме урядника, при старом режиме, не было. Теперь у нас в каждом районе начальник МВД, да ещё оперуполномоченный. Он получает самую высокую ставку, больше секретаря». На Пленуме пояснили, что в два раза больше секретаря. Дальше Хрущёв пояснил, откуда появляются «дутые» дела: «Конечно, если деньги платят, то нужно что-то делать. А если проступков нет, а начальство спрашивает, ты, сукин сын, работаешь? Если нет, так надо сделать».

Хрущёв описывал хитрость Берия: «У меня лично с Берия были разные периоды наших отношений, но самый лучший период у меня с ним отношений, такие — не разлей, не растянись — это после смерти товарища Сталина. Если я ему день не позвонил, то он уже звонит и спрашивает, чего не звонишь. Говоришь, что некогда, дела были. "А ты звони". Я, товарищи, стал думать: что такое, почему такая любовь сразу воспламенилась ко мне, в чем дело? Вроде ничего не изменилось, я таким же остался, каким и был. А он мне звонит однажды и говорит, а что там Маленков, что там Молотов. Он против каждого бросит яд, хочет, так сказать, как-то указать, что вот ты лучше. Я потом это говорил товарищу Маленкову, товарищу Молотову. Я говорю товарищу Маленкову: слушай, тебе, наверное, против меня, а мне против тебя говорит».

Хрущёв прямо признавал, что Берия был наиболее авторитетный член правительства: «Мы не могли принять решений по сельскому хозяйству при жизни товарища Сталина и не могли принять решений после его смерти. Почему? Берия посеет сомнения, Берия поставит вопрос, и вопрос сейчас же будет снят. Мы все уважаем товарища Сталина, но годы своё берут, и в последнее время товарищ Сталин бумаг не читал, людей не принимал, здоровье слабое, хотя он храбрился, потому что в старости всегда храбрятся. И это, товарищи, ловко использовал прохвост Берия, очень ловко. И он, как провокатор, подскажет товарищу Сталину, что вопрос не подработан. Любой вопрос, как бы он ни подрабатывался хорошо, всегда можно найти доказательства для дальнейшей доработки». Здесь камешек в огород уже не только Берия, но и Сталина. Во-первых, упоминается, что при Сталине не могли принять важные вопросы по сельскому хозяйству. Во-вторых, подчёркивается, что Сталин в последнее время болел и делами мало занимался. И многие решения принимал под влиянием Берия. А поскольку Берия оказался человеком недостойным, то и принятые под его влиянием решения Сталина могли быть ошибочными.

Высокий авторитет Берия подтверждал на Пленуме и Микоян: «Ему [Берия] удавалось очень много трудных решений проводить, причём было известно, что если Берия против того или иного решения, оно будет провалено. Этим он создал себе авторитет».

Одно из главных обвинений, которое стали предъявлять Берия — это сознательное ухудшение дел в стране. Хрущёв сформировал такое отношение к действиям Берия: если тот что и делал нужное и полезное, так это стали приписывать его коварству — он якобы хочет улучшить положение в стране, чтобы укрепить свой авторитет у народа и захватить власть. Чтобы не делал Берия — его объявляли провокатором. Например, если не принимаются важные решения, которые Берия кажутся недоработанными, это для нанесения вреда сельскому хозяйству. И в этом бедственном положении Хрущёв обвинял Берия: «Картошки нет. Это делалось для того, чтобы свалить, а потом добраться до власти, потом объявить амнистию, выступить с ворами и рецидивистами. чтобы сказали: вот Берия спасает. Он делал так, чтобы народ подкупить. Дешёвая демагогия».

Даже тот факт, что по распоряжению Берия сразу же после смерти Сталина начали пересматривать многие судебные решения, также объясняли его желанием добыть себе признание, как борца за справедливость. Якобы, он понял, что члены Президиума тоже хотят пересмотра, вот и решил их опередить.

Иногда дело доходило до абсурда. Так Байбаков, на тот момент министр нефтяной промышленности, а позже — председатель Госплана, рассказывал на Пленуме: «Особую активность развил Берия в вопросах увеличения добычи нефти в Татарии и Башкирии, в результате чего был представлен пятилетний план развития нефтяной промышленности, предусматривающий, как вам известно, рост добычи нефти за пятилетие почти в два раза, то есть на 85 процентов, а по наращиванию мощностей в переработке — в два и больше раза. Нефтяная промышленность обеспечит этот рост, хотя это и связано с большим перенапряжением сил. Однако я должен сказать, что это делалось не для того, чтобы обеспечить нужды народного хозяйства, а в карьеристских целях Берия». А ведь благодаря освоению крупнейших месторождений Урало-Поволжья (прежде всего, Ромашкинского в Татарстане) добыча нефти в СССР начала быстро расти, и это связывают с именем самого Байбакова.

Хрущёв честно признался, что против Берия был устроен заговор: «Когда мы переговаривались друг с другом — слушай, тебе нравится этот человек, — тогда некоторые удивленно смотрели и думали: а что он этот вопрос задает, с какой целью? Тогда мы продолжали и говорим — слушай, что ты смотришь так, ведь это провокатор, ты посмотри и сам увидишь, что это провокатор, что это негодяй. И после этого люди говорили — пожалуй, правильная постановка вопроса, принципиальная. Когда мы друг с другом сговорились, оказалось, что мы все одного мнения. Тогда уже мы организовали заседание. Мы организовали заседание Совета Министров, а членов ЦК, которые не входят в Президиум Совета Министров, пригласили на это заседание, а потом повернули заседание Президиума и там всё выложили, прямо в лоб ему сказали — ты провокатор, не коммунист и не был коммунистом, терпеть дальше этого не будем..Некоторые говорили — как же так, Маленков всегда под руку ходит с Берия, наверное, они вдвоем — это мне говорят, а другим, наверное, говорят, что Хрущев с ним также ходит (смех в зале). И это правильно. Ходили, и я ходил. Он посредине идёт, бывало, а с правого бока Маленков идёт, а с левого я...до поры до времени это хождение нам пользу принесло, нужное хождение. В четверг мы с ним — Маленков, я и Берия — ехали в одной машине, а распрощались мы с ним знаете как. Он же интриган, он меня интригует против Маленкова и против других, но он считал главным Маленкова, что надо против него. Прощается, он мне руку жмёт, только я это слышу, я ему тоже отвечаю "горячим" пожатием: ну, думаю, подлец, последнее пожатие, завтра в два часа мы тебя подожмём. Мы тебе не руку пожмём, а хвост подожмём».

Конфликт Хрущёва, Молотова и Маленкова с Берия начался после смерти Сталина. Хотя все говорили о коллективном руководстве, но ясно, что кто-то будет председателем правительства и Первым секретарём партии, то есть для всего народа — руководителем страны. Как говорится, все звери равные, но лев — самый равный. У Берии авторитета и власти было больше, потому Хрущёв с коллегами его сильно боялись, с отчаяния и решились на заговор. До смерти Сталина никаких претензий к Берия не было. Молотов говорил на Пленуме: «Когда 9 марта собирался Верховный Совет, я позвонил Берия по-товарищески. Мы тогда были товарищами ещё».

Маленков на Пленуме привёл слова начальника МВД Львовской области Строкача из его письма в ЦК КПСС Хрущёву от 28.06.1953 года: «Генерал-лейтенант Кобулов А. 3. (брат заместителя министра т. Кобулова Б. 3.) также сказал мне: "Вы не учли того, что к руководству МВД СССР пришел т. Берия и что теперь органы МВД не будут в такой зависимости от партийных органов, как это было раньше. Вы не представляете себе, какими правами пользуется т. Берия. Он решительно ломает все старые порядки не только в нашей стране, но и в демократических странах". Берия хотел реальное руководство страной перенести из ЦК в Совет министров. Это вызывало возражение. Молотов возмущался на Пленуме: «У нас установилась старая, древняя традиция, что все вопросы международной политики, МИДа и прочие решаются в Политбюро. Теперь перенесли в Президиум Совета министров». Булганин же хотел весь репрессивный процесс поставить под контроль партии (до этого его контролировал один Сталин): «Бюро обкома, крайкома, ЦК республики, Президиум ЦК должны знать, кого арестовывают, как допрашивают, кто сидит в тюрьме, какие порядки в тюрьме».

В вопросе власти советские органы мало, что значили, были декорацией демократии. Примером является выступление на Пленуме Председателя Верховного Совета Ворошилова: «Президиум ЦК вносит на рассмотрение Пленума ЦК вопрос о созыве очередной сессии Верховного Совета СССР...Далее, решением Центрального Комитета освобожден от обязанностей Генерального Прокурора СССР т. Сафонов. Вместо него Генеральным Прокурором намечается т. Руденко — бывший прокурор Украины. Назначение Генерального Прокурора СССР производится согласно Конституции СССР Верховным Советом СССР, поэтому необходимо этот вопрос также включить в повестку дня сессии». То есть все вопросы решаются в Президиуме ЦК, а Верховный Совет, казалось бы высший орган власти, причём выбираемый народом, всего лишь чисто формально утверждает принятые решения.

Берия обвиняли с желании наладить отношения с руководителем Югославии Тито, с которым у Сталина был серьёзный конфликт. Отношения СССР с Югославией начали ухудшаться с июня 1948 года. По инициативе ВКП(б) совещание Информационного бюро коммунистических и рабочих партий приняло резолюцию «О положении в коммунистической партии Югославии». В ней отмечалось, что «руководство компартии Югославии проводит в основных вопросах внешней и внутренней политики неправильную линию, представляющую отход от марксизма-ленинизма». Югославская компартия была также обвинена в проведении недружелюбной по отношению к Советскому Союзу и ВКП(б) политики, национализме и сближении с капиталистическими странами. Компартия Югославии в совещании участия не принимала. В июле 1948 года на 5-м съезде КПЮ было принято решение об отношении к резолюции Информбюро, в котором говорилось, что критика со стороны ЦК ВКП(б) и резолюция Информбюро являются несправедливыми, что ЦК КПЮ не отошёл от учения марксизма-ленинизма, а наоборот, правильно применяет это учение в конкретных условиях Югославии. С этого времени отношения между КПЮ и ВКП(б) обострились, а в дальнейшем были прерваны и межгосударственные связи с Югославией, которые начали восстанавливаться лишь в 1954 г.

На Пленуме Маленков привёл найденное при обыске неотправленное письмо одному из руководителей Югославии Ранковичу: «Пользуюсь случаем, чтобы передать Вам, товарищ Ранкович, большой привет от товарища Берия, который хорошо помнит Вас. Товарищ Берия поручил мне сообщить лично Вам строго конфиденциально, что он и его друзья стоят за необходимость коренного пересмотра и улучшения взаимоотношений обеих стран». Желание наладить хорошие отношения с Югославией рассматривалось участниками Пленума как попытка найти общий язык с капиталистами.

Другое обвинение было связано с Восточной Германией, где возникла сложная ситуация. Из Восточной Германии с января 1951 года по апрель 1953 года в Западную Германию бежало 447 тысяч человек, то есть из социалистической в капиталистическую часть страны. Проблема была в слишком резком насаждении социалистических порядков со стороны руководства Восточной Германии. Берия сомневался в возможности построения социализма в Германии и предлагал создать там буржуазно-демократическую республику под присмотром союзных держав. За эти взгляды его обвинили в прислуживании империалистам, а дальше уже вывели предположение, что он иностранный шпион. Как говорил Молотов на Пленуме: «Значит, те разговоры, которые были на заседании Президиума Совета Министров. — какая там социалистическая Германия, при чем здесь социализм в Германии, пусть будет буржуазная, но миролюбивая, вот на что надо бить. Это был не простой разговор. Это был разговор человека, который не имеет ничего общего с нашей партией, это человек из буржуазного лагеря, это человек антисоветский. Вот его смысл, всего того, что есть Берия».

Между тем, установление социализма в Восточной Европе не было целью Советского Союза. Один из руководителей советской разведки Павел Анатольевич Судоплатов (1907-1996) в своих воспоминаниях писал, что накануне ялтинской конференции проводилось большое совещание всех разведывательных служб страны. Там, среди прочего, рассматривались намерения англичан и американцев. Все сошлись на том, что союзники не смогут противодействовать линии на укрепление позиций Советского Союза в Восточной Европе.

Накануне Потсдамской конференции в июле 1945 года оценки разведки были ещё более оптимистичны. Однако, перспективы социалистического развития Польши, Чехословакии, Венгрии и Румынии даже не рассматривались. Социалистический выбор как реальность был ясен только для Югославии, где маршал Тито как руководитель коммунистической партии и государства опирался на военную силу. Относительно других государств Восточной Европы предполагалось, что военное присутствие и симпатии народа к Советскому Союзу обеспечат стабильное пребывание у власти правительств, которые будут ориентироваться на тесный союз и сотрудничество с нашей страной.

Военно-политические рекомендации по Германии также не предполагали строительство социализма в советской оккупационной зоне. Речь скорее шла о том, чтобы в будущей нейтральной, разоружённой навсегда Германии создать мощную, стабильную, ориентирующуюся на Россию группу в немецком руководстве.

События 90-х годов подтвердили правильность этих установок. Как только советские войска были выведены из стран Восточной Европы, они тот час же отреклись от социализма и вступили в НАТО. Ясно, что этим народам социалистические идеи не подходят. В то же время характерен пример Австрии. Мы предоставили этой стране самой определять свою политическую систему. Она выбрала капиталистическую, парламентскую республику. Но при этом, при любых политических колебаниях в Европе это государство проводило неизменно дружественный курс по отношению и к Советскому Союзу, и к России.

Тому, что Берия — шпион, доказательств не было, но Молотов уже строил обоснование для такой версии, говоря на Пленуме: «И значение этого международного момента, заключающегося в том, наша борьба в настоящее время достигает особой остроты, состоит в том, что капитализм в тревоге за свою судьбу и что он ищет, где найти такое гнилое место, такого человека, который может быть провокатором, предателем, кем хотите, продажной шкурой, но только выполнять этот заказ, такую щелку иметь в Советском Союзе. Вот эту работу и выполнял провокатор Берия — создать трещинку и на этой почве подорвать наш Советский Союз».

Империализм испугался распространения социализма в Европе и Азии и стал торопить своего агента Берия. «Мы теперь пользуемся тем, — объяснял Молотов, — что за 15 лет не разглядели в Берия, то мы за три с половиной месяца разглядели, потому что кто-то его очень торопил и слишком он начал наглеть, слишком он много высунул когтей, и мы увидели, что это хищник. это чужой человек».

Берия обвиняли даже в том, что он без ведома ЦК и правительства принял решение организовать взрыв водородной бомбы (что и произошло 12 августа 1953 года уже после ареста Берия).

Молотов, среди прочего, описал весьма нездоровую обстановку в партии: «Мы как никогда теперь крепко стоим на ногах. В нашей среде, в руководящем ядре, теперь наконец, честные отношения, мы не боимся теперь говорить друг с другом, как недели полторы тому назад было, а так было. Вы, может быть, ничего не видели, а может быть, кое-что и видели». Через четыре года Молотова исключили из состава ЦК, а в 1961 году его, соратника Ленина и Сталина, выгнали из партии.

Каганович в своём выступлении попался ответить на напрашивающийся вопрос: почему Берия не разоблачили раньше? Он разбил деятельность Берия на два периода: до и после смерти Сталина. Относительно первого периода, по словам Кагановича, «вряд ли у кого-либо из нас были, так сказать, настроения или оценка Берия такая, хоть приближённая к той оценке, которую мы даём ему сегодня». Существенным для Кагановича было то, что Сталин доверял Берия. При этом Каганович произнёс примечательные слова, характеризующие его личное отношение к Сталину: «Мы всё-таки жили при Сталине спокойнее, надо сказать. Сталин доверяет человеку — значит, мы доверяем человеку». В 1957 году Кагановича сняли со всех руководящих постов, а в 1961 году исключили из партии.

Каганович также, как и другие руководители партии, никаких доказательств измены Берия не приводил, всё сводилось к личной неприязни и борьбе за власть: «Этот нахал, наглец, как мы его тогда уже начали рассматривать...он возомнил себя самым сильным и "великим" человеком, который всё может, которому всё позволено и которому все простительно. Каждый из нас это чувствовал, видел, переживал, у каждого из нас накапливалась горечь и чувство возмущения, которые потом прорвались у нас. Мы не сговаривались. Почему мы не сговаривались и почему мы терпели три с половиной, месяца, я скажу. Нельзя сказать, что причиной того, почему мы не сговаривались, была боязнь. Конечно, мы рассматривали вопрос политически, и здесь правильно товарищ Маленков, товарищ Хрущёв, товарищ Молотов, товарищ Булганин излагали суть дела. Мы не торопились, мы не имели права торопиться, если мы серьёзные политические деятели, а не трусы. Каждый из нас мог бы выскочить, раскрыть предварительно карты, заранее, преждевременно, и он, конечно, мог бы наделать политических дел».

В том же духе высказывался и Ворошилов: «Берия при жизни товарища Сталина был нахален, груб, высокомерен, нагл, стремился всюду и везде показать свое превосходство перед другими, не считался с человеческим самолюбием и достоинством...Нет ни одного товарища из тех, которые здесь присутствуют, из членов правительства, будет ли это бывший министр или теперешний, которому бы Берия не наговорил самых дерзких, самых наглых и ничем не вызываемых со стороны этого товарища гадостей, оскорблений, указывал бог знает на какие мерзости, ни с чем несообразные. Только бы обидеть, унизить человека. При этом он умел тех людей, которые ему были нужны, он их обхаживал. Всегда поэтому находились люди, которые с ним на день, на два были в хороших отношениях».

Но дух репрессий витал в атмосфере Пленума. Каганович призывал к новой борьбе с врагами: «Но, товарищи, конечно, исключить и арестовать мало. Нам необходимо, и для этого мы обсуждаем этот вопрос, — извлечь из него урок и мобилизовать партию для нового подъёма на этой основе, на основе борьбы с врагами, как это всегда было в нашей партии».

Берия обвиняли в подготовке благоприятной почвы для захвата власти и перерождения в буржуазное государство. Хотя непонятно, почему Берия, столь правоверный коммунист, вдруг решил вернуть страну к капитализму.

Обвинения Берия были достаточно противоречивы. Вот, например, Микоян: «Надо сказать, что товарищ Сталин в последнее время не доверял Берия. Берия вынужден был признать, что Сталин ему не доверяет, что мингрельское дело создано для того, чтобы на этом основании арестовать Берия, что Сталин не успел довести то, что хотел. Во время войны товарищ Сталин разделил МВД и Госбезопасность. Тоже, мне кажется, из некоторого недоверия к нему. Не было смысла делить министерство. Тогда назначили его в Совет Министров. Это тоже было внешним признаком проявления недоверия. Но несмотря на это, товарищ Сталин ему очень большое доверие оказывал». То есть, Сталин и доверял, и не доверял. Микоян был осторожный в высказываниях человек. Недаром о нём ходила присказка: от Ильича до Ильича без забот и паралича. О самом Берия Микоян признавал: «У нас нет прямых данных, был ли он шпионом, получал ли задания от иностранных государств», а затем, поддакивая Хрущёву, делает прямо противоположный вывод: «но главное состоит в том, что он выполнял указания капиталистических государств и их агентов».

Берия был арестован 26 июня 1953 года и расстрелян 23 декабря того же года. Устранив смертельно опасного соперника и обезопасив себя, партийные руководители приступили к решению крайне острой продовольственной проблемы. Ситуацию здесь была тяжёлая. Хрущёва призывал на июльском Пленуме в 1953 году: «Дальше терпеть нельзя: молока нет, мяса мало. Объявили переход от социализма к коммунизму, а муку не продаём. А какой же коммунизм без горячих лепешек?». Такая ситуация сложилось во многом вследствие ошибок. Хрущёв рассказывал там же: «Тут довели до абсурда. С товарищем Зверевым разговаривал. У нас на 3,5 миллиона голов коров меньше, чем было до войны. Раз меньше коров, значит, меньше мяса, меньше масла, меньше кожи». Причиной этого назывались высокие налоги, из-за которых держать корову становилось слишком дорого.

Хрущёв возмущался: «Мы снизили цены на картошку и капусту, а картошки и капусты в магазинах нет. Капуста стала дороже или в одной цене с бананами. Что же это такое? Что же, наши колхозники разучились выращивать капусту?»

Заместитель председателя Совета Министров Грузинской ССР Бакрадзе докладывал на Пленуме: «У нас же в Грузии положение с животноводством настолько тяжёлое, что только за один год количество коров у колхозников сократилось на 63 тыс. голов. В некоторых наших районах 80% колхозников вообще не имеют никакого скота. Острый недостаток овощей, картофеля, молочных продуктов и т. д. отражается на настроении городского населения».

На том же пленуме Микоян приводил примеры тяжёлого положения с продажей мяса: «В этом году накопили мясные запасы, нажали на заготовки и вышли на начало этого года с запасами почти вдвое больше, чем в прошлом году. За первое полугодие нами продано мяса столько, сколько за весь 1940 год из централизованных ресурсов. Однако мясом мы торгуем только в Москве, Ленинграде, с грехом пополам в Донбассе и на Урале, в других местах с перебоями. Ресурсы не поднялись, а когда снижение цен на все товары происходит, экономика определяется не на хлеб, а на покупку мяса. Значение спроса растёт быстрее обычного спроса. Колхозный рынок не растёт, колхозники покупают мясо и молоко у нас. Севооборот установлен, при этом крупнейший вопрос, такой, как мясо, картошка, овощи, не можем решить. Товарищ Сталин чувствовал что-то неладное. В ноябре месяце отчитывался министр сельского хозяйства Бенедиктов о положении дел. Бенедиктов докладывал формально. Выходило, что колхозники — враги собственности, ничего не делают. Товарищ Сталин гениально мог из нескольких фактов сделать вывод. Он говорил — если колхозники плохо ухаживают за скотом, значит, они не заинтересованы в общественном животноводстве, значит, нужно создавать экономически сознательные колхозы для развития животноводства. И решили организовать комиссию Президиума ЦК по животноводству во главе с Хрущёвым. Я был членом этой комиссии. Месяца два работали добросовестно, вопрос шёл о повышении цен. Я говорю: нельзя повышать цен, как захотят, это явный абсурд. Цены такие: средняя цена на мясо 25 копеек. Или для примера возьмем керосин. Крестьяне думать умеют, люди узнают экономику, их заставляют изучать её, они изучают марксизм-ленинизм. Керосин стоил 10 копеек в 1930 году, после неоднократного снижения — 1 рубль 50 копеек. Раньше, чтобы купить 1 литр керосина, крестьянин продавал полкилограмма живого скота, а теперь четыре килограмма скота. Чтобы керосином осветить себя, должен такое количество скота давать, а мясо, спички — в два раза дороже довоенного года. Ведь там, где умеют заботиться по-настоящему, там до огромного уровня поднимают. Хлопок подняли, чай подняли. Я убежден, что лён поднимут. Почему не могут решить такой вопрос и поднять его, как животноводство? Вносили предложение. Мы с Хрущевым были единого мнения, что политика цен — острый вопрос. На выбор было два варианта — какой захочет принять товарищ Сталин, такой и будет. Средняя цена крупного рогатого скота 90 копеек и 70 копеек, или то, или другое, пускай сам принимает. Он сказал: принимаю третий вариант — 60 или 50 копеек, вот в таком виде. Не успели кончить вопрос, умер товарищ Сталин. Казалось бы, четыре месяца прошло, готов проект, можно было бы принять, но до сих пор не приняли. Несколько раз я ставил вопрос в Президиуме. Хрущев говорит — давайте оговорим вопрос по животноводству, и чуть ли не до апреля дотянули.

Хрущев: «К сожалению, когда был третий вариант, тут же попутно он внёс предложение — увеличить налог на колхозы и колхозников, поднять до 40 миллиардов налог а весь доход исчисляется в 42 миллиарда».

Микоян: «Нынешний налог в 15 млрд довести до 40 млрд».

Хрущев: «Нет, увеличить ешё на 40 млрд налог. Это уж, знаете, я не знаю, что такое».

Микоян: «Это уже было невозможно. Тогда мы сами не торопились с этим проектом».

Хрущев: «Куда было торопиться? Это могло вызвать восстание».

Микоян: «После этого, казалось бы, что стоит принять такой проект, и Берия сам возмущается. Это ясно всякому, что если примем предложение товарища Сталина о налоге, это значит поднять восстание. Это были его слова, а как только Сталина не стало, мы не смогли ничего решить, а мы могли решить».

Были проблемы, которые советское руководство не смогло решить ни при каких условиях. Примером является заготовка овощей. Ещё на июльском Пленуме 1953 года Хрущёв в возмущением говорил: «Насчет овощей и картофеля. Еще в 1950 году хватало овощей и картофеля, и во время войны было неплохо, но попрали это дело, предложили три-четыре копейки за килограмм картошки. Если будут строительный песок на реке заготовлять, копать, доставлять, то он дороже будет стоить, чем картошку посадить, вырастить, выкопать и доставить. Мы что делаем? Каждый год учреждения Москвы посылают служащих, которым платят тысячу рублей, копать картофель. За счёт учреждений это идёт, а колхозники смотрят, немножко смеются, торгуют молоком. Вместо того чтобы заинтересовать колхозников, посылают служащих и квалифицированных рабочих. Надо, чтобы колхозники выращивали картофель, а служащие и рабочие занимались своим делом. Ведь нельзя же допустить, чтобы квалифицированный рабочий копал картошку, а колхозник в это время работал в городе». Это говорилось ещё в 1953 году, а ситуация нисколько не менялась до тех пор, пока Советский Союз не прекратил своё существование. Даже удивительно, что эту проблему не смогли решить.

Подобный парадокс был и с рыбой. Хрущёв рассказывал на том же Пленуме: «Или взять улов сельдей. Улов у нас в два раза больше, а в продаже сельдей меньше, чем при царе. При царе на 280 тысяч импортировалось взамен хлеба. Нажимаем, нажимаем, а рыбпром больше не даёт».

Не менее острой, чем продовольственная, стояла проблема жилья. Каганович рассказывал на Пленуме, с чем о столкнулся на Урале: «Там замечательные заводы, могут дать прирост новых мощностей, а рабочие живут в полуземлянках. И это даже на старых заводах — на Уралвагонзаводе, на Березниковском химическом комбинате, которые были построены 20 лет тому назад, и у них много старых бараков, которые были построены 20 лет тому назад. Новые заводы строят дома, а там бараки разваливаются, и сейчас старые заводы с жильём в худшем положении, чем новые. Нет более острого вопроса, чем жильё. Конечно, продовольственный также острый: мяса мало, колбасы не хватает, но жильё, жильё — это важнее».

Во главе правительства стоял Маленков, но, как выяснилось, он оказался слабым руководителем. 31 января 1955 года на Пленуме ЦК отмечалось, что Маленков не обеспечивал надлежащего выполнения обязанностей председателя Совета министров СССР. Не обладая необходимыми знаниями и опытом хозяйственной деятельности, а также опытом работы местных советских органов, он плохо организовывал работу Совета министров, что крайне отрицательно сказывалось на работе Совета министров. В этом отношении характерна речь т. Маленкова на V сессии Верховного Совета СССР. По своей направленности эта речь с большими экономически малообоснованными обещаниями напоминала скорее парламентскую декларацию, рассчитанную на снискание дешевой популярности, чем ответственное выступление главы советского правительства. В той же речи т. Маленковым было допущено теоретически неправильное и политически вредное противопоставление темпов развития тяжелой промышленности темпам развития легкой и пищевой промышленности, выдвигался в качестве основного вывода лозунг форсированного развития легкой индустрии. Не случайно поэтому, что некоторые горе-экономисты, ухватившись за это ошибочное выступление т. Маленкова, стали развивать уже явно антимарксистские, антиленинские, правооппортунистические взгляды по коренным вопросам развития советской экономики, требуя преимущественных темпов развития легкой индустрии.

Если в 1953 году Маленков был среди тех, кто отстранил Берия от власти и добился его расстрела, то в 1955 году его обвинили наоборот, в поддержке опального министра внутренних дел. Как отмечалось на Пленуме, в течение длительного времени Маленков поддерживал близкие отношения с Берия, находился по многим вопросам под его полным влиянием. Если в 1953 году Хрущёв рассказывал, как они с Маленковым организовали заговор против Берия, то в 1955 году на Пленуме излагалась другая версия: «Вместо того чтобы действовать в полном контакте с другими руководящими деятелями партии и правительства, Маленков обособился с Берия; за спиной других руководящих деятелей партии и правительства т. Маленков вместе с Берия подготовил предложения о составе правительства и реорганизации министерств. Это неправильное поведение т. Маленкова облегчило возможность провокатору Берия пролезть на пост министра внутренних дел с далеко идущими целями (подчинить себе партию и правительство), что грозило величайшей опасностью для нашего Советского государства».

Против Маленкова на Пленуме активно выступил Молотов: «Я говорю о последних днях и часах жизни товарища Сталина и о дне его смерти. Мы стоим у постели безнадежно больного человека, пришла смерть. Надо думать о дальнейшем, надо поговорить между собой, но никто не берется за это, так как двое – товарищ Маленков и Берия, изображая из себя наиболее близких И.В. Сталину людей, уже что-то готовят в том доме, где умер Сталин. Они вдвоем в течении последних двух-трех дней, пока продолжалась агония больного человека, удалились на второй этаж, не желая ни с кем иметь дело, подготовляя решение организационных и политических вопросов, связанных со смертью Сталина, вдали от всех других руководящих деятелей. Сразу после смерти И.В. Сталина они вносят готовые, сформулированные ими предложения, включая текст Обращение ЦК, Совета Министров, Президиума Верховного Совета СССР, а также состав Правительства, реорганизацию министерств и прочее.

Все эти вопросы были в основном предрешены Берия и товарищем Маленковым только вдвоем, причём товарищ Маленков помогал во всём в этом деле Берия, который фактически диктовал большинство принятых в эти дни решений ЦК. Товарищ Маленков не просто помогал во всем этом деле, но и получил за это пост Председателя Совета Министров...Товарищ Маленков работал больше, чем полтора десятка лет Секретарем ЦК партии, стал Председателем Совета Министров СССР, а теперь мы должны перед всей партией, перед всем народом сказать: ошиблись, снимаем его с поста Председателя Совета Министров».

Маленкова обвинили в попытке захватить руководство не только Советом министром, но и Президиумом ЦК, то есть добиться единоличной власти. Поэтому его сняли с поста Председателя Совета министров. Сам Хрущёв 7 сентября 1953 года на Пленуме ЦК был избран первым секретарём ЦК КПСС, а с 27 марта 1958 года занимал ещё и пост Председателя Совета Министров, то есть сделал ровно то, что вменялось в вину Маленкову. И за это, в том числе, Хрущёв был снят со всех постов в 1964 году. Брежнев этой ошибки не повторил, и помимо поста Генерального секретаря скромно занимал ещё и должность Председателя Президиума Верховного Совета.

На Маленкова в 1955 году свалили все проблемы с продовольствием: «ЦК КПСС считает, что Маленков, руководя в течение ряда лет вопросами сельского хозяйства, несёт политическую ответственность за серьёзное отставание этой отрасли народного хозяйства. Не обладая необходимыми знаниями и опытом в области сельского хозяйства, т. Маленков, по существу, и не пытался всерьёз разобраться в коренных вопросах сельского хозяйства».

Одной из важнейших причин распада Советского Союза, был затянувшийся продовольственный кризис в конце 80-х годов. Но эта проблема не менее острой была все годы Советской власти. Решить её коммунистическая партия не смогла. Возможно, те меры по сплошной коллективизации, которые осуществлялись при Сталине, были стратегической ошибкой. Вероятно, в таком сложном деле, как сельское хозяйство, частнособственническая система является более эффективной, чем социалистическая. Во всяком случае, в капиталистической России после 1991 года продовольственная проблема решена.

В 2019 году суммарна выручка 50 крупнейших сельскохозяйственных компаний выросла за год на 11%, в то время как общий рост всего производства в России едва превысил 1%. Причём, все эти компании — частные. Они интенсивно развиваются, прибыльность в сельском хозяйстве оказалась наибольшей среди всех отраслей, которые работают на потребительский спрос, то есть, для населения. Характерно, что по некоторым видам продукции получили даже перепроизводство, что имеет следствие снижение цен.

Молотова вскоре после Маленкова также сняли со всех постов. Старый большевик, он всё ещё грезил о мировой революции. На Пленуме, осудившем Маленкова, он заявил: «И теория нашей партии и вся политическая работа коммунистов направлены на то, чтобы превратить третью мировую войну в гражданскую войну рабочего класса против буржуазии, за свержение капитализма, за ликвидацию империализма. Не о "гибели мировой цивилизации", не о "гибели человеческого рода" должен говорит коммунист, когда дело идет о новой мировой войне, а о том, чтобы подготовить и мобилизовать все силы для гибели капитализма, для гибели буржуазии. Марксизм при правильном, революционном его понимании говорит именно об этом. Товарищ Маленков своим выступлением на избирательном собрании в марте 1954 года запутал дело, повторил запугивание буржуазии, он выступил с заявлением, что третья мировая война ведёт к гибели цивилизации. Что антинаучно и крайне вредно с точки зрения интересов мобилизации сил против новой мировой войны. После этого наши друзья за границей стали повторять эти же неправильные заявления...Между тем, уже более ста лет назад Маркс и Энгельс в «Коммунистическом манифесте» научно определили неизбежность краха капитализма и пути победы коммунизма. Неужели же теперь, когда мы живём в могучем Советском Союзе, имеем такую великую Коммунистическую партию и когда у нас столько друзей во всем мире, так прогнили все фундаменты капитализма – неужели мы теперь должны придти к таким нелепым выводам, будто будущая мировая война со всем её атомным и водородным оружием может помешать победе коммунизма? Нет. До такой чепухи не может договорится руководящий деятель Коммунистической партии, если он не проявляет крайней беззаботности в вопросах теории и недопустимой беспринципности в политике».

Эти рассуждения Молотова были близки взглядам Троцкого с его теорией перманентной (непрерывной) революции. Сталин никогда не был теоретиком и организатором мировой революции. Наоборот, поддержка революционного движения в капиталистических и колониальных странах целиком строилась на геополитических соображениях укрепления позиции Советского Союза как ведущей мировой державы.

Но со временем Молотов изменил свои воинствующие взгляды. В 1956 году, выступая на заводе №43 с докладом о XX съезде партии он уже говорил: «Наша забота заключается в том, чтобы добиться дальнейшего уменьшения международной напряженности, добиться того, чтобы дело мира окрепло, чтобы те силы, которым мы в настоящее время владеем, чтобы эти силы еще более уверенно, надежно служили делу прочного, надежного мира».

Хрущёв, тем временем, стремился к большей личной власти. Из наиболее авторитетных руководителей партии и государства, которые остались после смерти Сталина, он убрал Берия и Маленкова. Остальная сталинская гвардия стала опасаться за свою судьбу и на 18 июня 1957 года на заседании Пленума ЦК попытались свергнуть Хрущёва с поста Первого секретаря ЦК. Его обвиняли в нарушении коллективного руководства, формирования собственного культа личности и стремлении единолично решать вопросы.

Но бунт был подавлен, и Хрущёв стал единоличным руководителем страны.

 

Роковые ошибки при осуждении культа личности

Среди тех, кто верит, что социализм в России мог успешно развиваться, популярно утверждение, что вся проблема была в отходе Сталина от некоторых важных ленинских принципов, что, в итоге, сказалось на всей дальнейшей деятельности коммунистической партии.

Как ни странно, но в 1953 году, когда свергали Берия, ему ставили в вину как раз начало борьбы с культом личности. Член Президиума Верховного Совета Андреев говорил на Пленуме ЦК в июле 1953 года: «То, что он не решался сделать при жизни товарища Сталина, он начал проводить после его смерти, начал дискредитировать имя товарища Сталина, наводить тень на величайшего человека после Ленина. На самом деле появление чекистских материалов в протоколах Президиума по врачам, где на имя товарища Сталина бросается тень доверчивости к преступлениям, — ведь это же его дело. Он делал это сознательно, чтобы имя товарища Сталина похоронить, рассчитаться с этим. Я не сомневаюсь, что под его давлением вскоре после смерти товарища Сталина вдруг исчезает в печати упоминание о товарище Сталине. Это же позор для партии. Раньше чересчур усердствовали, в каждой статье сотни раз повторялось это имя, а потом вдруг исчезло. Что это такое? Я считаю, что это его рука, его влияние, он запугал некоторых людей. Появился откуда-то вопрос о культе личности. Что это за вопрос? Этот вопрос решён давным-давно в марксистской литературе, он решён в жизни, миллионы людей знают, какое значение имеет личность, которая руководит движением, знают, какое имеет значение гений во главе движения, а тут откуда-то появился вопрос о культе личности. Это его проделки».

Тевосян, заместитель Председателя Совета Министров, говорил на том же Пленуме: «Вчера из выступления товарища Кагановича мы узнали, что этот мерзавец Берия возражал, чтобы, говоря об учении, которым руководствуется наша партия, наряду с именами Маркса, Энгельса, Ленина, называть имя товарища Сталина. Вот до чего дошёл этот мерзавец. Имя нашего учителя товарища Сталина навсегда останется в сердцах членов нашей партии и всего народа, и никаким Берия не удастся вырвать его из нашего сердца.»

Хрущёв уже в 1953 году начал компанию против Сталина, но пока ещё очень осторожно. На июльском Пленуме он сделал тонкий намёк: «Я не буду говорить о неправильном выступлении товарища Сталина...в адрес товарища Молотова, в адрес товарища Микояна. Вы знаете, что это без всяких доказательств, это плод определенного возраста и физического состояния человека, в жизни не было того, что он думал». То есть Сталина делал ошибки, но они объяснялись влиянием преклонного возраста.

Маленков на том же Пленуме также говорил об ошибке Сталина: «Я обязан сказать, и таково наше единодушное мнение, что в выступлении И. В. Сталина на Пленуме ЦК после XIX съезда партии под влиянием клеветнических наветов со стороны вражеских элементов из Министерства внутренних дел была дана неправильная, ошибочная характеристика товарищу В. М. Молотову, которого партия и страна знает десятки лет как верного и преданного борца за коммунизм, как виднейшего деятеля партии и Советского государства. Также неправильными мы считаем и замечания, сделанные на том же Пленуме в адрес товарища Микояна с обвинением его в нечестности перед партией». То есть, по мнению Хрущёва и Маленкова, Сталин самостоятельно уже не мог составить правильное суждение и принимал решения под влиянием Берия. Это уже двойной удар — и по Сталину, и по Берия.

Возвышение Берия тоже приписали ошибке Сталина, о чём Молотов рассуждал на июльском Пленуме: «Как могло получиться, что такой человек, как Берия, мог попасть в наши ряды? От недостаточной бдительности нашего ЦК, в том числе и товарища Сталина. Он нашёл некоторые человеческие слабости у товарища Сталина, а у кого их нет? И у Ленина, и у Сталина, и у каждого из нас они есть».

Заблуждения Сталина признавал и Каганович: «Сталин сам бы поправил ошибки, если бы ему их показали, если бы он имел возможность и здоровье».

Молотов на том же Пленуме обосновывал начало отмены некоторых принятых Сталиным решений: «Мы второпях за последние годы напринимали ряд решений, которые надо исправлять». Однако Молотов всегда был предан курсу Сталина, даже по части репрессий.

Официальное противопоставление Сталина Ленину было осуществлено на XX съезде КПСС, когда Хрущёв зачитал доклад «О культе личности и его последствиях». Существовавший в 20-50-е годы предельно авторитарный стиль правления был осуждён. Одновременно, все негативные явления в партии связали с именем Сталина, обвинив его в отходе от ленинских норм партийной жизни. Сконцентрировав все обвинения на личности вождя, остальные руководители как бы сняли с себя ответственность за многочисленные перегибы, репрессии и экономические проблемы.

В докладе, в частности, говорилось: «После смерти Сталина Центральный Комитет партии стал строго и последовательно проводить курс на разъяснение недопустимости чуждого духу марксизма-ленинизма возвеличивания одной личности, превращения её в какого-то сверхчеловека, обладающего сверхъестественными качествами, наподобие бога. Этот человек будто бы всё знает, всё видит, за всех думает, всё может сделать; он непогрешим в своих поступках. Такое понятие о человеке, и, говоря конкретно, о Сталине, культивировалось у нас много лет». Но если вспомнить повседневную историю Советского Союза, то с утра до вечера поминались гениальные Ленин и Маркс, учение которых верно и потому всесильно. Отрывки из их работ бесконечно цитировались, критика их идей не допускалась. Мало того, культ Ленина был достаточно силён уже в 20-е годы. Конечно, он был не таким мощным, как у Сталина, но, скорее всего, это лишь потому, что Ленин после Октябрьского переворота имел лишь пять лет активной жизни. Сам по себе культ вождя начал созревать уже сразу после 1917 года. После смерти Ленина он перешёл на Сталина, а если бы тот проиграл внутрипартийную борьбу, то, в чём нет оснований сомневаться, — на Троцкого.

В докладе примечательна такая фраза о культе личности, «который превратился на определённом этапе в источник целого ряда крупнейших и весьма тяжёлых извращений партийных принципов, партийной демократии, революционной законности». Во-первых, здесь упоминается «революционная законность». То есть признаётся, что есть закон и есть некий «революционный закон». Во-вторых, здесь говорится о партийной демократии. Понятно, что на партийном съезде говорится о партийных проблемах. Но эта демократия серьёзно нарушалась и во внепартийной жизни. И возникал вопрос, если демократия будет восстанавливаться для членов партии, что как быть с остальной огромной массой населения, не коммунистов? Доклад был закрытый, и получается, что коммунисты культ осудили, а остальной народ ничего об этом не узнает, и будет продолжать славословить уже почившего вождя.

Одной из ключевых фраз в докладе были следующая: «Тот, кто сопротивлялся этому или старался доказывать свою точку зрения, свою правоту, тот был обречён на исключение из руководящего коллектива с последующим моральным и физическим уничтожением». То есть, если задать вопрос, почему же вы, члены ЦК не поставили Сталина на место, вот и ответ — не было никакой возможности, из-за угрозы физического уничтожения.

Но Хрущёв ещё более усиливает доказательства невозможности руководства партии и своей лично сопротивляться Сталину: «Сталин ввёл понятие "враг народа". Этот термин сразу освобождал от необходимости всяких доказательств идейной неправоты человека или людей, с которыми ты ведешь полемику: он давал возможность всякого, кто в чём-то не согласен со Сталиным, кто был только заподозрен во враждебных намерениях, всякого, кто был просто оклеветан, подвергнуть самым жестоким репрессиям, с нарушением всяких норм революционной законности. Это понятие "враг народа" по существу уже снимало, исключало возможность какой-либо идейной борьбы или выражения своего мнения по тем или иным вопросам даже практического значения». Фактически, здесь Хрущёв признаёт, что дело построения социализма в Советском Союзе зависело от воли одного человека. Захотел бы Сталин, так и к капитализму перешли. Вся история со Сталиным в изложении Хрущёва подрывала фундаментальный тезис Маркса об объективной неизбежности победы социализма.

Говоря о репрессиях, Хрущёв приводил пример Ленина: «А разве можно сказать, что Ленин не решался применять к врагам революции, когда это действительно требовалось, самые жестокие меры? Нет, этого никто сказать не может. Владимир Ильич требовал жестокой расправы с врагами революции и рабочего класса и, когда возникала необходимость, пользовался этими мерами со всей беспощадностью». Так Сталин делал ровно то же, беспощадно расправлялся с врагами революции. В докладе говорилось, в при репрессиях 35-38 годов пострадали невинные люди. А сколько таких невинных были убиты при Ленине, когда по его личному требованию в качестве заложников без всякого суда и следствия расстреливались сотни невинных людей. Ленин откровенно призывал к террору, и это стало допустим с моральной точки зрения для коммунистов. Сталин жил в такой атмосфере, постоянного слышал это от Ленина, и поступал точно также с классовыми врагами.

Хрущёв продолжал: «Ленин применял суровые меры в самых необходимых случаях, когда в наличии были эксплуататорские классы, бешено сопротивлявшиеся революции, когда борьба по принципу "кто — кого" неизбежно принимала самые острые формы, вплоть до гражданской войны. Сталин же применял самые крайние меры, массовые репрессии уже тогда, когда революция победила, когда укрепилось Советское государство, когда эксплуататорские классы были уже ликвидированы». То есть, нет сомнений, что суровые меры нужно применять, вопрос только, когда и как. Хрущёв говорил: «И именно в этот период (1935-1937-1938 годах) сложилась практика массовых репрессий по государственной линии сначала против противников ленинизма — троцкистов, зиновьевцев, бухаринцев, давно уже политически разбитых партией, а затем и против многих честных коммунистов, против тех кадров партии, которые вынесли на своих плечах гражданскую войну, первые, самые трудные годы индустриализации и коллективизации, которые активно боролись против троцкистов и правых, за ленинскую линию партии». Однако, в середине 30-х годов Сталин боролся не с классовыми врагами, а со шпионами и вредителями, в условиях надвигавшейся войны. А раз с его точки зрения, такие враги были, он и применял к ним суровые меры, так же как это делал в своё время Ленин. Вот, например, отрывок из закрытого письма Сталина от 29 июля 1936 года «О террористической деятельности троцкистско-зиновьевского контрреволюционного блока»: «На основе новых материалов НКВД, полученных в 1936 году, можно считать установленным, что Зиновьев и Каменев были не только вдохновителями террористической деятельности против вождей нашей партии и правительства, но и авторами прямых указаний как об убийстве С. М. Кирова, так и готовившихся покушениях на других руководителей нашей партии, и в первую очередь на т. Сталина» («Известия ЦК КПСС», № 8, 1989 г.). Так, что у Сталина были основания для репрессий даже против видных деятелей партии и соратников Ленина.

В докладе говорилось: «И только потому, что наша партия обладает великой морально-политической силой, она сумела справиться с тяжелыми событиями 1937-1938 годов, пережить эти события, вырастить новые кадры. Но нет сомнения, что наше продвижение вперед к социализму и подготовка к обороне страны осуществлялись бы более успешно, если бы не огромные потери в кадрах, которые мы понесли в результате массовых, необоснованных и несправедливых репрессий в 1937-1938 годах». Смущает фраза «наша партия обладает великой морально-политической силой». Но ведь Сталин не в мгновение ока стал диктатором, он шёл к этому годами, и партия не смогла этому препятствовать. Значит, не такая уж и сильная была КПСС, слабы в ней были ленинские принципы коллективного управления. И если партия не смогла защитить своих членов от произвола, то что говорить об остальном, непартийном народе.

Савин Вожди. 1939 г.
Вожди (Сталин и Хрущёв). Художник Виктор Савин. 1939 г.
Частная коллекция.
Для увеличения изображения наведите курсор на рисунок

Хрущёв объяснил, почему ЦК не исправлял по ходу работы недостатки в деятельности Сталина: «Некоторые товарищи могут задать вопрос: куда же смотрели члены Политбюро ЦК, почему они своевременно не выступили против культа личности и делают это лишь в последнее время? Прежде всего надо иметь в виду, что члены Политбюро смотрели на эти вопросы по-разному в разные периоды. В первое время многие из них активно поддерживали Сталина, потому что Сталин является одним из сильнейших марксистов и его логика, сила и воля оказывали большое воздействие на кадры, на работу партии. Известно, что Сталин после смерти В. И. Ленина, особенно в первые годы, активно боролся за ленинизм, против извратителей и врагов ленинского учения. Исходя из ленинского учения, партия во главе со своим Центральным Комитетом развернула большую работу по социалистической индустриализации страны, коллективизации сельского хозяйства, осуществлению культурной революции. В то время Сталин завоевал популярность, симпатии и поддержку. Партии пришлось вести борьбу с теми, кто пытался сбить страну с единственно правильного, ленинского пути, — с троцкистами, зиновьевцами и правыми, буржуазными националистами. Эта борьба была необходима».

Таким образом, высокий авторитет Сталина был вполне заслуженным. Но его ошибка была в том, как пояснялось в докладе, что после того, как были уже ликвидированы все эксплуататорские классы в нашей стране и не было никаких сколько-нибудь серьёзных оснований для массового применения исключительных мер, для массового террора, Сталин ориентировал партию, ориентировал органы НКВД на массовый террор. То есть проблема не в государственном терроре как таковом, а в его обоснованности. В чём тогда обвинять Сталина, если он считал применение террора обоснованным? На эту проблему было указано и в докладе: «Бесспорно, что в прошлом Сталин имел большие заслуги перед партией, рабочим классом и перед международным рабочим движением. Вопрос осложняется тем, что всё то, о чем говорилось выше, было совершено при Сталине, под его руководством, с его согласия, причем он был убежден, что это необходимо для защиты интересов трудящихся от происков врагов и нападок империалистического лагеря. Всё это рассматривалось им с позиций защиты интересов рабочего класса, интересов трудового народа, интересов победы социализма и коммунизма. Нельзя сказать, что это действия самодура. Он считал, что так нужно делать в интересах партии, трудящихся, в интересах защиты завоеваний революции. В этом истинная трагедия!».

Народ доверял партии, коммунисты доверяли своему ЦК, а в действительности оказалось: «Центральный Комитет, располагая многочисленными фактами, свидетельствующими о грубом произволе в отношении партийных кадров, выделил партийную комиссию Президиума ЦК...Выясняется, что многие партийные, советские, хозяйственные работники, которых объявили в 1937-1938 годах "врагами", в действительности никогда врагами, шпионами, вредителями и т. п. не являлись, что они, по существу, всегда оставались честными коммунистами, но были оклеветаны, а иногда, не выдержав зверских истязаний, сами на себя наговаривали...Массовые аресты партийных, советских, хозяйственных, военных работников нанесли огромный ущерб нашей стране, делу социалистического строительства. Массовые репрессии отрицательно влияли на морально-политическое состояние партии, порождали неуверенность, способствовали распространению болезненной подозрительности, сеяли взаимное недоверие среди коммунистов. Активизировались всевозможные клеветники и карьеристы... Культ личности способствовал распространению в партийном строительстве и хозяйственной работе порочных методов, порождал грубые нарушения внутрипартийной и советской демократии, голое администрирование, разного рода извращения, замазывание недостатков, лакировку действительности. У нас развелось немало подхалимов, аллилуйщиков, очковтирателей...Если по-марксистски, по-ленински подойти к существу этого вопроса, то надо со всей прямотой заявить, что практика руководства, сложившаяся в последние годы жизни Сталина, стала серьезным тормозом на пути развития советского общества».

Таким образом, и жертв могло быть меньше, и страна могла развиваться быстрее, и люди жили бы лучше. Ошибки партии дорого обходились народу, а ведь коммунисты постоянно говорили, что в партию приходят лучшие представители пролетариата, а ЦК — это и вовсе лучшие из лучших. Как объяснил Хрущёв: «Если бы в Центральном Комитете партии, в Политбюро ЦК существовала нормальная обстановка, при которой подобные вопросы обсуждались бы, как это положено в партии, и взвешивались бы все факты, то этого дела не возникло бы, как не возникли бы и другие подобные дела». Конечно, возникали сомнения в доверии партии, которая не может создать нормальную обстановку в своём руководстве.

Все эти проблемы хотели скрыть от народа: «Мы должны со всей серьезностью отнестись к вопросу о культе личности. Этот вопрос мы не можем вынести за пределы партии, а тем более в печать. Именно поэтому мы докладываем его на закрытом заседании съезда. Надо знать меру, не питать врагов, не обнажать перед ними наших язв». Однако, информация всё равно просочилась, и с этого момента в народе доверие к партии и вера в социализм начали медленно, но постоянно падать.

Было немало споров, стоило ли вообще делать этот доклад, или разумнее было принимать решения о преодолении культа личности Сталина кулуарно, на уровне Президиума. Многие были убеждены, что своим выступлением Хрущёв просто подорвал веру в партию.

Потенциальная возможность для возникновения культа личности заложена в самой сути сильно централизованной коммунистической партии. Ленин писал в своё время: «Классами руководят обычно и в большинстве случаев, по крайней мере в современных цивилизованных странах, политические партии; — что политические партии в виде общего правила управляются более или менее устойчивыми группами наиболее авторитетных, влиятельных, опытных, выбираемых на самые ответственные должности лиц, называемых вождями» («Детская болезнь "левизны" в коммунизме»). Из этих вождей непременно выделяется самый главный вождь. После Октябрьского переворота было два кандидата: Ленин и Троцкий. Ленин обошёл Троцкого. После смерти Ленина Троцкий соперничал со Сталиным и опять проиграл. Ленин писал о них в «Письме съезду» от 23-24 декабря 1922 года: «Тов. Сталин, сделавшись генсеком, сосредоточил в своих руках необъятную власть... С другой стороны, тов. Троцкий...пожалуй, самый способный человек в настоящем ЦК...Эти два качества двух выдающихся вождей современного ЦК способны ненароком привести к расколу, и если наша партия не примет мер к тому, чтобы этому помешать, то раскол может наступить неожиданно». Сталин раскола не допустил, и возглавил партию в борьбе с Троцким. КПСС была построена по жёсткому иерархическому принципу, на вершине находилось Политбюро, у которого была реальная власть. Но Первый, или Генеральный, секретарь всегда был на виду, представляли партию перед народом и другими странами, потому реальной власти у него было больше, чем у остальных партийных руководителей. Причём, руководители партии были несменяемы до самой смерти, за исключением Хрущёва, которого сняли в результате заговора. А сменил его Брежнев, который сидел на троне с 1964 по 1982 год, то есть 18 лет. За такой долгий срок определённый культ образуется даже сам по себе, без особых усилий со стороны вождя.

Своим докладом Хрущёв сделал несколько роковых ошибок. Во-первых, Сталин был не только руководителем Советского Союза, но и вождём международного коммунистического движения. Поэтому вопрос о культе личности нужно было, прежде всего, обсуждать в предельно узком кругу с руководителями коммунистических партий. Хрущёв этого не сделал и тем самым продемонстрировал пренебрежение к другим партиям. Особенно остро критику Сталина восприняли китайские коммунисты, для которых он был руководителем, учителем и безусловным авторитетом. С этого доклада начались проблемы в отношениях двух коммунистических партий, которые привели, в итоге, к разрыву отношений и даже военным столкновениям на границе двух стран на Амуре. После 1956 года авторитет КПСС в мировом коммунистическом движении стал падать.

Разоблачая культ Сталина так, как это было сделано, Хрущёв разрушил важнейшее для народа представление о руководителе страны как о человеке, вышедшем из народа и всего остающимся с народом. Образ Сталина всегда был связан с чисто социалистическим по своей природе возвышением человека-труженника. Сталин не возвеличивался сам по себе, не выступал в анекдотической роли выживающего из ума собирателя регалий, подобно Брежневу в 60-80 годы. В общественном мнении он всегда стоял рядом и вместе с реальным и вполне конкретным человеком труда, который был образцом для подражания: Сталин и Алексей Стаханов, Сталин и Прасковья Ангелина, Сталин и Валерий Чкалов, Сталин и Иван Папанин, Сталин и Михаил Шолохов. Именно таким образом, возводя в разных отраслях народного хозяйства, науки и культуры свои маяки, утверждался его действенный авторитет.

Ещё одна ошибка Хрущёва была связана с непониманием того, что возникновение культа было не проблемой товарища Сталина, а проблемой самой партии. Именно об ошибках партии и нужно было говорить, о причинах их появления, о том, как их исправить, и как не допустить их повтора. Внутрипартийные споры, всякие левые и правые уклоны народу были малопонятны и неинтересны. Подавляющая часть населения верила Сталину и гордилась, что у страны такой руководитель. Эту веру нельзя было разрушать в одночасье. Партия делала ошибки, партия их исправила — в этом случае доверие к ней не было бы поколеблено. В качестве примера можно было взять компартию Китая. Культ личности Мао Цзэдуна не уступал сталинскому. В результате ошибок «большого скачка» и репрессий «культурной революции» погибли десятки миллионов человек. Всё партийной руководство, которое оказалось у власти после смерти Мао, подвергалось при его жизни жестоким репрессиям, в отличие, например, от Хрущёва, который при Сталине жил вполне комфортно. Но эти люди никогда не валили все проблемы на Мао, не ругали его лично, а говорили об ошибках всей партии и их самих. Например, в апреле 1985 года в беседе с руководителем Танзании Дэн Сяопин очень осторожно отзывался о просчётах Мао: «Товарищ Мао Цзэдун — великий вождь, под его руководством китайская революция завоевала победу. Однако он страдал серьезным недостатком — пренебрегал развитием общественных производительных сил. Нельзя сказать, чтобы он совсем не хотел развивать производительные силы. Но предпринятые им меры не все были правильными». А ведь Дэн Сяопин чудом остался жив во время репрессий, запущенных Мао Цзэдуном. В нашей же стране отбросили все заслуги Сталина в развитии страны и в победе в Великой Отечественной войне и оставили в памяти одни лишь репрессии.

Конфуций говорил: «Кто в течении трёх лет не изменит отцовских порядков, того можно назвать почтительным сыном» (Суждения и беседы, IV,20). В феврале 1965 года в беседе с председателем Совета министров СССР Косыгиным Мао Цзэдун сказал: «А я нападаю на XX и ХХII съезды. Я не согласен с линией этих съездов, с тем, что Сталин оказался уж так плох, что был какой-то там культ личности. А теперь вы говорите, что Хрущёв создал свой культ личности. Трудно разобраться, что у вас там происходит. Вы говорили, что Хрущёв хороший человек, но, если он был хороший человек, тогда почему вы его сняли. Вот мы у себя его портретов не снимаем, книги его у нас продаются, к сожалению, на них нет широкого спроса. Портретов Сталина никогда не снимали, так что мы поддерживаем культ личности». Мао испытывал личную неприязнь к Хрущёву, в том числе и за отношение того к памяти Сталина. Эта неприязнь, в конце-концов, привела к тридцатилетнему разрыву прежде крайне крепких связей между двумя странами.

В Китае партия пользовалась доверием народа даже в кризисные периоды. Когда в 1989 году огромные толпы молодёжи бунтовали в китайских городах, бунт был подавлен, социализм продолжал развиваться, позиции партии ещё более окрепли. В это же время в России тоже были митинги с требованием реформ, а закончилось всё распадом страны, падением социализма и запретом самой КПСС, которой уже мало кто доверял.

 

Попытки остановить падение экономики

Казалось бы, после обличительного доклада Хрущёва в партии восторжествует коллективизм и то, что называли ленинскими нормами партийной работы. XX съезд состоялся в 1956 году. Хрущёва сняли со всех должностей на Пленуме 1964 года, то есть через 8 лет. Но вот, что записано в решениях Пленума: «Признать, что в результате ошибок и неправильных действий т. Хрущёва, нарушающих ленинские принципы коллективного руководства, в Президиуме ЦК за последнее время создалась совершенно ненормальная обстановка, затруднявшая выполнение членами Президиума ответственных обязанностей по руководству партией и страной. Тов. Хрущёв, занимая посты первого секретаря ЦК КПСС и председателя Совета Министров СССР и сосредоточив в своих руках большую власть, в ряде случаев стал выходить из-под контроля ЦК КПСС, перестал считаться с мнением членов Президиума ЦК и членов ЦК КПСС, решая важнейшие вопросы без должного коллективного обсуждения. Проявляя нетерпимость и грубость к товарищам по Президиуму и ЦК, пренебрежительно относясь к их мнению, т. Хрущёв допустил ряд крупных ошибок в практическом осуществлении линии, намеченной решениями XX, XXI и XXII съездов КПСС».

А вот, что говорил Хрущёв в своём докладе на XX съезде: «Ленин... выработал большевистские принципы партийного руководства и нормы партийной жизни, подчеркнув, что высшим принципом партийного руководства является его коллективность». Ему же 8 лет спустя поставили в вину, что он решал важнейшие вопросы без должного коллективного обсуждения. Хрущёв там же цитировал письмо Ленина от 23-24 декабря 1922 года: «Тов. Сталин, сделавшись генсеком, сосредоточил в своих руках необъятную власть, и я не уверен, сумеет ли он всегда достаточно осторожно пользоваться этой властью». А в добавлению к этому письму, в другом документе от 4 января 1923 года Ленин добавил: «Сталин слишком груб, и этот недостаток, вполне терпимый в среде и в общениях между нами, коммунистами, становится нетерпимым в должности генсека».

Таким образом, Хрущёва обвиняли в том же, в чём он обвинял Сталина. То есть партия, даже обнаружив недостатки управления, их не исправила, вернее, не смогла исправить. Одно это уже вызывало сомнение в её высокой эффективности.

Вероятно, на возможности сохранения социализма в Советском Союзе окончательно поставил крест XXII съезд, состоявшийся в 1961 году. На съезде была принята новая программа Коммунистической партии, в которой говорилось о построении коммунизма в Советском Союзе. Причём, был указан был срок — 20 лет, то есть к 1981 году. При коммунизме как известно действует принцип: от каждого по способностям, каждому — по потребностям. То есть предполагалось, к уже в 1981 году все потребности трудящихся будут полностью удовлетворяться.

В Программе, в частности, говорилось: «Опыт Советского Союза и стран народной демократии подтвердил правильность ленинского положений о том, что в период построения социализма классовая борьба не исчезает. Общая тенденция развития классовой борьбы внутри социалистических стран в условиях успешного строительства социализма ведет к упрочению позиций социалистических сил, к ослаблению сопротивления остатков враждебных классов. Но это развитие идет не по прямой линии. В связи с теми или иными изменениями внутренней и внешней обстановки классовая борьба в отдельные периоды может обостряться». Парадоксально, но здесь, фактически, обосновываются сталинские репрессии, которые были реакцией на обострение как раз классовой борьбы.

Решения съезда и принятая на нём Программа доказывали отсутствие в КПСС главного необходимого качества социалистического общества — умения прогнозировать. В Программе, в частности, говорилось: «Технический прогресс в условиях господства, монополистического капитала оборачивается против рабочего класса. Применяя новые формы, монополии усиливают эксплуатацию рабочего класса. Капиталистическая автоматизация вырывает кусок хлеба у рабочего — растет безработица и, снижается жизненный уровень». Но и в те времена можно было догадаться, автоматизация создаёт и новые рабочие места, она существенно облегчает физический труд. Кроме того, она значительно повышает производительность труда, товаров становится больше и цена их снижается. А это ведёт к повышению уровня жизни.

В Программе были поставлены совершенно нереальные задачи, например: «В ближайшее десятилетие (1961—1970 годы) Советский Союз, создавая материально-техническую базу коммунизма, превзойдет по производству продукции на душу населения наиболее мощную и богатую страну капитализма — США». Как известно, это не было осуществлено, а отставание от США по этому показателю только увеличивалась.

Ещё отрывок из Программы: «В итоге второго десятилетия (1971 —1980 годы) будет создана материально-техническая база коммунизма, обеспечивающая изобилие материальных и культурных благ для всего населения; советское общество вплотную подойдет к осуществлению принципа распределения по потребностям...Теперь имеются все возможности для быстрого подъема благосостояния всего населения: рабочих, крестьян, интеллигенции. КПСС ставит задачу всемирно-исторического значения — обеспечить в Советском Союзе самый высокий жизненный уровень по сравнению с любой страной капитализма». В реальности, к 80-годам Советский Союз вступил в период постоянно растущего дефицита товаров народного потребления, в том числе и еды.

За 20 лет предполагалось полностью решить жилищную проблему: «КПСС ставит задачу разрешить самую острую проблему подъема благосостояния советского народа — жилищную проблему. В течение первого десятилетия в стране будет покончено с недостатком в жилищах. Те семьи, которые проживают ещё в переуплотненных и плохих жилищах, получат новые квартиры. В итоге второго десятилетия каждая семья, включая семьи молодоженов, будет иметь благоустроенную квартиру, соответствующую требованиям гигиены и культурного быта. Крестьянские дома старого типа в основном заменятся новыми современными домами, либо — там, где это возможно,— будут реконструироваться с проведением необходимого благоустройства. В течение второго десятилетия пользование жилищем постепенно станет бесплатным для всех граждан». В реальной жизни к этому даже и близко не подошли.

Однако, на всякий случай, в Программе подстраховались по поводу сроков: «Намеченная программа может быть с успехом выполнена в условиях мира. Осложнение международной обстановки и вызываемое этим необходимое увеличение затрат на оборону может задержать реализацию планов подъема благосостояния народа».

Народ, узнав о скором коммунизме, конечно обрадовался: значит, не зря страдали. Но в 1964 году Хрущёва уволили, и выяснилось, что его планы были нереальными, да и руководил он неправильно. На октябрьском пленуме Брежнев, в частности, признал: «Все члены Президиума ЦК, кандидаты в члены Президиума и Секретари ЦК, выступившие на заседании, были едины в мнении, что в работе в Президиуме ЦК нет здоровой обстановки, что обстановка в Президиуме ЦК сложилась ненормальная и повинен в этом прежде всего т. Хрущев, вставший на путь нарушения ленинских принципов коллективного руководства жизнью партии и страны, выпячивающий культ своей личности. Президиум ЦК с полным единодушием пришел к выводу, что вследствие скоропалительных установок т. Хрущева, его непродуманных волюнтаристских действий в руководстве народным хозяйством страны допускается большая неразбериха, имеют место серьезные просчёты, прикрываемые бесконечными перестройками и реорганизациями».

Выяснилось, что за планами скорого построения коммунизма не стояли объективные возможности. В одном из докладов на Пленуме говорилось: «Основой всех наших расчётов на быстрое построение материально-технической базы коммунизма в сроки, установленные Программой КПСС, являются темпы прироста общественного продукта. Показатели этого прироста лежат и в основе расчётов на то, чтобы превзойти США по производству промышленной продукции сначала в валовом отношении, а затем — и на душу населения». Была приведена следующая таблица:


Период, годы Среднегодовые темпы прироста общественного продукта в %
1950-1953 10,6
1953-1956 11,1
1956-1959 8,9
1959-1962 6,9
1962 6,0
1963 5,0

Из этих цифр, отмечалось на Пленуме, следовало: «До 1956 года включительно темпы прироста общественного продукта повышались, а затем наступил спад. Всего за 1956—1963 гг. темпы прироста упали на 6,1 процента. Это уже не случайность, а тенденция, время действия которой исчисляется значительным количеством лет. Результат действия такой тенденции — снижение темпов прироста за 8 лет более чем вдвое. Это явление небывалое в истории развития нашей экономики. И оно не может не вызывать тревоги. Ведь высокие темпы прироста общественного валового продукта — одно из величайших преимуществ социалистической экономики перед капиталистической. Это преимущество безотказно и верно служило нам на всём протяжении советской истории. И если в годы «великого десятилетия» мы стали сдавать позиции в темпах роста, то очевидно, что причина заключается в просчётах, в грубых ошибках руководства хозяйственным строительством».

Но это было ещё не всё. Значительно падала фондоотдача, то есть сколько денег мы получаем от эксплуатации основных средств производства: зданий, машин, станков, тракторов и тому подобное. Если в 1953 году на один рубль основных фондов было произведено продукции на 1 руб. 88 коп, то в 1963 году — лишь на 1 руб. 72 коп. Выходило, что основные фонды стали использоваться не лучше, а хуже.

Столь же плачевно обстояли дела с ростом производительности труда, которого на самом деле не было. В 1950—1955 годах среднегодовой рост производительности труда в промышленности достигал 7—8 процентов. За 1962 год темпы роста производительности труда составили 5,5 процента, в 1963 году — 5,2 процента и за первое полугодие 1964 г. — 4,2 процента.

На Пленуме констатировали, что «в ряде отраслей производства наш технический уровень далеко отстал от уровня развитых капиталистических стран. И в отдельных случаях отставание не уменьшается, а увеличивается».

Почему так происходило? «Одной из причин этого является бесконечное и некомпетентное вмешательство тов. Хрущева в руководство технической политикой. Несколько лет назад он яростно выступал против централизации и вертикального построения руководящих органов технического прогресса. Теперь всё то, что тогда было отвергнуто, поднимается им на щит как нечто новое. Созданы многочисленные Государственные технические комитеты, но у них нет прав, они оторваны от производства; их планы внедрения новой техники для предприятий не обязательны. В результате решение важнейших технических проблем серьёзно замедлилось, ещё больше стало параллелизма и дублирования, осуществление единой технической политики оказалось практически невозможным».

Ленин писал в марте 1918 года: «Если центральной государственной властью можно овладеть в несколько дней, если подавить военное (и саботажническое) сопротивление эксплуататоров даже по разным углам большой страны можно в несколько недель, то прочное решение задачи поднять производительность труда требует, во всяком случае (особенно после мучительнейшей и разорительнейшей войны), нескольких лет» («Очередные задачи Советской власти»). Прошло не несколько, а 40 лет после постановки этой задачи, а поднять производительность труда до уровня развитых капиталистических стран так и не получилось. И естественно возникает вопрос: это были ошибки партийного руководства или сам марксизм-ленинизм является ошибочным, и социализм не может быть эффективнее капитализма? Или же, всё определяется характером самого народа и случайной удачей появления толковых руководителей? Другими словами, существуют ли объективные законы общественного развития, которые сформулировал Маркс или это была ошибочная гипотеза?

В той же статье Ленин указал основные условия для повышения производительности: «Подъём производительности труда требует, прежде всего, обеспечения материальной основы крупной индустрии: развития производства топлива, железа, машиностроения, химической промышленности. Российская Советская республика находится постольку в выгодных условиях, что она располагает — даже после Брестского мира — гигантскими запасами руды (на Урале), топлива в Западной Сибири (каменный уголь), на Кавказе и на юго-востоке (нефть), в центре (торф), гигантскими богатствами леса, водных сил, сырья для химической промышленности (Карабугаз) и т. д. Разработка этих естественных богатств приёмами новейшей техники даст основу невиданного прогресса производительных сил». К 1960 году Советский Союз располагал мощной промышленностью, как добывающей, так и перерабатывающей, огромными запасами почти всех возможных полезных ископаемых, так что это условие было выполнено и перевыполнено.

Вторым условием Ленин считал «образовательный и культурный подъём массы населения». И здесь был сделан гигантский рывок, страна стала одной из ведущих в мире по уровню развития науки и образования. Так что, и это условие тоже было выполнено. Третьим «условием экономического подъема является и повышение дисциплины трудящихся, уменья работать, спорости, интенсивности труда, лучшей его организации». А вот здесь у нас был провал. В Советском Союзе работа была хуже организована, чем в США, Германии или Швеции, и эффективность труда наших рабочих и крестьян была заметно ниже.

Партия в руководстве страной допускала серьёзные теоретические ошибки. Андропов, выступая на июньском (1983) Пленуме ЦК говорил, что некоторые положения Программы 1961 года «не в полной мере выдержали проверку временем, так в них были элементы отрыва от реальности, забегания вперёд, неоправданной детализации». И дальше, через 68 лет после прихода к власти Коммунистической партии он честно признал: «Между тем, если говорить откровенно, мы ещё до сих пор не изучили в должной мере общество, в котором живём и трудимся, не полностью раскрыли присущие ему закономерности, особенно экономические. Поэтому порой вынуждены, так сказать, эмпирически, весьма нерациональным способом проб и ошибок». И ошибки признавались, и проблемы были видны. Но социализм не смогли уберечь.

В начале шестидесятых годов XX века те, кто знал истинное положение в экономике Советского Союза начинали осознавать, что с победой социализма возникли проблемы. Сталин, развивая идеи Ленина, ещё в 1935 году объяснил, при каких условиях социализм может победить капитализм: «Социализм может победить только на базе высокой производительности труда, более высокой, чем при капитализме, на базе изобилия продуктов и всякого рода предметов потребления, на базе зажиточной и культурной жизни всех членов общества. Но для того, чтобы социализм мог добиться этой своей цели и сделать наше советское общество наиболее зажиточным, необходимо иметь в стране такую производительность труда, которая перекрывает производительность труда передовых капиталистических стран. Без этого нечего и думать об изобилии продуктов и всякого рода предметов потребления» («Речь на Первом Всесоюзном совещании стахановцев 17 ноября 1935 года»). А в Советском Союзе производительность труда всё больше отставала от развитых стран Запада, и это не удавалось исправить. Стало ясно, что в управлении страной наступил кризис.

Партийное руководство за весь советский период не смогло решить одну из самых главных задач, поставленную ещё в начале двадцатых годов: «Перевод госпредприятий на так называемый хозяйственный расчёт неизбежно и неразрывно связан с новой экономической политикой, и в ближайшем будущем неминуемо этот тип станет преобладающим, если не исключительным. Фактически это означает, в обстановке допущенной и развивающейся свободы торговли, перевод госпредприятий в значительной степени на коммерческие, капиталистические основания. Это обстоятельство, в связи с настоятельнейшею необходимостью повысить производительность труда, добиться безубыточности и прибыльности каждого госпредприятия, в связи с неизбежным ведомственным интересом и преувеличением ведомственного усердия, неминуемо порождает известную противоположность интересов между рабочей массой и директорами, управляющими госпредприятий или ведомствами, коим они принадлежат. Поэтому и по отношению к госпредприятиям на профсоюзы безусловно ложится обязанность защиты классовых интересов пролетариата и трудящихся масс против их нанимателей.» (Ленин, «Проект тезисов о роли и задачах профсоюзов в условиях новой экономической политики», январь, 1922 г.).

В тридцатые годы задача внедрения хозрасчёта ещё не была решена и оставалась столь же актуальной: «Уничтожение бесхозяйственности, мобилизация внутренних ресурсов промышленности, внедрение и укрепление хозрасчёта во всех наших предприятиях, систематическое снижение себестоимости, усиление внутрипромышленного накопления во всех без исключения отраслях промышленности. Таков путь к выходу. Итак, внедрить и укрепить хозрасчёт, поднять внутрипромышленное накопление — такова задача» (Сталин, Речь на совещании хозяйственников 23 июня 1931 г.).

В 1965 году была начата экономическая реформа под руководством председателя правительства Косыгиным, основной идеей которой была ставка на хозрасчёт. Предусматривала децентрализацию управления предприятиями и расширение их самостоятельности в распределении прибыли. 1966–1970 годы называют «золотой пятилеткой» — тогда был обеспечен небывалый рост объёма ВВП, производительности труда, фондоотдачи и других экономических показателей. Позднее реформы были свернуты как противоречащие принципам социалистической экономики.

Однако хозрасчётный тип предприятий на протяжении почти семи десятилетий ни преобладающим, ни тем более исключительным так и не стал. Только с 1988 года промышленность начала переходить на полный хозрасчёт. Таким образом страна, вступившая согласно официальной идеологии в этап развитого социализма, была вынуждена всё ещё решать незавершённые, отложенные по различным причинам на неопределённый срок задачи, аналогичные тем, что стояли в период нэпа.

Конечно, перевод госпредприятий в значительной мере на коммерческие основания был непростым делом. Нужно было учесть, что при относительно высоком уровне обобществлённости нашей экономики, значительная её часть всё ещё не отвечала элементарным требованиям хозяйственной рациональности, уступая в этом отношении тому, чего достигло капиталистическое монополистическое производство. Всё это должны были проанализировать и сбалансировать учёные-экономисты, но они не справились.

После того, как народ понял, что коммунизма не будет, наступил естественный перелом в сознании. Коммунистическая партия больше не представлялась всё знающей и всё умеющей. После 1961 года по решению съезда тело Сталина вынесли из Мавзолея. Люди, безгранично верящие в мудрость и справедливость вождя, узнали, что он нанёс стране значительный ущерб из-за своих отрицательных качеств. В 1964 году им объяснили, что Хрущёв, который все эти проблемы вскрыл, казалось бы всё исправил и обещал построить в ближайшее время светлое будущее, также не достоин был своей высокой должности. Разочарование было очень сильным.

Маркс писал в «Капитале»: «Экономические эпохи различаются не тем, чтó производится, а тем, как производится, какими средствами труда. Средства труда не только мерило развития человеческой рабочей силы, но и показатель тех общественных отношений, при которых совершается труд». Двадцатый век по сравнению с девятнадцатым, когда жили Маркс и Энгельс, кардинально изменил темпы развития общества. Ведущей силой этого развития стала наука, причём, достаточно неожиданно. Ещё в начале XX века казалось, что все основные открытия, прежде всего в физике, химии и математике, уже сделаны, практически все явления объяснены. Многие учёные считали, что у их занятия нет перспективы. Но всё оказалось наоборот. Физика, а вслед за ней химия и биология стали открывать не то что новые явления, а целые новые отрасли знаний. Одновременно интенсивно развивалась и прикладная математика. В 40-е годы на стыке прикладной алгебры и математической логики были сформулированы основы теорий вычислительных машин. Простая автоматизация сменилась широким внедрением роботов.

Что изменилось в обществе? Стала быстро повышаться производительность труда. Общество стало богаче, появилась возможность в достаточной мере помогать неимущим, в развитых странах была ликвидирована бедность. Прибыль росла, богатые становились богаче, но и у остальных людей жизнь постоянно улучшалась. Успехи в медицине делали людей здоровее, продолжительность жизни стабильно увеличивалась. Капитализм показал, что он может справляться с экономическими кризисами, обеспечивать стабильную занятость. Концентрация производства в частных руках увеличилась по сравнению с XIX веком, но и жизнь большинства людей в западных странах заметно улучшилась. Естественно, возник вопрос: а чем, в таком случае, социализм лучше капитализма?

Социализм должен был дать более высокую производительность, по сравнению с капитализмом, так следовало из теории марксизма-ленинизма. Справедливость этой теории должен был на практике доказать Советский Союз. Но этого не получилось. В чём были причины? Их было несколько, но, возможно, главная, в том, мы не сумели воспользоваться некоторыми важнейшими достижениями науки. Почему же это произошло? Ведь марксисты придавали исключительное значение научному подходу к анализу всех сторон общества. Фундамент марксизма — материализм появился исключительно вследствие развития науки. В Советском Союзе ещё со времён Ленина науку всячески развивали и её значение для построения социализма оценивали очень высоко. Но в политике партийного руководства были некоторые особенности, которые не дали научным достижениям в Советском Союзе достичь нужного уровня.

Примером является вычислительная техника, применение которой позволяет быстро обрабатывать огромное количество информации, что даёт значительный скачок в улучшении качества планирования. Возьмём, например, магазин. Каждый день продавец в конце дня записывает, сколько какого товара он продал, и сколько получил от поставщика. Отсюда легко вычисляются количество каждого товара на конец дня. Если все эти данные ежедневно закладывать в вычислительную машину (ЭВМ), то можно спланировать на год вперёд количество товаров, которые нужно поставлять каждый день в этот магазин. Если остаток товара был равен нулю, проще говоря, его не было в магазине, нужно этого товара привозить больше. Если остатки большие, то товара слишком много, и следует привозить его меньше. Если какой-либо товар плохо продаётся в большинстве магазинов, то он либо плохой, либо его производится больше, чем нужно. На этом простом примере можно понять, насколько эффективным в деле планового социалистического производства оказывается применение ЭВМ.

Но здесь также и решение проблемы кризиса перепроизводства, который был большой проблемой капитализма. Анализируя данные о продажах, можно определить, какой товар приносит наибольшую прибыль. Но основную прибыль приносят, как правило не небольшие продажи, а массовые, то продажи товаров, которые наиболее интересуют покупателей. Но если вы видите, что производимый вами товар плохо продаётся и нужно производить другой, то как быстро перестроить производство? Соединение вычислительной техники со станками позволяет создавать промышленные роботы. Такая машина будет производить продукцию в соответствии с программой, помещённую в память ЭВМ. Таким образом, широко используя вычислительную технику, капиталист может внести в производство и торговлю точное планирование и избежать своей главной проблемы — кризисов.

У автоматизации есть и ещё одно достоинство с точки зрения капитализма. Она позволяет заменить рабочего машиной, и избежать концентрации пролетариата на крупном производстве. Да, собственно, и пролетариата в том виде и понимании, какое было во времена Маркса и Энгельса, уже нет, и непонятно, кто будет движущей силой замены капитализма коммунизмом. А такая замена достаточно вероятна, поскольку современные государства, в которых производство находится в частных руках, имеет ограниченные возможности позаботиться о всех гражданах страны в случае какого-нибудь большого кризиса, экономического, политического или природного.

Вычислительная техника начала развиваться в 50-е годы. Тогда ЭВМ только создавались, они были маломощными и не могли применяться для решения задач планирования и управления. Но их перспективы уже тогда можно было оценить, и начать вкладывать необходимые средства для их развития. Хотя машины были ещё ненадёжные, стоили дорого, но в некоторых областях эти недостатки компенсировались тем, что позволяли решить задачи, которые раньше решить было невозможно. Очевидный результат применение вычислительных машин (ЭВМ) получался в управлении зенитным огнём и проведении расчётов в создании атомной бомбы. Для военных целей денег не жалеют, поэтому первые применения дорогущих ЭВМ были в оборонной отрасли. До начала 50-х годов Советский Союз шёл вровень с американцами. Но потом в науку грубо вмешалась идеология. На Западе появились статьи и книги о новой науке — кибернетике. Её автором был Норберт Винер. В годы второй мировой войны он работал в американской армии над математическим аппаратом для систем наведения зенитного огня и разработал вероятностную модель управления силами противовоздушной обороны. В 1948 году Винер издал книгу «Кибернетика, или управление и связь в животном и машине». Идеи кибернетики стали популярны на Западе и подверглись критике в Советском Союзе, как противоречащие положениям диалектического материализма (хотя кибернетика — раздел науки, а диалектический материализм — просто система взглядов). Сам Винер разделял взгляды своих друзей нобелевских лауреатов Нильса Бора и Макса Борна, которых советские философы подозревали в идеализме и критиковали.

Взгляды Винера противоречили идеям Маркса о существовании объективных законы общественного развития. Признавая известную закономерность окружающего нас мира, Винер подчеркивал случайные, иррациональные всей нашей жизни и ограниченные возможности человека, поэтому история природы и человека приобретала у него довольно вероятностный, как бы игорный характер. Он мечтал о строительство кибернетических заводов-автоматов, чтобы избежать пролетаризации в обществе. В изданном в 1954 году в Советском Союзе «Философском словаре» кибернетика характеризовалась как реакционная лженаука.

Негативное идеологическое отношение к кибернетике, в которой большое значение придавалось вычислительным машинам, сказалось на развитии вычислительной техники в Советском Союзе, что выразилось в сокращении финансирования, давлении на учёных, занимающихся этим направлением. В результате мы притормозили по сравнению с американцами и отстали на 10 лет. Это отставание так и сохранялось весь двадцатый век. Сколько усилий не прилагалось, но в этой отрасли мы двигались медленно. Какие бы планы не строились, они не выполнялись. В Советском Союзе не удалось создать мини ЭВМ — персональный компьютер для работы одного человека, которую можно было бы пустить в широкую серию. Потерпев неудачу, вместо создания оригинальной техники перешли на нелегальное копирование американских машин, что определило наше техническое отставание.

Особый провал был в школьной компьютеризации. По первоначальным планам нужно было разработать программное обеспечение, сами компьютеры и оснастить каждую школу компьютерными классами. Идея была здравая. Но когда были представлены сами компьютеры, выяснилось, что они вредны для детского здоровья и ими пользоваться нельзя. Сделать что-нибудь по-лучше не получилось. Компьютерные классы появились в школах десять лет спустя, когда в 90-е годы начали закупать технику за рубежом.

Почему же в развитии и применении вычислительной техники не удалось достигнуть намеченного прогресса? Академик Евгений Павлович Велихов, бывший в 1978-1991 годах вице-президентом Академии наук СССР, вспоминал о 80-х годах: «Основной моей заботой в это время было массовое внедрение компьютеров. В СССР уже существовала мощная индустрия средств информатизации, но в основном направленная на нужды обороны...К этому времени уже были созданы центры в Зеленограде и Воронеже, институты и заводы по всей стране. И школы были сильные. Академик С.А.Лебедев в Институте точной механики создал замечательную машину БЭСМ-6 — как завершение целой серии; академик В.П.Глушко и А.И.Берг продвигали идею глобальной информатизации, фактически создали электронное правительство; полупроводниковая наука у нас была на высоте. И школы программистов в институте прикладной математики, вычислительном центре АН и в Новосибирском научном центре были первоклассные» («Мой путь»).

Велихов рассказывает в своей книге, что посол США Том Вотсон предлагал закупить у IBM [крупнейшая в мире компании по разработке и производству ЭВМ, она фактически создала персональные компьютеры] несколько компьютеров для промышленности и университетов, обучить промышленность и привить им вкус. Но в правительстве посчитали, что всё нужно научиться делать самим. Велихов пишет: «Но, занятые текущими делами, услышать зов будущего власти не смогли. В какой-то степени повторилась ситуации XVII века, когда в один год с рождением И. Ньютона к власти в Китае пришла династия Цин. Китай технологически был впереди Европы, но замкнулся в себе и на столетия отстал».

Велихов пытался организовать специальное Отделение информатики в Академии. На это ушло 6 лет. Академик с сожалением отмечал, что даже ближайшие коллеги его не поддерживали. Он нашёл понимание у Андропова, который после смерти Суслова стал секретарём по идеологии и фактически вторым человеком в партии. Но вскоре после их разговора Андропов стал Генеральным секретарём, на него навалилось много проблем, в том числе и со здоровьем, и дело двигалось небыстро.

«Несмотря на яростное сопротивление премьера Н.А.Тихонова, — пишет Велихов, — постановление о развитии в АН СССР работ по информатике всё-таки вышло. В 1984 году мы открыли а Академии наук отделение информатики и начали создавать инфраструктуру. Но, к сожалению, уже без Ю.В.Андропова...Советская система организации промышленности оказалась неадекватна новому времени, и мы до сих пор пожинаем плоды, прежде всего, в виде низкой производительности в нашем хозяйстве».

Если бы в Советском Союзе научились делать надёжные и мощные ЭВМ в нужном количестве, то можно было бы создать автоматизированную систему планирования в рамках всей страны, что кардинально улучшило бы управление экономикой. Ещё в конце 1950-х годах в Советском Союзе родился грандиозный план проект создания автоматизированной системы управления экономикой страны. Предполагалось все имеющиеся в стране электронно-вычислительные машины (ЭВМ) объединить в единую государственную сеть вычислительных центров для решения народнохозяйственных задач. Но руководство страны этот план не поддержало. В 60-е годы идея была реанимирована, на первых порах поддержана правительством и был создан детальный план работ на 1965-1975 годы. Однако разработанная программа так и не была утверждена. Одной из причин была высокая стоимость всех работ. Другой причиной — ведомственная бюрократия. То министерство, в ведении которого оказались бы сбор и обработка информации со всей страны, получило бы статус самого важного министерства, вот за это и шла борьба. Попытки внедрить программу предпринимались до конца 80-х годов, и были прекращены после перехода к рыночном отношениям.

Почему же в Советском Союзе не смогли осуществить столь необходимую, даже с точки зрения марксизма-ленинизма систему планирования? Ведь об этом мечтал ещё Ленин. После Сталина общий уровень управленческих качеств партийного руководства оказался недостаточно высоким. Нужно обладать стратегическим мышлением, умением определять задачи и уметь их выполнять. Ни Брежнев, ни его окружение такими качествами не обладали. Чтобы понять, что дело именно в людях, можно вспомнить другую грандиозную программу, которую как раз удалось выполнить — атомный проект. И что бы ни говорили отрицательного о Сталине и Берии, но они сумели поставить и решить фантастическую по своей сложности задачу: начав практически с нуля за 7 лет создать атомную бомбу. Американцы сделали это быстрее — за пять лет, но они собрали едва ли не всех крупных физиков со всего мира. А у немцев вообще ничего не получилось, хотя до войны они превосходили наш научный и технологический уровень в нужных отраслях во много раз. И ещё одна сложность была у нас. Атомный проект требовал огромных затрат, мы же бомбу создали при той колоссальной разрухе, которая была в экономике страны после опустошительной войны.

На качестве научных разработок в 70-80 годы сказалась сложившаяся в стране совершенно ненормальная обстановка. Вот пример. Сельское хозяйство было весьма неэффективным, было много ручного труда, работников не хватало. Политбюро не придумало ничего умнее, как посылать миллионы горожан на так называемые шефские работы. На бескрайних советских полях каждодневно можно было видеть картину, как работники заводов, фабрик, научных институтов вручную пропалывали сорняки, собирали картофель, сгребали сено и выполняли множество других сельских работ. Учёные были непременными участниками этих «шефских работ». И нередко можно было увидеть такую картину: малограмотная колхозница выговаривает за то, что неправильно дёргают сорную траву учёным, чьи работы ценились как в нашей стране, так и за рубежом, имевшим правительственные награды и премии.

А после работы научные работники оставались на обязательные политические семинары, где нужно было рассуждать о преимуществах социализма перед капитализмом. Учёные не чувствовали особой значимости своей деятельности, ощущали некоторое пренебрежение к науке вообще, и это, естественно, сказывалось на качестве их работы. Оглядываясь на те времена, люди пытаются понять, как охарактеризовать эту сторону деятельности высшего партийного руководства: как глупость или как преступления? Вместо того, чтобы сосредоточиться на усилении эффективности сельского хозяйства, пошли по примитивному пути: сгонять тучи людей на колхозные поля вместо выполнения их работы на основном месте и тем самым ослаблять остальные отрасли народного хозяйства.

Реформы, предпринятые во времена Брежнева, особых результатов не принесли. Вместо коммунизма стали говорить о развитом и зрелом социализме. По уровню жизни Советский Союз всё больше отставал от передовых капиталистических стран. Никакой, общей для всех, вдохновляющей цели партия не предложила. Проблемы в экономике страны нарастали, постепенно созревало понимание, что социализм не в состоянии соперничать с капитализмом в эффективности. Стала популярной мысль, что общенародная собственность как бы ничья, поэтому о ней никто особенно не заботится. А капиталист будет считать свои деньги и будет беречь свою технику, свои материалы, не станет их транжирить.

 

Разложение в партии

В годы правления Брежнева стало постоянно расти разочарование в социализме в том виде, каким он получился в Советском Союзе. На фоне предельной личной скромности Ленина и Сталина раздувание заслуг Леонида Ильича вызывало сильную неприязнь у населения. Генеральный секретарь получил от своих коллег по Политбюро звание Героя Социалистического труда, четырежды награждался званиям Героя Советского Союза. В 1978 году он был награждён орденом «Победа», хотя согласно статуту, орденом «Победа», как высшим военным орденом, награждались лица высшего командного состава Красной Армии за успешное проведение таких боевых операций в масштабе нескольких или одного фронта, в результате которых в корне менялась обстановка в пользу Красной Армии. Брежнев закончил войну в звании генерал-майора, занимался политработой, и орден получать не должен был (в 1989 году это награждение, как противоречащее статуту ордена, было отменено). Фактически, Брежнев, как руководитель страны, сам себя награждал. В народе злословили, что Брежнев хотел себе присвоить звание генералиссимуса, да не смог это слово произнести.

Сталин к таким награждениям относился по-другому. Отказываясь от очередной награды он писал как-то: «Ордена созданы не для тех, которые и так известны, а, главным образом, — для таких людей-героев, которые мало известны и которых надо сделать известными всем» (Письмо тов. И. Н. Бажанову, 16 февраля 1933 г.). Образцом скромности был Ленин. Когда ему необоснованно повысили жалование он наказал виновного: «Управляющему делами Совета Народных Комиссаров Владимиру Дмитриевичу Бонч-Бруевичу. Ввиду невыполнения Вами настоятельного моего требования указать мне основания для повышения мне жалованья с 1 марта 1918 г. с 500 до 800 руб. в месяц и ввиду явной беззаконности этого повышения, произведенного Вами самочинно по соглашению с секретарем Совета Николаем Петровичем Горбуновым, в прямое нарушение декрета Совета Народных Комиссаров от 23 ноября 1917 года, объявляю Вам строгий выговор» (23 мая 1918 г.).

В 1978 году группа журналистов от имени Брежнева написала три небольшие книжки его воспоминаний: «Малая земля», 44 страницы, о боевых действиях под Новороссийском в 1943 году; «Возрождение», 58 страниц, о восстановлении народного хозяйства на Украине; «Целина», 75 страниц, об освоении целинных земель в Казахстане. В 1979 году за эти заурядные воспоминания, к тому же не им написанные, Брежневу была присуждена Ленинская премия по литературе — высшая премия в СССР, присуждаемая за наиболее крупные произведения. В народе вся эта история вызвала насмешки и чувство презрения. Был популярен такой анекдот. Сидит Брежнев и размышляет: «Все хвалят мою книгу "Малая земля". Может, и мне прочесть?».

Брежнев присвоил себе интеллектуальный труд других людей, получил за это премию. О чём думали в Политбюро, когда затевали эту историю да ещё и заставляли всю страну обсуждать и восхвалять три заурядные книжки? После всего этого советский лозунг «Партия — ум, честь и совесть нашей эпохи» вызывал только горькую насмешку. Китайская мудрость говорит: «Лучший правитель тот, о котором народ знает лишь то, что он существует. Несколько хуже те правители, которые требует от народа их любить и возвышать. Ещё хуже те правители, которых народ боится, и хуже всех те правители, которых народ презирает» (Лао-цзы. Дао дэ цзин, §17).

Период, когда у власти был Брежнев, стали со временем называть застоем. Народу не предлагалось никаких вдохновляющих целей. Работой страны руководило Политбюро, состоящее из людей весьма преклонного возраста. Ходил такой анекдот. Брежнев делает выговор на заседании Политбюро: «Некоторые из вас стали впадать в старческий маразм. Вот, например, когда вчера на похоронах товарища Микояна заиграла музыка, один я догадался пригласить даму на танец».

Убрав с главного поста беспокойного Хрущёва, партийная верхушка стремилась обеспечить себе тихую беззаботную жизнь. Из каждого, как говорится, утюга воспевали мудрого руководителя Леонида Ильича Брежнева. В партии стал усиленно расцветать её старый недостаток: «Состоит он, этот недостаток, в желании ряда наших товарищей плыть по течению, плавно и спокойно, без перспектив, без заглядывания в будущее, так, чтобы кругом чувствовалось праздничное и торжественное настроение, чтобы каждый день были у нас торжественные заседания, да чтобы везде были аплодисменты, и чтобы каждый из нас попадал по очереди в почётные члены всяких президиумов...Видали ли вы гребцов, гребущих честно, в поте лица, но не видящих того, куда их несёт течение? Я видал таких гребцов на Енисее. Это – честные и неутомимые гребцы. Но беда их состоит в том, что они не видят и не хотят видеть того, что их может прибить волной к скале, где им грозит гибель. То же самое бывает с некоторыми нашими товарищами. Гребут честно, не покладая рук, плывут плавно, отдаваясь течению, а куда их несёт, не только не знают, но даже не хотят знать. Работа без перспектив, работа без руля и без ветрил – вот к чему приводит желание плыть обязательно по течению. А результаты? Результаты ясные: сначала они обкладываются плесенью, потом они становятся серенькими, потом их засасывает тина обывательщины, а потом они превращаются в заурядных обывателей. Это и есть путь действительного перерождения» (Сталин, речь на XV съезде ВКП (б)).

Члены Политбюро регулярно награждали друг друга орденами и званиями, и вся страна наблюдала по телевизору, как Брежнев, не отрывая глаз от бумажки, медленно и со скрипом произносил: «Дорогой Михаил Александрович...», а дальше шло поздравление с круглой датой и вручение ордена. На эту тему был популярен анекдот. Брежнев делает выговор референту: «Я же просил Вас написать доклад на 15 минут. А Вы что! Я целый час читал». Референт, испуганно: «Леонид Ильич, Вы же сами просили напечатать в четырёх экземплярах!».

Именно при Брежневе в советском обществе начали созревать серьёзные хозяйственные проблемы. Сохранение неэффективной системы хозяйствования в 60–70-е годы обрекло экономику на застой и постепенное сползание к тотальному кризису. Хотя в начале 70-х годов ещё продолжался количественный рост производства, но по качественным показателям советская экономика безнадежно отставала от западной, становилась всё более затратной. Хиреющую экономику на плаву ещё в какой-то мере удерживали поступления от растущего экспорта нефти и газа уникальных месторождений Западной Сибири. Однако темпы падения прироста валового национального дохода неуклонно росли из пятилетки в пятилетку. В конце 70-х годов прекратился и количественный рост производства. Отмеченное ещё в конце 50-х годов падение производительности труда так и не было преодолено, и этот процесс продолжался.

Жизненный уровень населения был выше, чем в 30–40-е годы, но не шёл ни в какое сравнение с уровнем жизни, который обеспечивался в развитых странах Запада. Из года в год рос перечень товаров широкого потребления, попадавших в разряд остродефицитных, практически недоступных. Нарастала нехватка продуктов питания. Людям всё более становилось понятным, что КПСС не в состоянии решить эти проблемы. В конце концов, перефразируя известные слова спортивного комментатора Николая Озерова, народ сказал: «Такой социализм нам не нужен».

При брежневском правлении усилилось моральное разложение руководства партии, а вслед за ним и всей партии. «Чем объясняются эти позорные факты разложения и развала нравов в некоторых звеньях наших партийных организаций? Тем, что монополию партии довели до абсурда, заглушили голос низов, уничтожили внутрипартийную демократию, насадили бюрократизм» (Сталин, речь на VIII съезде ВЛКСМ, 16.05.1928 г.).

Задача построения справедливого коммунистического общества отошла на задний ряд, получение материальных благ постепенно становилось главной жизненной целью. Эти идеи стали всё больше охватывать широкие круги населения, всё большее распространение получало настойчивое сравнение жизни в западных странах и в Советском Союзе. Стало нарастать в буквальном смысле преклонение перед Западом, охватившее и многих членов партии. «Некоторые товарищи поняли тезис об уничтожении классов, создании бесклассового общества и отмирании государства как оправдание лени и благодушия, оправдание контрреволюционной теории потухания классовой борьбы и ослабления государственной власти. Нечего и говорить, что такие люди не могут иметь ничего общего с нашей партией. Это — перерожденцы, либо двурушники, которых надо гнать вон из партии» (Сталин, речь на объединенном Пленуме ЦК и ЦКК ВКП(б) 7-12 января 1933 г.). Но никто не гнал таких перерожденцев из партии (а начинать нужно было с самого верха), поскольку партийное руководство идеологическую работу сводило к всё большему формализму и не утруждало себя проблемами понимания реального состояния советского общества. Народ по инерции и по традиции ещё верил в преимущество социалистического строя, но у него возникало всё больше вопросов о противоречиях реальной жизни, а партия не только не давало ответы на эти вопросы, но и давило попытки их задавать.

Сравнение с Западом, что России самодержавной, что социалистической — старое явление в нашей истории, как и выводы которые их этого делались. Весьма глубокие замечания по этому вопросу сделал Самарин в своей написанной ещё в 1863 году статье «По поводу мнения "Русского Вестника" о занятиях философиею, о народных началах и об отношении их к цивилизации». Она, конечно, имеет отпечаток XIX века, по по своей сути полностью современна: «Русский человек запасается паспортом и отправляется за границу. Едва только он успел её переехать, как приливают к нему со всех сторон новые впечатления. От железных дорог по разным направлениям тянутся шоссейные, проселочные дороги, деревенские дома, крытые черепицею; нигде ни одного клочка праздной земли: всё обработано, возделано и тщательно огорожено; попутчики учтивы и оказывают друг другу всевозможные, мелкие услуги; никто не заденет локтем, не извинившись, никто не протянет ног на чужое место; полиция и должностные лица обворожительно предупредительны; гостиницы не только опрятны, но даже роскошны и изобилуют комфортом; улицы ярко освещены; в каждом городе много открытых музеумов, собраний, библиотек; везде читаются публичные лекции, новейшие изобретения разносятся мгновенно; масса новых сведений приобретается без труда, почти невольно». Очарованный русский человек чувствует потребность поделиться своим восторгом с подсевшим к нему спутником и слышит в ответ, что «сударь, вы совершенно правы; вот эта великая цивилизация, обошедшая всю землю, цивилизация железных дорог, цивилизация, обязательная для всех».

Русский человек задумывается. Так вот она, цивилизация! «И в представлении его в один миг проносятся дорожные ухабы, топкие гати, душные лачуги, грязные гостиницы, необтёсанные становые приставы и вся та внешняя, знакомая обстановка русской земли. При этом впечатлении он остается и закрепляет его навсегда подсказанным ему словом цивилизация!».

При этом сравнении Россия выступает не как особая цивилизация в противоположность Западу, а наоборот, как отсутствии того, что стало называться цивилизацией в общепринятом смысле. Здесь и сомнений нет: есть что перенимать у европейцев. Но стоит ли перенимать весь строй жизни?

Дальше Самарин ставит вопрос, который постоянно возникал и возникает как в XIX-XX веках, так и сейчас: «Отчего же русский человек останавливается на первом выводе из внешних впечатлений? Почему бы ему не всмотреться глубже в условия религиозного, политического, общественного и семейного быта западных народов? Может быть, тогда он открыл бы внутренние противоречия и неразрешимые вопросы, которыми подтачивается цельность их внутренней жизни и обуславливаются периодические сотрясения её основ. Может быть, обратившись к России, он почувствовал бы в ней присутствие других, более широких начал и биение жизни, хотя и не вполне развитой, но здоровой и крепкой?»

Так вот ведь, что странно. Уже было второе поколение, выросшее при социализме. Все пороки и противоречия Запада советский человек хорошо знал. И знал, что социальная справедливость, установившаяся в Советском Союзе, несравненно более ценное в жизни, чем постоянное стремление заработать по-больше денег. Почему же в конце 80-х годов советские люди так легко отказались от достижений социализма, в том числе и в духовной жизни? Так ведь не отказывались они, лишь хотели избавиться от лжи и некомпетентности, которые стали характерной чертой сложившегося типа руководства страны. Но так уж сложились обстоятельства, что в итоге, вместо того, чтобы сменить партийную верхушку и начать нужные реформы, в стране сменилась вся политическая система, и общество свалились в глубокую яму, как в экономическом, так и в духовном смыслах.

Ленин писал в 1918 году: «Учителя социализма говорили не зря и подчеркивали не напрасно "долгие муки родов" нового общества, причём это новое общество опять-таки есть абстракция, которая воплотиться в жизнь не может иначе, как через ряд разнообразных, несовершенных конкретных попыток создать то или иное социалистическое государство» («О левом ребячестве и о мелкобуржуазности»). В России удалось создать социалистическое государство, но оно в какой-то момент неожиданно оказалось слабым и распалось под действием внутренних причин. Эта попытка не удалась.

Советский Союз распался не потому, что люди не хотели жить в единой и могучей стране. И не потому, что не верили в достоинства социализма. И не потому, что они были против коммунистической партии как политической организации. Им не нравилась та система управления страной, которая сложилась в Советском Союзе в 70-80-е годы. Люди потеряли надежду, что ситуация может когда-нибудь улучшиться. Им не нравился тот конкретный социализм, который они видели последние десятилетия и который никак не улучшался. Им не нравилась та конкретная Коммунистическая партия, которая существовала в эти годы.

Сказался разгром гуманитарных наук, прежде всего истории, философии и социологии, который начался ещё при Ленине. Из года в год всё сводилось к бесконечным цитированием Маркса, Энгельса и Ленина (а до 1956 года и Сталина). Все современные события объяснялись с точки зрения этих политиков, хотя Ленин скончался в 1924 году, а Маркс с Энгельсом умерли ещё в XIX веке. Социалистические идеи для той политической и экономической ситуации, которая сложилась в мире и стране в последней трети XX века, не были разработаны. Коммунистическая партия Советского Союза просто не знала, что делать. Тысячи людей занимались научным коммунизмом, историческим материализмом, историей КПСС, но как выяснилось, проку от всего этого оказалось мало, ибо «история не есть лишь хронология, отсчитывающая чередование событий, она есть жизненный опыт, опыт добра и зла, составляющий условие духовного роста, и ничто так не опасно, как мертвенная неподвижность умов и сердец, косный консерватизм, при котором довольствуются повторением задов или просто отмахиваются от уроков жизни, в тайной надежде на новый "подъём настроения", стихийный, случайный, неосмысленный» (Сергей Булгаков, «Героизм и подвижничество», 1909 г.).

Когда новый Генеральный секретарь Михаил Горбачёв объявил гласность, он хотел, чтобы не только ЦК и Политбюро, но весь остальной народ подключился к поискам выхода. И тут стало ясно, что никаких обоснованных прорывных идей в обществе нет. «Люди, по многим вопросам расходившиеся, с различных точек зрения оценивавшие положение, единодушно и очень быстро пришли без всяких колебаний к тому, что у нас подхода настоящего к социалистической экономике, построению её фундамента нет и что есть единственный способ найти этот подход — это новая экономическая политика [нэп]» (Ленин, речь на XI РКП(Б), 1922 г.). В результате нэп, предложенной Лениным, в стране была ликвидирована разруха, в результате нэп, осуществлённой в начале 90-х годов, наоборот, страна погрузилась в разруху. Как же могла коммунистическая партия так умственно деградировать?

В конце 80-х годов XX века Россия оказалась в том же политическом состоянии, что и в 60-е XIX века, а ведь столько лет прошло. Вот примечательная цитата: «В настоящее время в России оказывается повсеместный разлад, повсеместная неопределённость взаимных отношений, всеобщее безденежье, всеобщее убеждение в политической несостоятельности петербургского правительства и в его тупоумии. Естественными и неизбежными последствиями этих убеждений являются: неуважение к правительству в его нынешней, отжившей форме и справедливая боязнь грядущего». Это отрывок из книжки «О перемене образа правления в России», изданной в 1862 году историком и публицистом Петром Владимировичем Долгоруковым (1816-1868). Если мы заменим «петербургского правительства» на «московского правительства», то получим весьма точную картину состояния российского общества в годы перестройки.

Нельзя утверждать, что в какой-то момент было принято решение о переходе в СССР от социализма к капитализму. Это произошло само по себе. «И я глубоко убеждён... что если мы усвоим всю громадную опасность, которая заключается в нэпе, и направим все наши силы на слабые пункты, то тогда мы эту задачу решим» (Ленин, речь на XI РКП (б)). Коммунисты 80-х не сумели усвоить опасность своего варианта новой экономической политики и попустили поражения социализма.

В брежневский период начался откат от коммунистических принципов. В обществе и, что самое непонятное и ужасное, в КПСС начала активно созревать буржуазная психология. Об этой проблеме Ленин писал ещё в 1918 году: «Буржуазия побеждена у нас, но она ещё не вырвана с корнем, не уничтожена и даже не сломлена ещё до конца. На очередь дня выдвигается поэтому новая, высшая форма борьбы с буржуазией, переход от простейшей задачи дальнейшего экспроприирования капиталистов к гораздо более сложной и трудной задаче создания таких условий, при которых бы не могла ни существовать, ни возникать вновь буржуазия. Ясно, что это — задача неизмеримо более высокая и что без разрешения её социализма ещё нет» («Очередные задачи Советской власти»). Эта задача не была решена, и, следовательно, настоящего социализма в стране не было, что было видно хотя бы из того, с какой скоростью, всего за пять лет, в стране произошёл переход от общественной собственности к частной, возникли рыночные отношения и появились капиталисты-эксплуататоры. Во многих случаях эти процессы возглавили партийные руководители, причём самого высокого ранга, а среди первых миллионеров большинство составили комсомольские вожаки разного уровня. И все эти буржуа воспитывались и созревали в период руководства страной Брежневым.

В Советском Союзе через пятьдесят лет после установления Советской власти продолжалась классовая борьба с мелкобуржуазной психологией. Воровство на предприятиях, казнокрадство, создание подпольных производств были не то что крайней редкостью, а ещё и разрасталось. Причём, в это были втянуты и крупные советские и партийные руководители. Это были люди с казалось бы уже отжившей свой век буржуазной психологией. «Главное в "деятельности" этих бывших людей состоит в том, что они организуют массовое воровство и хищение государственного имущества, кооперативного имущества, колхозной собственности. Воровство и хищение на фабриках и заводах, воровство и хищение железнодорожных грузов, воровство и хищение в складах и торговых предприятиях...— такова основная форма "деятельности" этих бывших людей. Они чуют как бы классовым инстинктом, что основой советского хозяйства является общественная собственность, что именно эту основу надо расшатать, чтобы напакостить Советской власти, — и они действительно стараются расшатать общественную собственность путем организации массового воровства и хищения» (Сталин, доклад на объединенном Пленуме ЦК и ЦКК ВКП(б) 7-12.01.1933 г.). При Брежневе с этой незаконной деятельностью боролись, но, как оказалось, безуспешно. Нелегальное производство всё расширялось, в него втягивалось всё больше людей, и именно они оказались локомотивом перехода к рыночным формам хозяйствования и стали первыми, наряду с комсомольскими вожаками, капиталистами новой российской истории. Партия проиграла классовую борьбу и предала заветы Ленина.

Интересен взгляд со стороны на советскую жизнь брежневского периода. Газета китайских коммунистов «Жэньминь жибао» от 1 августа 1969 года писала: «Проведение кликой советских ревизионистов-ренегатов во главе с Брежневым за пределами страны политики агрессии и экспансии является неизбежным результатом всесторонней реставрации капитализма внутри страны... Мы уверены, что обладающие славными революционными традициями пролетариат и широкие народные массы Советского Союза — родины великого ленинизма, поднимутся и свергнут реакционное господство горстки советских ревизионистов-ренегатов, ниспровергнут новых царей и восстановят диктатуру пролетариата». Китайская компартия остаётся у власти и по сей день, а КПСС прекратила своё существование в 1991 году. Советский Союз отказался от социализма, а Китай остаётся верен марксизму-ленинизму, так что, возможно, китайские товарищи правильно оценивали политические процессы в нашей стране.

В 70-е годы народ начал терять уважение к партии и её руководителям, в 80-е годы он потерял к ним доверие. «Все революционные партии, которые до сих пор гибли, — гибли от того, что зазнавались и не умели видеть, в чём их сила, и боялись говорить о своих слабостях» (Ленин, речь на XI съезде ВКП (б)). А в 80-е годы, с нарастанием дефицита товаров, становилось ясно, что социализм в СССР не может выполнить одну из своих важнейших функций — обеспечить плановым образом удовлетворение потребностей трудящихся. Сравнивая уровень жизни и качество управление экономикой, люди говорили руководству партии: «Но капиталисты всё же умеет снабжать, а вы умеете? Вы не умеете. Люди-то вы превосходные, но то дело, экономическое дело, за которое вы взялись, вы делать не умеете».

Коммунистическая партия не смогла осуществить эффективное развитие страны на социалистических принципах. Уже в семидесятые годы XX века идеал построения коммунистического общества начал угасать. Все годы Советской власти трудности жизни объяснялись проблемами переходного периода. Но когда стало понятно, что переходить не к чему, и что до коммунизма не то, что далеко, но его вообще и быть не может, общественные идеалы нужно было менять. Отсрочки коммунистам были даны всякие, в кредит было дано столько, сколько ни одному другому правительству ни в какой стране не давалось. Конечно, коммунисты помогли избавиться от капиталистов, от помещиков, открыли ранее недоступный путь развития для десятков миллионов людей, но они не научились хозяйствовать лучше, чем капиталисты.

Многие приходили к выводу, что для развития государства нужно ослабить оковы коммунистической идеологии и абсолютного господства коммунистической партии. Это начали делать, но процесс пошёл быстро и неконтролируемо.

То, что произошло с КПСС в 80-е годы называется правым уклоном. Правые уклонисты думают, что главное в том, «чтобы "развязать" рыночную стихию, "раскрепостить" рынок и "снять путы" с индивидуальных хозяйств вплоть до капиталистических элементов деревни...Основное зло правого оппортунизма состоит в том, что он разрывает с ленинским пониманием классовой борьбы и скатывается на точку зрения мелкобуржуазного либерализма...Не может быть сомнений, что победа правого уклона в нашей партии означала бы полное разоружение рабочего класса… и нарастание шансов на реставрацию капитализма в СССР» (Сталин, речь на XVI съезде ВКП(б)). Это и произошло. Не в силах наладить нормальную хозяйственную жизнь, партии следовало бы перейти к элементам нэпа, а вместо этого она выбрала другой вариант, согласившись на безграмотное с профессиональной точки зрения и преступное с точки морали деяние — на приватизацию, то есть передачу средств производства, принадлежащих всему народу, в частные руки.

Почему был выбран этот вариант? Все семидесятые и восьмидесятые годы в народе шло постоянное сравнение уровня жизни в Советском Союзе и западных странах. Жизнь там была богаче, у очень многих были машины, в магазинах было изобилие разнообразных товаров, города были намного лучше благоустроены, люди путешествовали по разным странам.

Идея рыночного распределения заключается в следующем. Если вы производите нужный товар, его покупают, вы получаете прибыль, которую используете для развития своего производства. Если ваш товар покупается плохо, вы несёте убытки и разоряетесь. Таким образом, рынок отбирает тех, кто находит какую-нибудь потребность людей и может её удовлетворить. Выживает и развивается наиболее эффективное производство. Побудительным стимулом для создания любого производства является прибыль. Чем её больше, тем лучше будет жить владелец компании, и тем большие средства он может вложить в расширение дела. При социализме цель производства другая: не получение прибыли, а обеспечение народа необходимыми ему товарами. Все предприятия являются государственными, и задача социалистического государства — знать, что нужно людям и организовать его производство. В Советском Союзе дефицит товаров был постоянным, причём часто самых необходимых — еды. Многие товары нужного качества и количества произвести просто не получалось, хотя и были соответствующие решения. Советскому народу было совершенно очевидно, что капиталистический способ производства гораздо лучше удовлетворял потребности людей, причём, с годами разница становилась всё ощутимее.

Беспомощность социалистического планирования становилась всё более очевидной. Некоторые явления даже невозможно объяснить. Приведём лишь один яркий и типичный пример. Известно, что в СССР было много книжных магазинов, но купить хорошую книгу было трудно. Полки были заполнены книжками о социалистическом строительстве, неинтересные и непокупаемые. А, скажем, книги Дюма, Агаты Кристи, Майн Рида, Марк Твена, Айзека Айзимова и других популярных во все времена авторов в магазинах не появлялись. Но самое удивительное, что и русскую классику купить было непросто. В конце 80-х годов провели такой эксперимент. Решили издать произведения Пушкина и Лермонтова столько, сколько будет желающих их купить. Любой человек мог отнести в любой книжный магазин открытку с именем желаемого поэта и своим адресом. Собрав все открытки, напечатали нужное количество книг. Например, в 1990 году был издан двухтомник Лермонтова невероятным, фантастическим тиражом 14 миллионов экземпляров. Эта огромная цифра отражала неудовлетворённый спрос. В те времена считалось, что в каждом доме должны были быть книги Лермонтова, особенно учитывая, что его стихотворения постоянно изучались в школе в разных классах. Если учесть значение Лермонтова для русского человека, то в книжных магазинах всегда должны были стоять его книги. Но этого не было. Но ведь через продавцов так легко было собирать сведения, какие книги спрашивают читатели, и в плановом порядке эти книги печатать. Но этого не было.

Может показаться, что краха социализма и распада страны можно было избежать, если бы в 60-70-е годы провели необходимые экономические реформы, и страна начала бы стабильно развиваться. Ведь если бы жизнь людей постоянно улучшалась, жизненный уровень достиг бы приемлемого для всех состояния, то социализм бы всех устроил. Правда какие-то реформы пытались запустить, но безрезультатно. Но и в 80-е годы ещё можно было исправить ситуацию, если бы в партии нашлись незаурядные люди, какими были в своё время Ленин и Сталин, которые бы нашли выход и повели бы за собой остальных. Но таких не нашлось. А почему? Потому, что эффективная система подбора и подготовки кадров через комсомольскую и партийную работу в годы правления Брежнева была разрушена. КПСС являлась органом управления страной, и потому в неё пришло много заурядных людей из простого желания не коммунизм строить, а сделать карьеру. «Естественно, что к правящей партии примыкают худшие элементы уже потому, что эта партия есть правящая» - это говорил Ленин ещё в декабре 1919 года. Поэтому, если уж хочется назвать кого-то персонально виновным за распад страны, то это не Горбачёв, который не смог этого предотвратить, а Брежнев, который создал условия для этого распада.

То, что произошло с КПСС в конце 80-х годов, китайские товарищи предвидели ещё за 20 лет до этого. Газета «Жэньминь жибао» в номере от 16 мая 1966 года привела слова руководителя страны Мао Цзэдуна: «Представители буржуазии, пролезшие в партию, правительство, армию и различные сферы культуры, представляют собой группу контрреволюционных ревизионистов. Они готовы при первом удобном случае захватить власть в свои руки и превратить диктатуру пролетариата в диктатуру буржуазии. Одних из этих людей мы уже распознали, других — ещё нет, а третьи все ещё пользуются нашим доверием и готовятся в качестве нашей смены. К примеру, люди, подобные Хрущёву, находятся бок о бок с нами». Социализм, который в России строили семьдесят лет, был свернут в считанные годы, поскольку в сознании значительной части партийного руководства коммунистические идеалы постепенно заместились буржуазными.

В период правления Брежнева народ убедился, что никак не может контролировать действия партийной верхушки, у людей пропала даже иллюзия, что они могут влиять на политику государства. А если не было подлинной народной власти в стране, то этот политический строй уже не был социалистическим. Брежнев и его соратники свернули ленинские идеи о Советской власти, как государства, которым реально управляет народ. Крушение КПСС было связано не с тем, что советский народ хотел отказаться от социалистического общества, а с тем, что люди отказались от той общественной системы, которая сложилась в Советском Союзе вместо настоящего социализма. «За этот год мы доказали с полной ясностью, что хозяйничать мы не умеем. Это основной урок. Либо в ближайший год мы докажем обратное, либо Советская власть существовать не может. И самая большая опасность — что не все это сознают. Если бы все коммунисты, ответственные работники, ясно сознали: не умеем, давайте учиться сначала, тогда выиграем дело, — это, по-моему, был бы основной, коренной вывод. Но этого не сознают и уверены, что если кто так думает, то это неразвитой народ, не учились, мол, коммунизму, - может быть, поймут, поучатся. Нет, извините, не в том дело, что крестьянин, беспартийный рабочий не учились коммунизму, а в том дело, что миновали времена, когда нужно было развить программу и призвать народ к выполнению этой великой программы. Это время прошло, теперь нужно доказать, что вы при нынешнем трудном положении умеете практически помочь хозяйству рабочего и мужика, чтобы они видели, что соревнование вы выдержали». Ленин ещё в 1922 году на XI съезде предупреждал соратников по партии: не научитесь хозяйствовать — не удержится Советская власть. Все семидесятые и восьмидесятые годы постоянно говорили и проблемах в промышленности и сельском хозяйстве, о низкой производительности, о долгостроях, плохом качестве выпускаемой продукции, которая часто оказывалась никому не нужна. Неужели Политбюро оказалось таким бессильным, и Брежнева, кроме охоты и медалей на парадный пиджак, ничего больше не интересовало? Ленин говорил на XI съезде: «Коренное и главное, что мы приобрели "нового" на этом съезде, — это живое доказательство неправоты наших врагов, которые не уставая твердили и твердят, что партия наша впадает в старчество, теряет гибкость ума и гибкость всего своего организма». К сожалению, к 80-м годам партия впала в старчество, потеряла гибкость ума и гибкость всего своего организма, то есть — она уже не была ленинской коммунистической партией.

Когда КПСС запретили, большая часть населения облегчённо вздохнула, в том числе и рабочие, чьи интересы эта партия должна была защищать. Партийные руководители 70-х и 80-х годов дружными усилиями опорочили благородные идеи социализма, довели крепкую и устойчивую страну до кризиса, с которым не смогли справиться. А ведь Ленин и Сталин сохранили не только государство, но и социальный строй в гораздо более тяжёлых, порой совсем безнадёжных условиях гражданской и Великой отечественной войн. Хрущёв, Брежнев и Горбачёв были не то, что плохими людьми, они просто были недостойны руководить великой страной и оказались не на своём месте.

В поисках причины, почему началось моральное ослабление партии, иногда указывают на Великую Отечественную войну. К XVIII съезду в 1939 году коммунистическая партия насчитывала 2,5 млн членов. Практически весь этот состав погиб на полях сражений. В 1952 году партия уже насчитывала свыше 6 млн членов. То есть на момент окончания послевоенного восстановительного периода коммунисты довоенного приёма составляли в ней заведомое меньшинство. Основное пополнение формировали фронтовики, часто вступавшие в партию по упрощённой схеме, перед боем, говоря «если погибну, считайте меня коммунистом», а также труженики тыла, чью политическую зрелость товарищи оценивали по производственным показателям. Ясно, что сразу после войны эта часть партии была весьма неоднородной и ещё очень сырая с точки зрения идейно-теоретической подготовки. Эти люди становились коммунистами главным образом из патриотических побуждений. Закалённые в боевой обстановке, они подчас оказывались не готовы к будничной, дисциплинированной работе, не могли устоять перед соблазнами обычной мирной жизни, а то и вовсе считали, что «завоевали» себе «право наконец пожить», которое часто рисовалось им в иллюзорных, далеко не аскетических тонах. Конечно, в идейном смысле эти люди уступали большевикам, прошедшим подпольную жизнь при царе, революцию, гражданскую войну, восстановление страны и энтузиазм первых пятилеток и вступавших в партию по идейным причинам и готовым всю жизнь бороться за правое дело.

Конфуций говорил: «Народ можно заставить следовать должным путём, но нельзя ему объяснить почему» («Суждения и беседы», VIII, 9). Смысл здесь в том, что народ по своему невежеству не в состоянии понять отвлечённых рассуждений о нравственности и морали, а ему нужен живой пример исполнения нравственных принципов его руководителями и правителями. Хороши правители и руководители, хорош и народ, и наоборот. Когда российскими коммунистами руководили Ленин и Сталин, это была партия достойных людей. А под водительством Хрущёва, Брежнева и Горбачёва партия стала другой, морально опустившейся.

В годы перестройки в 80-е годы был популярен такой анекдот. Горбачёв обсуждает с женой трудности реформ. Та говорит: «Я тайком занимаюсь спиритизмом, давай вызовем дух Сталина, спросим совета». «Да ты что, я же коммунист, я в это не верю!». Но через некоторое время, не видя выхода, согласился. Вызвали дух Сталина: «Иосиф Виссарионович, что посоветуете?». Тот отвечает: «Пункт первый — расстрелять всех членов Политбюро. Пункт второй — восстановить Совнархозы». Горбачёв, удивлённо: «Но зачем же опять Совнархозы, были же при Хрущёве, никакой пользы от них!». Сталин со своим характерным кавказским акцентом: «Я так и думал, что по первому пункту возражений не будет». В этом анекдоте отразились народные чаяния.

 

От социализма к капитализму

Маркс не рассматривал Россию как страну, в которой в обозримом для него будущем может произойти пролетарская революция, поскольку в ней, в отличие от Англии, Франции и Германии, ещё не созрели материальные, то есть объективные предпосылки. Революция в России произошла не в соответствии с теорией Маркса. Но это было не из-за его заблуждений, а вследствие того, что законы общественного развития не являются раз и навсегда установленными, а меняются со временем.

Экономические условия в XX веке отличались от тех, что были в XIX веке. Соответственно, изменились и общественные законы. То, что пролетарская революция произошла не в наиболее развитых странах — как когда-то надеялись Маркс и Энгельс, а в более отсталой России, и было как раз следствием этих законов. Ленин понял, что цепь империализма может быть прорвана в своём наиболее слабом место, коим оказалась Россия. А позже, в 30-е годы Сталин, развил ленинский вывод, что социализм может победить в одной стране, а не одновременно в нескольких, как полагал Маркс. Он пришёл к выводу, что социалистическое государство может не только в одиночку победить, но и существовать в капиталистическом окружении.

Кто-то может сказать, что здесь законы, открытые Лениным и Сталиным, не сработали, поскольку социализм в России сдал свои позиции. Но во-первых, есть ещё социалистический Китай. И во-вторых, и в России социализм не проиграл, а отступил, но он может и вернуться. Партийное руководство Советского Союза, слепо и догматически следуя идеям Ленина 20-х годов, не поняло, что экономические отношения в 60-е годы уже изменились, соответственно, нужно было искать и применять новые законы этих отношений. Хотя в России в настоящее время получили развитие рыночные отношения, существует значительная частная собственность и развелось много капиталистов, многие завоевания социализма сохранились. И самое главное, люди помнят о достоинствах социалистического образа жизни, и социалистическая идея большинству населения представляется значительно более привлекательной, чем частно-собственническая.

С первых дней построение социализма в России имело свою, российскую специфику. Советская власть должна была не заменить одну форму эксплуатации другой формой, как это было в старых революциях, а ликвидировать всякую эксплуатацию. Это задача была общей для всех стран. Российской же особенностью было то, что ввиду отсутствия в стране каких-либо готовых зачатков социалистического хозяйства, нужно было создать их, так сказать, на «пустом месте».

Советская власть выполнила эту задачу «потому, что она опиралась на экономический закон обязательного соответствия производственных отношений характеру производительных сил. Производительные силы нашей страны, особенно в промышленности, имели общественный характер, форма же собственности была частная, капиталистическая. Опираясь на экономический закон обязательного соответствия производственных отношений характеру производительных сил, Советская власть обобществила средства производства, сделала их собственностью всего народа и тем уничтожила систему эксплуатации, создала социалистические формы хозяйства. Не будь этого закона и не опираясь на него, Советская власть не смогла бы выполнить своей задачи» (Сталин, «Экономические проблемы в СССР»). В отличие от законов естествознания, где открытие и применение нового закона проходит более или менее гладко, в экономической области открытие и применение нового закона, задевающего интересы отживающих сил общества, встречают сильнейшее сопротивление со стороны этих сил. Нужна, следовательно, сила, общественная сила, способная преодолеть это сопротивление. Сталин отмечал в той же работе: «Такая сила нашлась в нашей стране в виде союза рабочего класса и крестьянства, представляющих подавляющее большинство общества. Такой силы не нашлось ещё в других, капиталистических странах. В этом секрет того, что Советской власти удалось разбить старые силы общества, а экономический закон обязательного соответствия производственных отношений характеру производительных сил получил у нас полный простор».

Сталин указал в упомянутой работе на один общественный закон: «Закон планомерного развития народного хозяйства возник как противовес закону конкуренции и анархии производства при капитализме. Он возник на базе обобществления средств производства, после того, как закон конкуренции и анархии производства потерял силу. Он вступил в действие потому, что социалистическое народное хозяйство можно вести лишь на основе экономического закона планомерного развития народного хозяйства. Это значит, что закон планомерного развития народного хозяйства дает возможность нашим планирующим органам правильно планировать общественное производство. Но возможность нельзя смешивать с действительностью. Это — две разные вещи. Чтобы эту возможность превратить в действительность, нужно изучить этот экономический закон, нужно овладеть им, нужно научиться применять его с полным знанием дела, нужно составлять такие планы, которые полностью отражают требования этого закона. Нельзя сказать, что наши годовые и пятилетние планы полностью отражают требования этого экономического закона».

Как известно, в Советском Союзе основная проблема была именно с планированием. Здесь были две стороны. Первая — пятилетние планы постоянно не выполнялись по некоторым, зачастую очень важным, пунктам. Особенно это стало проявляться с 60-х годов. Здесь мы имеем несовпадение между желанием чего-то добиться, и возможностью это сделать. С другой стороны, в стране всё время не хватало множества продуктов, а в то же время выпускалось огромное количество товаров, которые никто не покупал. То есть то преимущество идеального социализма, когда общество чётко определяет, что нужно населению и организует производство этого — не реализовалось. Почему это происходило? Законы общественного развития, согласно марксизму, существуют независимо от воли людей. Но от способностей конкретных людей зависит определить эти законы и привести в действие. Причём последнее — крайне важно. Ибо, если закон хоть и определён, но не реализован, то нет экспериментального доказательства его существования. Следовательно, это не закон, а лишь гипотеза.

В Советском Союзе построением социализма (а следовательно и всей государственной деятельностью) руководила партия (коммунистическая). Она и должна была обнаруживать новые законы постоянно меняющегося общественного развития и применять их в интересах народа. Обнаружить и применить — дело крайне сложное и доступное не каждому. При Ленине и Сталине Советский Союз постоянно двигался вперёд и в экономическом и в интеллектуальном развитии. Объяснялось это редким сочетанием в этих руководителях двух качеств. Первое — исключительно высокий уровень умственного развития, позволяющий им при анализе текущей политической и экономической ситуации находить реальные закономерности. Второе — их столь же исключительно высокие качества руководителей и организаторов, позволяющие им вести за собой всю страну. То есть они могли не только определить текущие законы общественного развития, но использовать их.

Партийные руководители, бывшие у власти после Сталина, такими качествами не обладали и вести страну в правильном направлении не могли, поскольку это самое правильное направление они не могли определить. Но ведь были ещё миллионы коммунистов, были научные институты, занимавшиеся развитием марксизма-ленинизма. Почему же они не смогли найти решения тех проблем, которые постоянно возникали в советском обществе? О причинах этого можно лишь строить гипотезы.

Мы не можем утверждать, что победа социализма в России была закономерна и неизбежна. В Англии в XIX веке не раз, по оценкам Маркса и Энгельса, создавалась ситуация крайне благоприятная для пролетарской революции, но этого так и не произошло. Относительно Германии в конце XIX века Энгельс был совершенно был уверен в скором приходе социализма, поскольку германская социал-демократия росла не по годам, и социалистические идеи завоёвывали всё большую популярность. Но в XIX веке прорыва не случилось. В 1918 году после военного поражения Германии условия для социалистической революции были крайне благоприятны ввиду крайней слабости буржуазного правительства. Но революция вспыхнула не во всей Германии, а лишь в некоторых землях и была быстро подавлена. Социал-демократическая партия была крупнейшей в стране, часто формировала правительство, но в 1933 году значительная часть трудящихся на свободных и демократических выборах проголосовала не за коммунистические, а за национал-социалистические идеи, поставив тем самым окончательный крест на возможность социалистических преобразований в Западной Европе.

То есть, даже когда для пролетарской революции складываются благоприятные обстоятельства, она может и не осуществиться. Всё зависит от человеческого фактора. В России нашлось достаточное количество энергичных и целеустремлённых людей, которые, объединившись в политическую организацию, сумели захватить власть и начать преобразовывать общество на социалистических принципах. Исключительно важно, что нашлись выдающиеся руководители, Ленин и Сталин. Не будь этих двоих, и ещё группы талантливых товарищей, не было бы в России социализма ни в каком виде.

Но победа социализма в стране, как показал опыт Советского Союза, не означает невозможность возврата капиталистических общественных отношений. После смерти Сталина у власти не появилось ни выдающихся теоретиков марксизма-ленинизма, ни достаточно многочисленной группы толковых организаторов. Партийная верхушка посчитала, что позициям социализма в стране ничего не угрожает. Действительно, эксплуататорские классы ликвидированы, все средства производства находятся в общественных руках. Но с другой стороны, пока не будет создана эффективно работающая система планирования, социализма ещё нет, а есть только переходный период к нему. Потому, что без этой системы социалистическое общество не станет лучшим по сравнению с капиталистическим, ибо смысл коммунизма (социализма) в том, чтобы обеспечить всем людям лучшую жизнь по сравнению с капитализмом.

Проблемы в экономике становились всё более острыми, и народ увидел, что партия не может предложить реального выхода. Тогда показалось естественным разрешить мелкое частное производство, небольшие кооперативы, которые могут продавать свою продукцию не по государственным, а по рыночным ценам. В КПСС возник раскол: многие её члены считали введение частного производства возрождением мелкой буржуазии и изменой социалистическим принципам. Они препятствовали всяким реформам. Все суетились, получалась кутерьма; практического мер никто не предлагал, а все рассуждали, как осуществить перестройку, и результата никакого не получалось. Люди поняли, что с такой партией ничего не изменишь, а оставлять всё по-старому не было никакой возможности, поскольку полки в магазинах стремительно пустели.

В конце 80-х годов экономический кризис всё ускорялся, начались проблемы со снабжением продовольствием. В качестве отчаянной меры было отменено государственное регулирование цен. Стоимость продуктов питания и других товаров резко выросла. Дефицит товаров и их дороговизна создали благоприятные условия для спекуляции, которая стала бурно развиваться. Правительство во всё большей мере теряло контроль над ситуацией, что было странно, поскольку у него и политической власти и экономических средств было вполне достаточно.

Когда стало ясно, что с экономическим кризисом справиться не получается, никакого плана социалистических реформ не придумали и посчитали, что единственным выходом является переход к рыночной системе, к свободе товарооборота, аналогичной западной. А что такое свобода оборота? Это есть свобода торговли, а свобода торговли означает возврат к капитализму. Свобода оборота и свобода торговли — это значит товарный обмен между отдельными мелкими хозяевами. Отсюда неизбежно вытекает деление товаропроизводителя на владельца капитала и на владельца рабочих рук, разделение на капиталиста и на наемного рабочего, то есть воссоздание снова капиталистического наёмного рабства.

Но само по себе это решение не обязательно должно было привести к переходу от социализма к капитализму. В нашей истории уже был период, когда принималось такое решение — на X съезде РКП (б) в 1921 году. Тогда Ленин о свободном обороте сказал: «Мы можем в порядочной степени свободный местный оборот допустить, не разрушая, а укрепляя политическую власть пролетариата. Как это сделать — это дело практики. Моё дело доказать вам, что теоретически это мыслимо».

Ленин определил важные условия для введения ограниченных капиталистических отношений: «Пролетарское государство, не изменяя своей сущности, может допускать свободу торговли и развитие капитализма лишь до известной меры и только при условии государственного регулирования (надзора, контроля, определения форм, порядка и так далее) частной торговли и частнохозяйственного капитализма. Успех такого регулирования зависит не только от госвласти, но ещё больше от степени зрелости пролетариата и трудящихся масс вообще, затем от уровня культуры и так далее » (проект тезисов о роли и задачах профсоюзов в условиях новой экономической политики). Но в реальности Советское правительство в условиях, сложившихся к концу 80-х годов, не смогло осуществлять действенное государственное регулирование.

В 1989 году была разработана программа экономических преобразований Абалкина и Рыжкова, которая обсуждалась на II съезде народных депутатов СССР и имела статус правительственной.  Предполагалось вхождение в рынок в два этапа, по три года каждый. На первом этапе (1990–1992 годы) должно было начаться  «преодоление кризиса в экономике, и прежде всего бюджетного дефицита и разбалансированности потребительского рынка», проведение налоговой реформы и реформы ценообразования. Добиться этого предполагалось через сочетание директивных мер с «нарастающим воздействием экономических рычагов». После этого должен был последовать второй этап (1993–1995 годы), который привел бы страну к «активизации рынка». Но этой программе, в итоге, не дали хода. Верховный Совет РСФСР в противовес ей принял решение о реализации с 1 ноября этого года программы «500 дней» для РСФСР.

Если целью программы Абалкина-Рыжкова было построение смешанной экономики под контролем государства, то целью программы «500 дней» было децентрализация и разгосударствление экономики.

24 декабря 1990 года, после принятия Закона РСФСР N 443-1 «О собственности в РСФСР», на территории России была узаконена частная собственность. Там же (статья 25) было законодательно закреплено понятие приватизации, как передачи государственного или муниципального имущества в частные руки. Этот день и можно считать официальным концом социализма в России. В статье 10 Закона, в частности, говорилось, что в собственности гражданина могут находиться средства массовой информации, что означало конец монополии государства на информацию. Кроме того, в собственности гражданина могут находиться: «предприятия, имущественные комплексы в сфере производства товаров, бытового обслуживания, торговли, иной сфере предпринимательской деятельности, здания, сооружения, оборудование, транспортные средства и иные средства производства; — любое другое имущество производственного, потребительского, социального, культурного и иного назначения, за исключением отдельных предусмотренных в законодательных актах видов имущества, которое по соображениям государственной или общественной безопасности либо в соответствии с международными обязательствами не может принадлежать гражданину». То есть, то фундаментальное для социализма положение, что средства производства находятся только в общественной собственности, было отменено.

Сама по себе идея приватизации части предприятий, для того, чтобы снять финансовую нагрузку с государства в условиях острого экономического кризиса не была новой для нашей страны: «Одна из самых важных задач хозяйственного строительства и безусловно самая злободневная теперь — это сокращение числа заведений и предприятий, находящихся на государственном снабжении. Только минимум самых крупных, наилучше оборудованных и обставленных предприятий, фабрик, заводов, рудников надо оставить на госснабжении, строго проверив наличные ресурсы. Предписываю немедленно произвести ещё раз такую проверку и ещё раз сократить число предприятий на государственном снабжении; список оставляемых на госснабжении предприятий составить тотчас и к первому октябрю сего года прислать в СТО. Исполнение за личной ответственностью всех членов экономсоветов и особенно губстатбюро. За недостаточно тщательное сокращение числа предприятий буду отдавать под суд» ( Ленин, телеграмма всем областным и губернским экономсовещаниям, Председателю ВСНХ для всех отделов и отраслей промышленности, 12 сентября 1921 г.).

И социалистический уклад, и саму страну вполне можно было сохранить. Политика гласности и многочисленные митинги этому не мешали. Ведь всё это уже было: «И мы говорим, что надо построить всякую крупную отрасль народного хозяйства на личной заинтересованности. Обсуждение — сообща, а ответственность — единолична. От неумения осуществить это начало мы страдаем на каждом шагу. Вся новая экономическая политика требует, чтобы это деление было проведено с абсолютной резкостью, с безусловной четкостью. Когда народ перешёл к новым экономическим условиям, он бросился обсуждать, что из этого выйдет и как это надо по-новому построить. Не пройдя через общие обсуждения, нельзя было ничего начинать, потому что народ держали десятки и сотни лет под запретом что-нибудь обсуждать, а революция не могла развиваться иначе, как через период всеобщего универсального митингования по всем вопросам...Митингуй, но управляй без малейшего колебания, управляй твёрже, чем управлял до тебя капиталист. Иначе ты его не победишь. Ты должен помнить, что управление должно быть ещё более строгое, ещё более твёрдое, чем прежде» (Ленин, доклад на II всероссийском съезде политпросветов, 17.10.1921 г.). Партийное руководство оказалось слабым, и вместо усиления управления, оно его вовсе потеряло.

Весьма распространено мнение, что можно было избежать тех процессов, которые привели к распаду Советского Союза, если бы Горбачёв и его окружение повели себя по-другому. То есть причины — в конкретных людях. Причём, так думают и многие российские коммунисты. Но вряд ли дело в отдельных личностях, ведь большая часть населения была недовольно и экономическим и идеологическим положением в стране. Похожую ситуацию рассматривал Энгельс в опубликованной в газете «New-York Daily Tribune» в 1852 году статье «Революция и контрреволюция в Германии»: «Что внезапно вспыхнувшие в феврале и марте 1848 года движения были не делом отдельных личностей, а стихийным, непреодолимым выражением нужд и потребностей народов — потребностей, доходивших до сознания с большей или меньшей ясностью, но ощущавшихся весьма отчетливо различными классами каждой страны, — это теперь признается всеми. Но когда приступаешь к выяснению причин успеха контрреволюции, то повсюду наталкиваешься на готовый ответ, будто дело в господине А или в гражданине Б, которые «предали» народ. Этот ответ, смотря по обстоятельствам, может быть правильным или нет, но ни при каких обстоятельствах он ничего не объясняет, не показывает даже, как могло случиться, что "народ" позволил себя предать». Здесь речь идёт о провале революции во Франции в 1848 году. И говоря о роли личности, Энгельс продолжает: «Никто из здравомыслящих людей никогда не поверит, чтобы одиннадцать человек [членов французского временного правительства], большинство которых были к тому же личностями весьма посредственными, одинаково неспособными как к добру, так и к злу, могли в течение трех месяцев погубить тридцатишестимиллионную нацию [то есть французов], если бы эти тридцать шесть миллионов не разбирались так же мало в том, куда им идти, как и эти одиннадцать. Вопрос и заключается именно в том, как могло произойти, что эти тридцать шесть миллионов, блуждавшие в известной мере как в потёмках, вдруг были призваны самостоятельно определить свой путь; и как случилось, что они затем совершенно сбились с пути».

В применении к российским событиям конца 80-х годов XX века вместо 36 миллионов нужно взять 270 миллионов. Перестройка и гласность — это как раз тот случай, когда массам было предложено «самостоятельно определить свой путь», а массы ничего и предложить не смогли. Под демократией понимают осуществление воли народа, а народ всегда ли может определить свою волю?

Если Ленин и его соратники напряжённо искали и находили пути развития нового социалистического общества, то в восьмидесятые годы коммунисты на это уже не были способны. Те же люди, которые в эти годы скромно причисляли себя к интеллигенции, которая по своей старой привычке должна быть всегда против официальной идеологии, особой умственной изобретательность не отличались. Как писал Солженицын: «Среди советских людей, имеющих неказённый образ мнений, почти всеобщим является представление, что нужно нашему обществу, чего следует добиваться, к чему стремиться: свобода и парламентская многопартийная система. Сторонники этого взгляда объемлют и всех сторонников социализма и шире того. Это представление столь единодушно, что возразить ему даже выглядит неприлично (в кругах неофициальных, разумеется). В этом почти полном единодушии сказывается наша традиционная пассивная подражательность Западу: пути для России могут быть только повторительные» («На возврате дыхания и сознания»).

Для разрушения у людей хватило сил, нашлось довольно ненависти и дурных инстинктов, чтобы до конца расшатать то, что создавалась десятилетиями. Но когда пришлось создавать новое, оказалось, что это вовсе не так легко, как представлялось кухонным мечтателям, что всё их остроумие — пустая игра фантазии и они, измученные и растерявшиеся, прибегли, наконец, к старому доброму капитализму, который уже ранее когда-то был отвергнут.

Так почему же коммунисты проиграли? «И тут нужно ясно поставить вопрос: в чём наша сила и чего нам не хватает? Политической власти совершенно достаточно. Едва ли кто-нибудь найдется здесь, который бы указал, что в таком-то практическом вопросе, в таком-то деловом учреждении у коммунистов, у коммунистической партии власти недостаточно... Основная экономическая сила — в наших руках. Все решающие крупные предприятия, железные дороги и так далее — они все в наших руках...Экономической силы в руках пролетарского государства России совершенно достаточно для того, чтобы обеспечить переход к коммунизму. Чего же не хватает? Ясное дело, чего не хватает: не хватает культурности тому слою коммунистов, который управляет» (Ленин, речь на XI съезде РКП (б)).

«Кто же мог ожидать, кто же бы взялся предсказать, что самая мощная Империя мира рухнет с такой непостижимой быстротой?» Это не о распаде Советского союза. Это писал Солженицын о крахе Российской империи в 1917 году («Размышление над Февральской революцией», 1983 год). И что же мы опять наступаем на те же грабли! Но может быть, это такой путь развития и обновления у России?

Россия, в конце-концов, переболела большевизмом — марксизмом в русской интерпретации. Весьма живописно описал этот процесс юрист и публицист Валентин Николаевич Сперанский (1877-1957):

«Я позволю себе по этому поводу одно сравнение, чисто медицинское: бывает, что клиническая картина представляется неопытному взору беспросветно-удручающей; больной весь горит, бурно бредит, измождённое тело всё трепещет, как будто в предсмертных судорогах. И тем не менее хороший врач уверенно говорит, что разрушительный яд уже пошёл на убыль, что свершился спасительный кризис, и что скоро дело пойдёт, медленно, но верно к выздоровлению…

Так именно и случилось с нашей родиной: страшные, самоубийственные соблазны большевизма изведаны ею до дна; вся широта кощунственного дерзания и вся глубина нравственного падения стали горьким временным уделом многих и многих её сынов. Суровый закаляющий опыт пережит русским народом не напрасно» («Религиозно-психологические наброски современной России», Путь, № 5, 1926 г.).

Социалистическая идея в России отступила. Это видно даже из деятельности нынешних коммунистов. У них нет никакой обоснованной программы для развития страны. Голоса избирателей за нынешних членов коммунистической партии на выборах — это не голоса за новую будущую жизнь, а ностальгия по прошлым, приукрашенным в воспоминаниях, старым, добрым временам.

 

Власть партии или власть народа

В марксистской теории было два противоречия, которые определяли её будущее поражение, что и доказал крах социализма в России.

1. Противоречие между анархистским отрицанием государства и коммунистическим утверждением обобществления орудий производства, следовательно, утверждением и усилением государства.

2. Противоречие между идеей диктатуры пролетариата и идеей непосредственной демократией. С особенной силой это противоречие выступает у Энгельса: «Демократическая республика есть специфическая форма для диктатуры пролетариата» («Отзыв о проекте Эрфуртской программы», 1891 г.). В действительности всякая демократическая республика противится диктатуре и всякая диктатура уничтожает демократию. Демократия несовместима с социализмом.

Но даже и выражение «диктатура пролетариата» противоречиво. Пролетариат не может стать диктатором, он может только выставить диктатора или подчиниться диктатору. В реальной жизни «диктатура пролетариата» означает «диктатуру во имя пролетариата» и всегда, в конце-концов, «диктатуру над пролетариатом». Не случайно ведь рабочие в Советском Союзе не встали на защиту «своей» Коммунистической партии, когда у неё отнимали власть в начале 90-х годов XX века. Утверждение же диктатуры, как временной и переходной, тоже лишено смысла, поскольку давно замечено, что всякая диктатура стремится увековечить себя.

Власть в Советском Союзе называлась советской, поскольку страна управлялась советами: от сельских до Верховного. Выборы в эти органы были прямыми и тайными. По Конституции 1936 года (сталинской) право выставления кандидатов давалось только общественными организациями и обществами трудящихся: коммунистическими партийными организациями, профессиональными союзами, кооперативами, организациями молодежи, культурными обществами. По Конституции 1977 года (брежневской) это право расширилось на трудовые коллективы и собрания военнослужащих.

Существовала, правда, одна тонкость: кандидат всегда был только один — от блока коммунистов и беспартийных. Этот кандидат подбирался в партийных органах, затем устраивались собрания в трудовых коллективах, где заранее назначенный человек предлагал выдвинуть в кандидаты в депутаты подобранного человека, ещё несколько выступающих рассказывали о кандидате и поддерживали его кандидатуру. Затем собрание единогласно, иного и быть не могло, выдвигало указанного кандидата. В назначенное время проходили выборы, где на всех участках был только один кандидат. Самое главное на таких выборах — чтобы побольше народу пришло голосовать. А затем избирательные комиссии с гордость объявляли, что кандидата блока коммунистов и беспартийных поддержало 99% избирателей.

Конечно, выборы из одного единственного кандидата выглядят абсурдными, и народ относился к ним с пренебрежением, понимая, что его мнения, по существу, никто и не спрашивал. Непонятно, зачем КПСС было устраивать эту дискредитацию самой идеи народовластия. Ведь можно же было выдвигать нескольких кандидатов от разных трудовых коллективов, пусть даже и утверждённых каким-нибудь райкомом или обкомом партии. Были бы встречи с избирателями, разные программы, был бы реальный выбор. Всё это особенно удивительно, поскольку именно такая состязательность и предполагалась. В интервью председателю американского газетного объединения «Скриппс-Говард Ньюспейперс» (Scripps-Howard Newspapers) Рою Говарду 1 марта 1936 года Сталин говорил о выборах в рамках советской системы:

«Вам кажется, что не будет избирательной борьбы. Но она будет, и я предвижу весьма оживлённую избирательную борьбу. У нас немало учреждений, которые работают плохо. Бывает, что тот или иной местный орган власти не умеет удовлетворить те или иные из многосторонних и всё возрастающих потребностей трудящихся города и деревни. Построил ли ты или не построил хорошую школу? Улучшил ли ты жилищные условия? Не бюрократ ли ты? Помог ли ты сделать наш труд более эффективным, нашу жизнь более культурной? Таковы будут критерии, с которыми миллионы избирателей будут подходить к кандидатам, отбрасывая негодных, вычеркивая их из списков, выдвигая лучших и выставляя их кандидатуры. Да, избирательная борьба будет оживлённой, она будет протекать вокруг множества острейших вопросов, главным образом вопросов практических, имеющих первостепенное значение для народа. Наша новая избирательная система подтянет все учреждения и организации, заставит их улучшить свою работу. Всеобщие, равные, прямые и тайные выборы в СССР будут хлыстом в руках населения против плохо работающих органов власти. Наша новая советская конституция будет, по-моему, самой демократической конституцией из всех существующих в мире».

Так задумывалось, и почему же партия отказалась от реального народовластия при Брежневе?

Эту проблему понимал Горбачёв, который инициировал изменения в системе выборов, чтобы добиться реального народовластия. 1 декабря 1988 года был принят закон «Об изменениях и дополнениях Конституции (Основного Закона) СССР», на основании которого были внесены поправки в Конституцию в редакции 1977 года. По Конституции 1977 года высшим органом государственной власти СССР являлся Верховный Совет, но после 1988 года таким органом стал Съезд народных депутатов СССР».

Поправки к Конституции вводили понятие высшего должностного лица — Председателя Верховного Совета СССР. Впоследствии должность Председателя плавно перешла в появление должности Президента, которого избирал не съезд, которого после 19991 года уже не было, а весь народ. Таким образом, Россия перешла к форме правления, в определённой мере напоминающую монархическую. Существовавшее до этого государственное устройство с Президиумом Верховного Совета более соответствовала парламентской форме. Вопрос о парламентской и президентской формах обсуждался ещё при подготовке Конституции 1936 года: «Предлагают дополнение к 48-й статье проекта Конституции, в силу которого требуют, чтобы председатель Президиума Верховного Совета Союза ССР избирался не Верховным Советом СССР, а всем населением страны. Я думаю, что это дополнение неправильно, ибо оно не соответствует духу нашей Конституции. По системе нашей Конституции в СССР не должно быть единоличного президента, избираемого всем населением, наравне с Верховным Советом, и могущего противопоставлять себя Верховному Совету. Президент в СССР коллегиальный, — это Президиум Верховного Совета, включая и председателя Президиума Верховного Совета, избираемый не всем населением, а Верховным Советом и подотчетный Верховному Совету. Опыт истории показывает, что такое построение верховных органов является наиболее демократическим, гарантирующим страну от нежелательных случайностей» (Сталин, «О проекте Конституции Союза ССР», Доклад на Чрезвычайном VIII Всесоюзном съезде Советов 25 ноября 1936 года). Конституция была весьма демократической по своей сути, но это был по многим пунктам формальный документ, поскольку реальным руководящим органом был не Верховный Совет, а ЦК партии, а власть Сталина превосходила по свой мощи власть любого президента.

По новому правилу, введённом в 1988 году, с целью обеспечения представительства общественных организаций треть мест были забронированы за ними, в том числе за КПСС и комсомолом. Существенно изменились права на выдвижения кандидатов в депутаты. Казалось бы, какие здесь могут быть оговоренные права — все, кто хочет, должны иметь такое право, но в СССР ещё с 20-х годов существовали ограничения. В новых изменениях Конституции добавились ещё и возможность выдвигать кандидатов собраниями избирателей по месту жительства, что было принципиальным новшеством, поскольку ещё в Программе партии 1919 года говорилось: «Советское государство сближает государственный аппарат с массами также тем, что избирательной единицей и основной ячейкой государства становится не территориальный округ, а производственная единица (завод, фабрика)». Кроме того, было разрешено самовыдвижение. И появился, наконец, важнейший пункт о том, что в избирательные бюллетени может быть включено любое число кандидатов. Это кажется очевидным, раз выборы, то и число фамилий в бюллетене может быть любым, но ведь ранее была всегда только одна фамилия.

Выборы депутатов первого Съезда народных депутатов СССР прошли 26 марта — 21 мая 1989 года. Всего было 5 Съездов народных депутатов СССР. Последний состоялся 5 сентября 1991 года и объявил о самороспуске из-за ликвидации СССР. Конечно, возникает вопрос: почему Советский Союз распался всего через два года после первых демократических выборов? Казалось бы, начинается новая жизнь, появляются новые надежды на решение набежавших проблем?

Политическая система Советского Союза была достаточно противоречива. Возьмём, к примеру, классовый состав. В Конституции 1936 года сказано: «Союз Советских Социалистических Республик есть социалистическое государство рабочих и крестьян». То есть, сохраняется классовое общество. Эти классы определил ещё Маркс: «Собственники одной только рабочей силы, собственники капитала и земельные собственники, соответственными источниками доходов которых является заработная плата, прибыль и земельная рента, следовательно, наёмные рабочие, капиталисты и земельные собственники образуют три больших класса современного общества, покоящегося на капиталистическом способе производства» (Капитал», том III). Собственники капитала были ликвидированы, остались собственники рабочей силы — рабочие, и земельные собственники — крестьяне. Интеллигенция отдельно не выделялась, поскольку она в СССР вся происходила из рабочих и крестьян, потому к этим классам и относилась: «О чём говорит 1-я статья проекта Конституции? Она говорит о классовом составе советского общества. Можем ли мы, марксисты, обойти в Конституции вопрос о классовом составе нашего общества? Нет, не можем. Советское общество состоит, как известно, из двух классов, из рабочих и крестьян, 1-я статья проекта Конституции об этом именно и говорит. Стало быть, 1-я статья проекта Конституции правильно отображает классовый состав нашего общества. Могут спросить: а трудовая интеллигенция? Интеллигенция никогда не была и не может быть классом, — она была и остается прослойкой, рекрутирующей своих членов среди всех классов общества. В старое время интеллигенция рекрутировала своих членов среди дворян, буржуазии, отчасти среди крестьян и лишь в самой незначительной степени среди рабочих. В наше, советское время интеллигенция рекрутирует своих членов главным образом среди рабочих и крестьян. Но как бы она ни рекрутировалась и какой бы характер она ни носила, интеллигенция все же является прослойкой, а не классом» (Сталин, доклад «О проекте Конституции Союза ССР Доклад на Чрезвычайном VIII Всесоюзном съезде Советов 25 ноября 1936 года»).

Классовый состав общества продолжал сохраняться ещё долгое время. В Программе КПСС, принятой на съезде в 1961 году, говорилось: «Социализм разрешил великую социальную проблему — ликвидировал эксплуататорские классы и причины, порождающие эксплуатацию человека человеком. В СССР остались два дружественных класса — рабочий класс и крестьянство...На базе общности коренных интересов рабочих, крестьян, интеллигенции сложилось нерушимое социально-политическое и идейное единство советского народа». Естественно, возникает вопрос: а нужна ли диктатура пролетариата, если уже нет классов, для подавления сопротивления которых она и была предназначена?

Наконец, в 70-е годы было признано, что в СССР построено бесклассовое общество. В Конституции 1977 года говорилось: «Сложилось социально-политическое и идейное единство советского общества, ведущей силой которого выступает рабочий класс. Выполнив задачи диктатуры пролетариата, Советское государство стало общенародным». Ленин не раз подчёркивал, что диктатура пролетариата является высшим типом демократии при классовом обществе, формой пролетарской демократии, выражающей интересы большинства (эксплуатируемых), — в противовес демократии капиталистической, выражающей интересы меньшинства (эксплуататоров). Естественно, возникал вопрос: нужна ли в бесклассовом обществе диктатура пролетариата?


 
Конституция 1936 г. Конституция 1977 г.
Статья 1. Союз Советских Социалистических Республик есть социалистическое государство рабочих и крестьян. Статья 1. Союз Советских Социалистических Республик есть социалистическое общенародное государство, выражающее волю и интересы рабочих, крестьян и интеллигенции, трудящихся всех наций и народностей страны.

Таким образом, классового общества уже нет, но есть партия рабочего класса, причём она осталась у власти.

В самой Конституции 1977 года уже просматривалось противоречие. В одной статье говорилось: «Статья 2. Вся власть в СССР принадлежит народу. Народ осуществляет государственную власть через Советы народных депутатов, составляющие политическую основу СССР. Все другие государственные органы подконтрольны и подотчётны Советам народных депутатов». Но в другой статье определялся другой источник власти: «Статья 6. Руководящей и направляющей силой советского общества, ядром его политической системы, государственных и общественных организаций является Коммунистическая партия Советского Союза. КПСС существует для народа и служит народу. Вооруженная марксистско-ленинским учением, Коммунистическая партия определяет генеральную перспективу развития общества, линию внутренней и внешней политики СССР, руководит великой созидательной деятельностью советского народа, придает планомерный научно обоснованный характер его борьбе за победу коммунизма». Подобного пункта в Конституции 1936 года не было и зачем он появился в этот момент? КПСС, как партия рабочего класса, стала в значительной мере партией всего народа, учитывая, что рабочий класс (вместе со служащими) составлял почти 85% населения. КПСС, строго говоря, — общественная организация. По Конституции она определяет «линию внутренней и внешней политики», но ведь это задачи правительства, таким образом, получается два центра власти. Одновременно это полностью обесценивало саму идею выборов в советы, поскольку становилось понятным, что граждане страны не могут влиять на внешнюю и внутреннюю политику, поскольку этим занимались не органы власти, а некая общественная организация.

Ещё Ленин говорил на X съезде, что «как правящая партия, мы не могли не сливать с "верхами" партийными "верхи" советские,— они у нас слиты и будут таковыми». В семидесятые годы для всех было ясно, что попасть во власть можно было лишь вступив в партию. Число членов КПСС достаточно быстро увеличивалось, и в партию вступало всё более людей, которых привлекала не идейная сторона построения коммунизма, а простое желание сделать карьеру. Поэтому партийный рост неизбежно приводил к ухудшению морального уровня партии в целом. «Мы боимся чрезмерного расширения партии, ибо к правительственной партии неминуемо стремятся примазаться карьеристы и проходимцы, которые заслуживают только того, чтобы их расстреливать» (Ленин, «Детская болезнь "левизны" в коммунизме»).


 
год Число членов КПСС
1927 1 212 505
1937 1 981 697
1945 5 760 369
1960 8 708 667
1977 15 994 476
1989 19 487 822

КПСС была заинтересована в увеличении числа своих членов, поскольку могла в таком случае присматривать за большим количеством людей.

В СССР всегда была только одна партия, и здесь была определённая идеология. Сталин объяснил это в уже упомянутом докладе: «Что касается свободы различных политических партий, то мы держимся здесь несколько иных взглядов. Партия есть часть класса, его передовая часть. Несколько партий, а значит и свобода партий может существовать лишь в таком обществе, где имеются антагонистические классы, интересы которых враждебны и непримиримы, где имеются, скажем, капиталисты и рабочие, помещики и крестьяне, кулаки и беднота и так далее. Но в СССР нет уже больше таких классов, как капиталисты, помещики, кулаки и тому подобное. В СССР имеются только два класса, рабочие и крестьяне, интересы которых не только не враждебны, а наоборот — дружественны. Стало быть, в СССР нет почвы для существования нескольких партий, а значит и для свободы этих партий. В СССР имеется почва только для одной партии — Коммунистической партии. В СССР может существовать лишь одна партия — партия коммунистов, смело и до конца защищающая интересы рабочих и крестьян».

Однопартийная система позволяет легче управлять государством, особенно когда нужно решать сложные задачи. Система власти в Китае во многом использовала опыт Советского Союза. Нынешний политический строй в этой стране — народная демократия, осуществляемая под руководством коммунистической партии. Дэн Сяопин объяснял, в чём достоинство такой системы: «Самое большое преимущество социалистического государства в том, что всё, что решено сделать, немедленно исполняется после принятого решения без каких-либо преград. Мы призвали к реформе хозяйственной системы, и страна сразу же взялась за дело. Мы решили учредить особые экономические районы, и они стали моментально создаваться. Всё это происходило без каких-либо осложнений, без взаимного возведения преград. Не было безрезультатных обсуждений. Не было постановлений, которые потом не исполнялись. На этом уровне эффективность у нас высокая. Нам нельзя перенимать у Запада так называемую демократию и разделение власти, нам нужно осуществлять социалистическую демократию и гарантировать преимущества социализма. Я говорю не об эффективности хозяйственного и административного управления, а об общей эффективности. Двухпалатная и многопартийная парламентарная система Запада нам не подходит. У нас тоже есть демократические партии, но все они принимают руководство со стороны коммунистической партии, и у нас осуществляется многопартийная консультативная система. Насчёт этого многие представители западной общественности тоже считают, что без руководящего ядра в такой большой стране, как Китай, во многом пришлось бы трудно, и в первую очередь ей не удалось бы справиться с проблемой питания» (Из беседы с членом Президиума ЦК Союза коммунистов Югославии Стефаном Корошецем 12.06.1987 г.).

После введения в Конституцию пункта о коммунистической партии как руководящей и направляющей силой советского общества любые выборы в органы советской власти потеряли всякий смысл и едва ли не официально превратились в формальность, чего прежде в Советском Союзе не было. Когда партия большевиков захватила власть в 1917 году, она стала предпринимать энергичные меры для её удержания. Это сопровождалось насилием по отношению к противникам партии. После победы в гражданской войне при создании нового государства Ленин добился лишения избирательных прав для тех лиц, которые при свободных выборах могли привести к власти другие партии. Со временем, большевики ликвидировали оппозиционные, то есть все оставшиеся ещё партии. Все эти жестокие меры предпринимались для удержания власти, то есть были временными. Но поскольку целью революции была передача власти всему народу, в Конституциях как 1924, так и 1936 и говорилось о формах народовластия. И хотя реальная власть всегда была у коммунистической партии, это не фиксировалась на уровне закона, и потому партия не являлась официальным органом власти. Она была партией рабочего класса, и с построением бесклассового общества её влияние на органы власти должно была снижаться. С подавлением сопротивления враждебных классов насилие должно было уменьшаться, а уровень свободы — увеличиваться, о чём писал Ленин: «Где есть подавление, там не может быть свободы, равенства и проч. Поэтому Энгельс и говорил: "пока пролетариат ещё нуждается в государстве, он нуждается в нём не в интересах свободы, а в интересах подавления своих противников; а когда становится возможным говорить о свободе, тогда государство, как таковое, перестаёт существовать"» («Пролетарская революция и ренегат Каутский»). В этом смысле Конституция 1977 года зафиксировала определённое ограничение свободы. Хотя официально социализм в стране уже был построен, но за 60 лет советской власти вероятность отхода от него была всё ещё достаточно велика, и в стране сохранялось серьёзное ограничение на обсуждение какого-либо иного политического курса, чем линия ЦК. Брежнев на майском 1977 года Пленуме высказался по этому поводу достаточно ясно: «Разумеется, товарищи, проект Конституции исходит из того, что права и свободы граждан не могут и не должны использоваться против нашего общественного строя, в ущерб интересам советского народа. Поэтому в проекте прямо говорится, например, что использование прав и свобод гражданами не должно наносить ущерб интересам общества и государства, правам других граждан, что политические свободы предоставляются в соответствии с интересами трудящихся и в целях укрепления социалистического строя». Принципиально важно здесь, что политические свободы предоставляются «в целях укрепления социалистического строя».

Брежнев на уже упоминавшемся Пленуме объяснял: «Всеми...процессами в жизни страны руководила и руководит Коммунистическая партия — направляющая, организующая и мобилизующая сила нашего общества со времен Октября и до наших дней. Ещё более сложными и многообразными стали теперь задачи, которые приходится ей решать. Ещё более ответственной стала её роль, возросли масштабы её направляющего воздействия на всю внутреннюю жизнь страны и её внешнюю политику». А ведь Ленин говорил в своё время: «Для нас важно привлечение к управлению государством поголовно всех трудящихся. Это — гигантски трудная задача. Но социализма не может ввести меньшинство — партия. Его могут ввести десятки миллионов, когда они научатся это делать сами» (VII экстренный съезд РКП(б)). Задачи, по словам Брежнева, стали «ещё более сложными и многообразными». То есть, захват и удержание власти, индустриализация и коллективизация, подавление сопротивления эксплуататорских классов, организация тяжелейшей победы в Великой Отечественной войне — это всё были задачи по-проще, не требовавшие отражения в Конституции роли КПСС. Слова Брежнева показывают недоверие ЦК к советам как органом власти народа. Брежнев говорил на Пленуме, что в проекте Конституции «чётко отражено действительное место нашей партии в советском обществе и государстве. В отличие от Конституции 1936 года об этом сказано более широко, в специальной статье». Таким образом, без всяких околичностей заявлено, КПСС забрала реальную власть в стране. Получается, что сам по себе народ без руководства КПСС не сможет решать возникающие перед страной проблемы. Поэтому и выборы в Советы и превратились в профанацию, с одним, одобренным райкомом или обкомом кандидатом.

Некоторые слова Брежнева просто удивляют: «Прежде всего получают дальнейшее развитие демократические принципы формирования и деятельности Советов. Предусмотрено усиление их роли в решении важнейших вопросов жизни общества». Как можно было говорить об усилении роли Советов, если с самой революции они должны были являться высшим органом власти, это, кстати, стояло и в Конституции: «Вся власть в СССР принадлежит народу. Народ осуществляет государственную власть через Советы народных депутатов, составляющие политическую основу СССР». Роль Советов нельзя усилить, она и так должна быть максимальной.

Последствия принятия Конституции в том варианте, что был в 1977 году были достаточно тяжёлыми. Народ понял, что никакого обсуждения вариантов развития страны не допускается: что решит ЦК, то и будет. Кроме того, стало окончательно ясно, что голосование, выборы и сами Советы — это пустая суета и затеи ветреные, поскольку реальная власть формируется в другом месте.

Конституция 1977 года зафиксировала, что Советский Союз — государство идеологическое. Это следовало, в том числе, из положения о руководящей роли КПСС и из явного указания на ограничения свободы противников социалистических идей. Идеологическое государство характеризуется исключительно ориентацией только на будущее, и с определённым пренебрежением относится к настоящему. Идеология занимается не тем, что есть, а тем, что будет. Идеология, и ленинизм в том числе, относится к тому, что в действительности происходит, как к совершенно детально предсказанному и предвиденному с абсолютной точностью. И исходя из этого идеология не интересуется реальным опытом, который ничего не может сообщить ей нового. Поэтому партийные лидеры продолжали говорить о построении коммунизма, хотя производительность труда уже почти двадцать лет, как неуклонно снижалась, и жизненный уровень в Советском Союзе всё больше отставал от уровня западных стран. Народ видел, что партийная верхушка твердит о какой-то жизни, которой нет в действительности.

Выступая на 26 съезде КПСС в 1981 году, за 10 лет до распада страны, Брежнев рассказывал о выполнении планов: «Ленинская генеральная линия партии уверенно проводится в жизнь; задачи, выдвинутые на предыдущем съезде, в целом успешно решены». Он поставил и задачи на следующую пятилетку. В таблице для примера приведены цифры производства мяса и зерна из доклада Брежнева, и то, что получилось в действительности. Видно, что план не был выполнен.


Производство продуктов питания в 1985 году.
Продукция По планам 26 съезда КПСС В действительности
Мясо, млн тонн 18,2 17,1
Зерно, млн тонн 238 192

Такое же наблюдалось и по другим видам продукции, а это означало, что правительство теряло возможность реально управлять страной и строить реальные планы. Признаться в этом было нельзя, поскольку уже было декларировано, что в стране построен социализм, а только он, а не капитализм, может обеспечить высокоэффективное плановое управление.

Становилось очевидным, что официальная идеология сильно отличается от реальной жизни, и от того, что в действительности думает советский народ. Доверие к Политбюро ЦК КПСС стало довольно сильно и неуклонно падать. Когда в конце 80-х годов начался затяжной кризис, которому не видно было конца, всю вину на него народ взвалил на КПСС, которая согласно шестой статье Конституции, управляла государством. Под нажимом трудящихся коммунистическую партию стали отстранять от рычагов управления государством. КПСС потеряла реальную власть, а ведь партия была единственной политической силой, скреплявшей разные республики в единое государство. Этот политический склеивающий материал рассохся. Государство стало разваливать множество людей, но главным образом это была партийная элита союзных республик. Единая страна могла и сохраниться, но — не получилось.

Естественно, возникает вопрос: отвечает ли Генеральный секретарь ЦК КПСС Горбачёв и Политбюро ЦК КПСС за крушение социализма и распад страны? Ответ известен: «Политический руководитель отвечает не только за то, как он руководит, но и за то, что делают руководимые им. Этого он иногда не знает, этого он часто не хочет, но ответственность ложится на него» (Ленин, «Ещё раз о профсоюзах, о текущем моменте и об ошибках тт. Троцкого и Бухарина», 1921 г.).

 

Кто же виноват в распаде Советского Союза?

 

В России сложилась привычка постоянно искать ответ на два вопроса: кто виноват и что делать. Первый имеет истоки от романа Герцена «Кто виноват?», второй — от романа Чернышевского «Что делать?». Оба вопроса, как и оба романа, имеют глубокий смысл. Чернышевский, правда, не задаёт вопрос, а наоборот даёт ответ и рассказывает, что делать. А вот у Герцена «кто виноват» — это действительно вопрос, но в романе дан и неожиданный ответ. Напомним сюжет его романа в анализе Николая Николаевича Страхова («Борьба с Западом в нашей литературе»).

История эта достаточно проста. Благородный и умный молодой человек встречает на своём жизненном пути молодую девушку, точно также умную и чистую. Они влюбляются друг в друга, преодолевают некоторые препятствия, мешавшие их браку, и женятся. Наступает семейное счастье, ясное и простое, которое тянется целые годы; у молодых супругов рождается сын, следовательно есть и то звено, которое необходимо для полноты супружества, без которого оно теряет свой главный смысл. Вдруг на эту семью обрушивается несчастье. Случайно в тот город, где она живет, приезжает некто Бельтов, молодой холостяк, блистательный, умный, энергичный. Он знакомится со счастливой семьей, начинает часто бывать в ней; и вот между ним и молодой женщиной с неудержимой силой и быстротой возникает страсть.

Такова завязка романа. На первый взгляд, случай, взятый Герценом, относится к так называемому женскому вопросу, к вопросу о свободе сердечных наших чувств, о стеснении, представляемом неразрывностью брака, о неразумности такого чувства, как ревность и так далее. На эти и подобные темы было написано немало всяких рассуждений и бесчисленное множество повестей и романов. Существует целая литература, весьма любопытная, трактующая о разных затруднениях и случаях, встречающихся в делах любви и брака. Общее решение, к которому приходит эта литература, состоит в том, что все можно уладить, что все беды, претерпеваемые людьми в этом отношении происходят или от дурных законов, или от грубых и непросвещенных чувств и нравов; изменив законы и внушив людям просвещённые и истинно-гуманные взгляды на дело, мы могли бы, по мнению многих писателей, водворить на земле совершенное благополучие, по крайней мере, в любовных и семейных делах. Жена должна свободно следовать влечению страсти, а муж не должен мешать её счастью и не имеет права быть несчастным только от того, что другие счастливы.

Герцен решил иначе. Он вывел на сцену самых добрых, умных, гуманных людей, которые чужды всяких предрассудков и вполне готовы были бы пожертвовать собой для того, чтобы как-нибудь выйти самим и вывести других из рокового столкновения; но выхода нет, и потому эти люди неизбежно должны страдать. Первый начинает страдать муж, который тотчас догадался, что потерял нераздельную нежность жены, потерял то, чем прежде жил и дышал. Затем страдает жена, замечающая мучения мужа и чувствующая, что она ни за что не может покинуть его и ребёнка, что она для них должна отказаться от новой своей любви. Наконец Бельтов, видя, что его страсть приносит только горе другим, уезжает, отрываясь от женщины, которую полюбил так, как уже не полюбит, вероятно, никакую другую. Спокойствие и счастье всех действующих лиц нарушено и едва ли когда-нибудь к ним возвратится. Трагизм этого столкновения взят Герценом во всей чистоте и силе. Если бы брак Круциферских совершился не по любви, а под давлением тех или других обстоятельств, если бы муж был дурен, стар, болен, или опостылел бы своей жене с нравственной стороны, тогда любовь жены к другому мужчине имела бы некоторое оправдание. Если бы Бельтов или Круциферская были люди легкомысленные и порочные, которые только слишком поздно одумались и спохватились, — тогда беда, в которую они себя втянули, была бы некоторого рода наказанием за легкомыслие. Но ничего подобного здесь нет. Супруги искренно, нежно любят друг друга. Страсть Круциферской и Бельтова возникает из самых чистых отношений, из беспорочного душевного сочувствия. Все наказаны и никто не виноват.

Таков, действительно, смысл этого романа. Попробуйте ответить на вопрос, которым он озаглавлен: кто виноват? — и вы увидите, что нельзя найти никакого определённого ответа, нельзя приписать вину ни кому-нибудь из действующих лиц, ни той среде, тем нравам и законам, среди которых они живут. Счастье нарушено не тем, что герои рассказа связаны в своих действиях государственными или религиозными постановлениями, и не тем, что они подвергаются преследованию и угнетению со стороны грубого и невежественного общества. Нет — беда заключается единственно во взаимных отношениях, в которых стоят лица романа и в которые они пришли без всякой своей вины, без всякого дурного поползновения. Вот истинная мысль романа.

Страхов делает вывод из анализа романа: «Герцен здесь высказал идею, выходящую за рамки обычного любовного треугольника. Он ясно показал, что в нашей обыденной жизни вполне может случиться ситуация, когда мы можем стать несчастными не совершив никаких дурных поступков».

Распад Советского Союза причинил множество неприятностей множеству людей. Кто был виноват в этом распаде? Так же, как и в романе Герцена — никто не не виноват. Разве виноват Горбачёв, которого многие в порыве эмоций обвиняют? Так ведь он хотел исправить положение, в котором оказалась страна. Мало того, он не навязывал своих взглядов, а обратился и к партии и к народу, чтобы вместе искать выход. Но они же ничего разумного не смогли предложить. Виноваты ли Ельцин, Шушкевич и Кравчук, которые в 1991 году в Беловежской Пуще денонсировали Союзный договор 1921 года и великая держава перестала существовать? Так ведь и у них были благие намерения: заключить новый союзный договор, учесть прежние ошибки, устранить накопившиеся проблемы и развивать страну дальше.

Если кто-то утверждает, что к распаду страны привели ошибки тогдашнего руководства, то он не совсем прав. Чтобы это показать, обратимся к восточной мудрости.

Одной из главных идей буддизма является причинно-следственная связь, которая выражается в формуле: это является причиной того, а то является следствием этого. Каждое явление является условием для возникновения другого явления, поэтому термин «обусловленность» часто встречается в буддистских текстах. Поиск причины и следствия является важным методом анализа того, как устроен существующий мир. Пример такого анализа приведён в Ратхавинита-сутте, где рассказывается о беседе двух учеников Будды. Они обсуждали пути достижения нирваны и один из них, Сарипутта, сказал другому:

— В отношении этого, друг, я приведу тебе пример, поскольку мудрые понимают значения утверждения посредством примера. Представь, как если бы царь Пасенади из Косалы, живущий в Саваттхи (близ этого города и происходила беседа), имел некое срочное дело, которое нужно разрешить в Сакете. Между Саваттхи и Сакетой для него бы держали готовыми семь перекладных колесниц. Тогда царь Пасенади из Косалы, покинув Саваттхи через двери внутренних покоев дворца, взобрался бы на первую перекладную колесницу и посредством первой перекладной колесницы он прибыл бы ко второй перекладной колеснице. Тогда бы он спешился с первой колесницы и взобрался на вторую колесницу. Посредством второй колесницы он прибыл бы к третьей колеснице...посредством третьей...четвёртой...пятой...посредством шестой колесницы он прибыл бы к седьмой колеснице. Посредством седьмой колесницы он прибыл бы к дверям внутренних покоев дворца в Сакете. И затем, когда он бы подошёл к дверям внутренних покоев дворца, его друзья и знакомые, его родственники и родня спросила бы его: «Ваше величество, вы прибыли из Саваттхи к дверям внутренних покоев дворца в Сакете посредством этой колесницы?» В таком случае как бы следовало ответить царю Пасенади из Косалы, чтобы ответить правильно?

— Чтобы ответить правильно, друг, ему следовало бы ответить так: «Когда я проживал в Саваттхи, у меня было некое срочное дело...Тогда, покинув Саваттхи через двери внутренних покоев дворца, я взобрался на первую перекладную колесницу...Посредством седьмой колесницы я прибыл к дверям внутренних покоев дворца в Сакете». Чтобы ответить правильно, друг, вот как ему следовало ответить.

В нашем случае действия руководства Советского Союза в годы перестройки — это как та седьмая колесница. Но состояние страны в то время определялась её состоянием в предыдущие периоды, когда Коммунистической партией руководили Брежнев, Хрущёв, Сталин, Ленин. А их взгляды и поступки определялись, в свою очередь, состоянием страны в 1917 году. А на это состояние повлияла Первая мировая страны, создание большевистской партии, а также настроение рабочих и интеллигенции, которое во многом являлось следствием реформ, проведённых в XIX веке. И если мы начнём раскручивать всю цепочку, что явилось следствием чего, то дойдём и до призвания новгородцами варягов для выполнения управленческих функций. А ведь и для этого были причины, связанные с особенностями расселения славянских племён по территории нынешних России, Украины и Белоруссии и их взаимоотношений с жившими здесь финскими племенами. Но этого мы толком не знаем, поскольку в летописях об этом практически ничего не говорится. Другими словами, не позвали бы варягов, не распался бы Советский Союз.

Если бы хоть одно звено в бесконечной цепи событий оказалось бы иным, то история России пошла бы другим путём, и не было бы не только распада Советского Союза, но и самой такой страны. Но раз государство распалось, то это было неизбежным, и никто в этом не виноват — так сложились обстоятельства. Рассуждения, что Ленин, Сталин, Горбачёв или кто-то другой может единолично решать судьбы многих людей — это иллюзия. Никто даже собственной судьбой не распоряжается. Разве мы сами решали, в какое время и в каком городе мы родимся, кто будет нашими родителями, где мы будем учиться и работать, кто станет нашим мужем или женой? Даже утром не не знаем, что с нами произойдёт в течение дня, поскольку мы не можем уверенно предугадать не только поведение окружающих людей, но даже своё собственное. Что мы будем делать и что мы будем думать в ближайшее время даже нам самим точно не известно.

Цепь событий истории России не имеет конца, во всяком случае никто не сможет его показать, поэтому мы можем только оглядываться назад, пытаясь понять, в чём смысл нашего существования и предполагать, что ждёт нас в будущем. Другими словами, разгадывать великую загадку, имя которой — Россия.

 

В 1992 году на экраны вышел фильм режиссёра Станислава Сергеевича Говорухина (1936-2018) «Россия, которую мы потеряли». В фильме рассказывается о дореволюционной России, показывается, сколь много хорошего в ней было, как славно и спокойно жили люди. Это была идеализированная картинка. Контрастом для неё стали хаос и разруха первых лет Советской власти. В то время, когда вышел фильм, недовольство тем, как Коммунистическая партия руководила страной, перешло в неприязнь к социализму и, следовательно, к Октябрьской революции, которая этот социализм принесла. Вот и возникло изображение чудной царской России, которую разрушили большевики.

Сейчас столь же популярным и вызывающим сочувствие стал бы фильм «Советский Союз, который мы потеряли». Ведь много же было славных достижений советской жизни, которые исчезли при переходе к нынешнему капитализму.

А если заглянуть в глубину истории, так там найдём «Русь, которую мы потеряли». Ведь это было богатое и сильное государство с народной демократией как политической системой. Княжеские дружины успешно и без большого напряжения отбивались от внешних врагов, хлеба было вдоволь, торговля и ремёсла процветали, строились замечательные храмы, князья писали законы, культура развивалась. На рубеже XII-XIII веков Русь была самой крупной из европейских стран. Летописец того времени, живший в Ростово-Суздальской земле, в жизнеописании князя Александра Невского так писал об отечестве: «О светло светлая и украсно украшена земля русская, и многими удивлена еси: озёрами многими удивлена еси, реками и клядязьми месточестными, горами крутыми, холмами высокими, дубравами чистыми, полями дивными, зверями различными, птицами бесчисленными, городами великими, сёлами дивными, виноградом обильным, домами церковными и княжескими грозными, боярами честными, вельможами многими; всего еси исполнена земля русская...». Но ведь исчезла эта сказочная страна. Торговый путь с Днепра ушёл на запад, князья постоянно враждовали и разоряли города, да и сами княжества всё более обособлялись. Когда пришли монголы, сопротивляться им не было возможности. Южная часть Руси была разорена нашествием и обезлюдела. В конце-концов Юго-Восточная Русь отошла полякам, Северо-Западная — литовцам. Только в Северо-Восточной, или Владимирской, Руси у власти остались свои, русские князья. Жили здесь небогато. Земли были не такие плодородные, как на юге, к тому же приходилось выплачивать большую дань Золотой Орде. По сравнению с прежним великолепием такое существование представлялось убогим. Потеряли мы старую Русь.

Но постепенно жизнь налаживалась. Перешли к самодержавию, княжества объединились в царство, от всех внешних врагов отбились и стали независимым государством. Территория заметно расширилась на северо-восток, восток и юго-восток. Жили не то, чтобы очень хорошо, но спокойно, потихоньку богатели, народ верил в Бога, престиж страны возрастал. Так мы и это государство разрушили. Пётр I устроил настоящую революцию, сломал государственный устройство, подверг неслыханным репрессиям бояр и воевод, ликвидировал патриаршество, ввёл чуждые народу заморские обычаи. До самого XIX века многие люди с грустью писали о «Московском царстве, которое мы потеряли».

Сколько раз мы уже Россию теряли? А может и ни разу? Жизнь страны постоянно меняется независимо от воли отдельного человека. При этом постоянно уходит какая-то часть старого, привычного, любимого уклада. Так было всегда, так будет и дальше. А началось всё с «Эдема, который мы потеряли», вот уж где была райская жизнь.


ARKADII_RYLOV_V-golubom-prostore.
В голубом просторе. Худоник Аркадий Рылов. 1918 г.
Государственная Третьяковская галерея
Для увеличения изображения наведите курсор на рисунок



Закончим популярным анекдотом. Руководители 20-ти ведущих стран съехались на очередной саммит. Вечером собрались попить кофе. Меркель (канцлер Германии) мечтательно произносит: «Мне сегодня приснилось, что меня выбрали президентом Европы». Тщеславный Трамп (президент США) ей в ответ: «А мне приснилось, что меня выбрали президентом всего мира!». Путин допил кофе, поставил чашку и спокойно говорит: «А мне приснилось, что я вас не утвердил».



На главную страницу